Проклятие Ночной Ведьмы

Посвящается Джону-Карлосу и Луне.

И моей бабушке, которая рассказала мне историю девочки со звездой на лбу.





1

Желание




Тор Луна часто разглядывал линию жизни своей маленькой сестрёнки. Он провёл пальцем по маленьким ручкам Розы.

Роза заёрзала от щекотки и засмеялась.

– Посмотри на все эти вершины, – сказал он, постучав пальцем по линиям всех цветов радуги, змеившимся по её ладоням.

– Больше чем в Разбойничьей гряде, – с довольной улыбкой ответила Роза.

Тор знал, что она никогда не видела Разбойничьей гряды своими глазами – да и он сам тоже. Но, по слухам, по сравнению с этой знаменитой грядой те горы, что стеной окружали их деревню, – просто маленькие холмики.

Довольный, он накрыл ладошку Розы своей ладонью. Такое, конечно, случалось редко, но линии жизни иногда менялись буквально за одну ночь, так что Тор всегда проверял – на всякий случай. Этот ритуал успокаивал его. Разглядывая судьбу Розы, отпечатанную на обеих ладонях, он словно видел, как разворачивается её будущее: трудности (провалы), испытания (петли) и, конечно же, достижения (вершины). Её линия жизни была длиннее среднего и спускалась почти до самого правого запястья. Тор очень этому радовался.

Но больше всего радовалось его мама. Восемь лет назад, в день, когда родилась Роза, касика[1] Луна, рассмотрев ручки новорождённой, с облегчением вздохнула. А потом, окружённая жителями деревни, под глухой бой барабанов касика внимательно рассмотрела каждый дюйм кожи своей дочери в поисках эмблемы. Толпа двигалась подобно волне – покачивалась взад-вперёд в нетерпеливом ожидании, а громкий шёпот напоминал треск огня. Касике не пришлось искать долго.

– Вот! – воскликнул Тор, показывая на шею маленькой сестрёнки.

На левой стороне шеи, прямо посередине между нижней челюстью и ключицей, обнаружилось маленькое красное сердечко. Мама Тора улыбнулась, а толпа одобрительно загудела.

– Певица, – произнесла она, мягко надавив пальцем на кожу младенца.

То был отличный дар. Не слишком редкий, но эмблема всё равно была хороша. Кто-то вообще при рождении не получал ничего, поспешила напомнить касика своим детям. Их называли пустышками.

– Больше чем в Разбойничьей гряде, – повторил Тор с лёгкой улыбкой, потом посмотрел на свои руки. Как и у Розы, его линия жизни не менялась ни разу.

Хотя иногда ему очень этого хотелось.

Разноцветные линии на его ладонях были совершенно прямыми – и скучными. Ни высоких вершин, ни даже провалов.

– Хорошая, уютная жизнь, – говорила ему мама, и её глаза улыбались, словно это было очень хорошо.

Тор всегда возражал, говорил, что это плохо. Ровная линия жизни говорила, что впереди не будет ни боли, ни затруднений. Но, с другой стороны, ждать тоже было нечего. Никаких приключений.

Что такое жизнь без хотя бы небольшой опасности?

Впрочем, одна необычная вещь на линии жизни Тора всё-таки была. Маленький узелок на левой руке, где все линии соединялись в маленькой-маленькой точке. Настолько маленькой, настолько незаметной, что старуха-гадальщица, прищурившись сквозь толстые стёкла очков на носу с горбинками, пожала плечами.

– Не вижу никакого узла, – объявила она.

Но Тор его видел. И надеялся, что он что-то значит.

На небе появилась алая полоска, и Роза широко раскрыла карие глаза.

– Я опаздываю! – воскликнула она и выбежала из дома, построенного, как и все остальные, прямо внутри большого дерева.

Тор вздохнул. Роза всегда опаздывала, и это почему-то всегда застигало её врасплох.

Через несколько мгновений под рассветным небом послышалась идеальная мелодия. Хор голосов, которые никогда не дрожали и не надламывались, затянул утреннюю песню. Снаружи послышались шорохи – деревня просыпалась, сбрасывая с себя покровы снов – приятных, а может быть, и кошмарных.

Песня продолжилась, а затем без всякого перерыва перешла в другую простую мелодию, которую исполняли лишь раз в двенадцать месяцев, в канун Нового года. То был самый важный праздник на всём острове.

В Новый год можно было загадать желание – и эмблемитяне записывали эти желания на листьях. В ночь тридцать первого декабря все эти желания бросали в яркий костёр.

Желание – это священная вещь. Оно должно быть рождено истинным вожделением сердца. Его нужно составлять по строгим правилам: никакой мести или насилия. А ещё оно связано с определённым риском. Если составить плохое желание, оно может превратиться в проклятие.


И как и во всех делах, с желаниями требовалась удача. Из множества загаданных под Новый год желаний исполнялись лишь очень немногие, а у тех жителей острова, которым удача улыбнулась, появлялась на коже золотая звезда в напоминание о даре.

Тор записал своё желание несколько месяцев назад и постоянно носил уже порядком истрепавшийся лист в кармане… в ожидании. Услышав, как наконец зазвучала песня Нового года, он улыбнулся и погладил желание пальцами.

«Настал тот день, настал тот день, настал тот день», – напевал он про себя, пока все слова не слились в одно.

– С наступающим, – послышался из-за спины мамин голос.

Тор подпрыгнул от неожиданности и поспешно вытащил руку из кармана.

Он кивнул в ответ, потом прошёл на кухню, бормоча, что надо найти чай с канелой[2]. Тут вошёл папа, держа в руках поднос с четырьмя глиняными кружками традиционного новогоднего напитка. Конечно же, он уже его приготовил. Кулинария была его талантом, что подтверждал кухонный нож, изображённый на указательном пальце.

– С наступающим Новым годом, – сказал папа и поцеловал Тора в затылок.

Тор улыбнулся, но лишь одним краешком рта. Отец на несколько секунд задержал на нём взгляд. Он что, увидел, что Тор вспотел от волнения? Или у него желание из кармана торчит?

Затем папа тоже улыбнулся. В этот самый момент в дом ворвалась Роза; её тёмные волосы развевались от быстрого бега. Она напевала мелодию, сладкую, как изумрудный пудинг, нежную, словно тихий перезвон колокольчиков. Родители Тора окинули друг друга любящими взглядами, которые его отчасти бесили, а отчасти очень радовали.

– Пойду в школу, – пробормотал он, схватил коробочку с обедом и направился к кухонной двери.

Мама стремительно, словно ястреб, повернула голову.

– Так рано?

Почему мама хоть разочек не может забыть о своей должности? Хоть чуть меньше о нём заботиться? Он бы вовсе не возражал, если бы мама общалась с ним меньше; его друг Энгль жил вполне нормально, несмотря на то что его родители не крутились вокруг него постоянно. Тор сглотнул и постарался не смотреть на ноги – это уж точно бы его выдало.

– Перед уроками запланировано собрание класса лидеров.

Он замер, ожидая, что мама подозрительно изогнёт брови. Но этого не произошло. Она улыбнулась, и в её взгляде читалось что-то куда более опасное: надежда. Тор почувствовал резкий укол совести.

Мамина улыбка исчезла так же быстро, как и появилась.

– Тогда иди, – спокойно сказала она, словно опасалась, что если слишком обрадуется, то Тор вдруг поймёт, что на самом деле не хочет быть ни в каком классе лидеров.

Он медленно вышел из комнаты, потом выбежал из дома, аккуратно закрыв за собой тяжёлую входную дверь. На лбу выступили капельки нервного пота; с веток, которые нависали над домом, словно раскрытые объятия, упали несколько пурпурных листьев. Это сильный цвет, знак касики. Тор сглотнул. Ему совсем не нравился ни цвет, ни то, что он символизирует. К сожалению, на его коже был знак точно такого же цвета. Два пурпурных кольца вокруг левого запястья.

Тор посмотрел на свою эмблему лидера и задумался, простит ли его мама за то, что он собирается сделать.





Зачарованное ожерелье




Однажды, когда с неба упала звезда, девочка по имени Эстрель[3] получила в подарок от бабушки ожерелье. Оно было похоже на мыльный пузырь, внутри которого лежали маленькие обереги, сделанные из блестящих драгоценных камней.

В тот же день бабушка посадила её в лодку и вытолкнула в море. Война добралась до их дома, и единственным способом сохранить себе жизнь был побег. Эстрель кричала и упрашивала бабушку, чтобы она уплыла с ней, но та не могла.

И Эстрель поплыла через океан. Были у неё лишь ожерелье, фляга с водой и одна-единственная сумка с запасом еды на десять дней и десять ночей.

Она спала, свернувшись в маленькой лодочке, когда та наконец наткнулась на берег.

Эта земля совсем не напоминала ту, где она жила. Вода в море была лишь совсем чуть-чуть синей. А песок на берегу – совсем серым.

Эстрель, крепко сжимая в руке ожерелье, сделала первые шаги на своей новой родине.

Остальной остров был таким же неказистым. На деревьях дрожали бледные листья, которые легко облетали на ветру, а земля была слишком сухой, словно зола из их семейного очага. Растения были маленькими и скрученными, если вообще вырастали. Фрукты гнили раньше, чем успевали созреть.

Она боролась за жизнь в этой бездушной пустыне, полной бесцветных зверей и зубастых, страшных чудовищ. Каждый день был тяжелее предыдущего, а земля была совершенно бесплодной, словно на неё налетела буря и забрала себе всё хорошее, что в ней было.

Сколько-то времени Эстрель бродила по острову, словно привидение, живущее в развалинах; она не говорила ни слова и пыталась забыть обо всём, что было раньше, понимая, что такому счастью не место среди серости. Но однажды ночью она посмотрела в небо и наконец заплакала от тоски по прежней жизни… а ещё она спросила у неба, выжила ли бабушка. А если нет – следит ли бабушка за нею сверху?

Слеза прокатилась по её ожерелью; стекло треснуло, и ей на руку выпал радужный оберег.

Она изумлённо смотрела, как оберег погрузился в её кожу, оставшись там навсегда. Когда Эстрель коснулась пальцем земли, из неё тут же выросло яркое зелёное растение. Когда окунула руку в океан, по волнам разошлась синева, и вскоре всё море стало ярко-лазурным. Всё, чего она касалась – от фруктов до деревьев, от животных до чудовищ, – приобретало яркие цвета… и в конце концов девочка раскрасила весь остров так, как ей нравилось.

Когда через несколько месяцев она нашла на дальней стороне острова других обитателей, Эстрель подарила каждому из них по волшебному оберегу, хорошо понимая, что сразу все она надеть на себя не сможет.

Рыбу – тому, кто узнал, что может дышать под водой.

Луну – девушке, которая обнаружила, что умеет управлять морем.