Проклятие неудачного четверга
Часть 14 из 45 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Эльф, – закончил я. – Да, он рассказал. Кстати, он уверяет, что эльфы не имеют никакого отношения к нападению.
– Нельзя верить ничему, что он говорит, Грег, – резко сказал Финрик. – Лучше было бы, если с этой минуты ты бы прекратил общение с ним.
– Я не могу этого сделать, – сказал я. – Он – мой единственный друг.
– Ты должен, – отрезал Финрик. – Не волнуйся, у тебя появятся новые друзья. Я вообще не понимаю, как твой отец допустил это. Я всегда был против твоей дружбы с Эдвином. Это было бессмысленно… и даже опасно. Но твой отец бывает таким упрямым.
– Вы просто не знаете ничего про Эдвина. Это единственный ребёнок, который хорошо относился ко мне в ПУКе. И что мне теперь делать?
Финрик нахмурился, и его лицо стало почти безобразным.
– С этим проблем не будет, – сказал он. – Потому что ты больше не вернёшься в эту школу.
– Но до выпускного осталось всего три месяца!
– Боюсь, что это уже не важно, – сказал Финрик сочувственным голосом. – Просто это очень опасно.
– Опасно? Финрик, это школа.
– Непростая школа, – объяснил он. – Подготовительный университетский колледж имени Айзексона – это эльфийская школа. Скажем так, не все ученики там эльфы, некоторые просто богатые люди. Но у эльфов всегда было достаточно денег и власти, чтобы считать, что их дети ходят в лучшие школы и находятся в выигрышной позиции с самого начала жизни. Твой отец говорил, что ты первый гном, который умудрился набрать достаточно баллов на входном тесте, чтобы попасть туда. Он видел в этом возможность – возможность с помощью тебя перекинуть мост между эльфами и гномами. Отправляя тебя туда, он хотел показать, что древняя война – это пережитки и что эльфы, гномы и люди могут существовать рядом. Отчасти поэтому он был рад тому, что вы подружились с Эдвином.
Мне стоило обидеться на отца за то, что он отправил меня в школу, где я точно окажусь лишним. За то, что использовал меня для социальных экспериментов и политической пропаганды. Держал от меня всё в секрете, не давал мне подружиться с другими гномами, такими как Ари, Иган и Лейк. Но, с другой стороны, если бы не ПУК, я бы не встретил своего лучшего друга. Поэтому не стоило выходить из себя, тем более в нынешней ситуации.
– Ну что ж, я рад, что отец отправил меня туда, – сказал я. – Именно поэтому я смог подружиться с наследником эльфийского престола, который…
– Что ты только что сказал? – зашипел Финрик, его тёмные глаза вспыхнули ярче, чем когда-либо прежде. – Эдвин – наследник престола?
– А ты не знал? – тихо спросил я.
– Мы очень долго не могли догадаться, кто же является эльфийским лордом, – признал Финрик. – Было много догадок и сплетен. Эта, как и прочие, может оказаться выдумкой, но, безусловно, надо тщательно всё проверить.
– Конечно, – сказал я. – Но я хотел сказать, что наша дружба даёт нам больше шансов найти моего отца.
– Будь добр, поясни, – попросил Финрик.
– Эдвин может уговорить эльфов выяснить, что именно произошло в магазине, – ответил я. – Он хочет помочь.
Я ожидал, что Финрик обрадуется этой новости. Сам не знаю почему, учитывая, что я понял о природе гномов (и что я уже знал о натуре Финрика/мистера Ольсена, который был ещё сварливее и циничнее отца). И Финрик действительно нахмурился.
– Сомневаюсь, что Совет разделит твою веру в твоего друга, – сказал он.
– Стоит попытаться, – настаивал я. – Это лучше, чем просто отмахнуться от предложения.
– Возможно, – сказал Финрик. – Я поговорю с Данмором утром. Если его это заинтересует, то он вынесет предложение на Совет и, может, даже на предстоящий Всемирный съезд. Хотелось бы верить, что ты прав… ради твоего отца.
Поезд наконец с грохотом влетел на остановку «Эддисон».
Финрик поднялся, и мы вышли. Мы прошли пару минут и свернули на одну из аллейных улиц Чикаго: улицу, которая была похожа на любую другую аллею (мусорные баки и крысы), но у неё, как и у настоящей улицы, было своё название и ряд домов вдоль.
Мы остановились перед домиком, который оказался магазином. Он спрятался в глубине двора, как будто старался скрыться с глаз. Под острой крышей, над самой дверью висела табличка с названием, написанным от руки.
Света уличного фонаря едва хватало, чтобы прочесть:
«Кроненбургские потрошки и починка дисковых телефонов».
– Что это? – спросил я.
– Главный вход в Подземку, – ответил Финрик, подводя меня ко входу в магазин. – Ты же не думаешь всерьёз, что гномы входят и выходят только через грязные задворки? Это был просто один из наших запасных входов.
Он выудил из кармана огромный ключ.
– Что такое потрошки? – спросил я.
– Люди так называют внутренние органы животных и… другие непотребные части мяса. Они чаще всего не отваживаются их есть, хотя я и не понимаю почему. Они ничем не отличаются от тех сухожилий, которые они покупают по баснословным ценам. Всё, что есть на земле, состоит из единых элементов.
– То есть это магазинчик вкусняшек из органов и одновременно мастерская по ремонту телефонов? – спросил я недоверчиво. – Кстати, что такое дисковые телефоны?
– Грег, это не важно, – нетерпеливо отмахнулся Финрик, открывая входную дверь. – Главное, чтобы не-гномы сюда не совались.
В магазине пахло одновременно плесневелым пластиком и варёным хот-догом. Внутри было тесно, у одной стены стояла витрина с деликатесами за изогнутым стеклом, а у другой стены виднелся столик, заваленный старыми телефонами, витыми шнурами и дисками.
Мы обошли витрину и прошли на кухню. Маленький огонёк системы безопасности над задней дверью заливал всё вокруг мягким жёлтым светом. Финрик остановился у огромного, в человеческий рост, холодильника.
– Открывай, – сказал он, лукаво улыбаясь.
Я схватился за металлическую ручку и потянул. Замок щёлкнул, и дверь распахнулась, открывая полки, уставленные мясом в пластиковых упаковках. Это был самый странный набор, который я когда-либо видел: сковородки с липкими глазными яблоками, горка маленьких сердечек, длинные и тощие птичьи языки, различные неузнаваемые органы и целый лоток маленьких мозгов. Конечно же, я любил всё это. Моим самым любимым блюдом было рагу из говяжьих лёгких и печени по воскресеньям. У моего отца получалось отменное рагу.
Но я всё ещё не понимал, что мы забыли в этом холодильнике.
– Теперь закрой дверь, – сказал Финрик.
Я подчинился, окончательно запутавшись.
– Открой снова, – приказал он. – Но в этот раз надави на ручку, а потом потяни вправо.
Я сделал, как он сказал, и, когда надавил на ручку, она опустилась на несколько сантиметров вниз. Затем я повернул её, и механизм внутри повернулся на потаённых петлях и отошёл в сторону. Я снова потянул за ручку, и дверца, щёлкнув, открылась. Потрошков как и не бывало. Вместо этого мы увидели крошечный, хлипкий деревянный лифт.
Финрик вошёл внутрь и махнул, чтобы я заходил следом.
– Как так? – спросил я.
– Ещё одно доказательство гениальности гномов, – сказал Финрик с довольной улыбкой.
Лифт медленно опускался. Наконец он остановился, и старые деревянные двери со скрипом и лязгом распахнулись. Подземелье все ещё освещалось тусклым светом настенных фонарей, но в остальном было пустынно. Время приближалось к трём часам ночи.
– Не переживай, – сказал он минимум после третьего поворота. – У гномов врождённое чувство пространства. Ты запомнишь расположение гораздо быстрее, чем тебе кажется.
– Сколько гномов живёт здесь? – спросил я.
– Чуть больше пяти тысяч, – ответил он. – Но в Чикаго их гораздо больше. Остальные живут наверху, как ты и твой отец.
Я был в шоке.
Тут, прямо под Чикаго, одним из крупнейших городов страны, живёт целое сообщество гномов.
Наконец мы остановились перед деревянной дверью, ничем не отличавшейся от сотни других, которые мы прошли. Но вместо того чтобы спросить Финрика, как я потом отличу дверь в своё новое жилище, я предпочёл поверить его словам о врождённом чувстве пространства. Если задуматься, то я действительно ни разу не потерялся в городе. Напоминаю, Чикаго. И у меня не было смартфона, гугл-карт и навигатора.
Финрик открыл дверь и щёлкнул выключателем. Комната оказалась совсем крошечной. Там стояли две одинаковые кровати, маленький столик с двумя стульями и небольшая кухонька в углу. Маленькая дверь за невысоким холодильником вела в тесную ванную.
– Добро пожаловать домой, – сказал Финрик сухо. – Будем соседями… первое время. По крайней мере, до тех пор, пока ты не пообвыкнешься здесь.
Я кивнул, бросив сумку на одну из кроватей.
Тут не так уж плохо.
– И последнее, – сказал Финрик мягко, держа в руках несколько листов пергамента. – Твой отец… короче, если что-нибудь случится с ним, он хотел, чтобы я отдал тебе это.
Трясущимися руками я схватил пергамент и сразу же узнал торопливый неровный почерк. Я провёл всю свою жизнь в магазине, где каждый предмет был тщательно помечен тем же небрежным, но всегда разборчивым почерком. Я несколько раз глубоко вздохнул, борясь со слезами (Бельмонты/Пузельбумы никогда не плачут. Вообще. Отец бы не одобрил этого). И начал читать.
«Моему сыну Грегу, в случае, если я умру раньше, чем успею ему рассказать о мире и о том, каков он есть.
Ты многого не знаешь об истинной истории Земли. Я предпочёл не рассказывать тебе ради твоего же блага. В случае, если моя теория окажется ошибочной, я хочу, чтобы ты прожил беззаботную жизнь в современном мире, счастливо, не зная о твоём запутанном истинном наследии. Я прошу у тебя прощения за все эти годы недомолвок – я не хотел причинять тебе боль.
Всё это было ради тебя.
Я тебе честно скажу, что даже я не до конца понимаю нашу историю. Наше истинное прошлое, то, что отличает нас от всех, было забыто на тысячи и тысячи лет. Но каждый день мы открываем что-то новое, и я боюсь, что погибну раньше, чем расскажу тебе всё, что успел узнать.
Знаю, о чём ты сейчас подумал: ты так всегда говоришь, пап. Что ты умрёшь слишком рано. Это верно. Я столько раз безуспешно предрекал собственный ранний уход, что и не сосчитаешь – даже в прошлый курортный сезон, когда я был уверен, что погибну, пытаясь провести свет на балконе нашей квартиры (почему мне взбрело в голову делать это в четверг – до сих пор загадка даже для меня).
Но сейчас всё по-другому.
Я посвятил свою жизнь тому, чтобы отыскать нечто очень особенное. Это «Моя доля». Что на самом деле означает, что я должен был отыскать давно потерянную сущность магии, когда-то возвысившую гномов. Многие – большинство – говорили, что это бессмыслица, нелепица и пустая трата времени. Что магия ушла навеки и не вернётся. Что я сумасшедший, если решил, что отыщу её.
Но надеюсь, что это не так. Иначе время, которое я бы мог провести с тобой, было напрасной жертвой. Но если я прав и я смогу отыскать магию Земли отделённой, то это того стоило. Потому что это единственное, что может вернуть былое величие нашей расы. И не только нам: мы вернём миру его прежнюю магическую сущность.
Но самое главное, я верю, что магия способна принести наконец долгожданный мир. Эту магию можно использовать так, как раньше и не предполагали: привести всех живущих существ к единой мистической симбиотической гармонии. Таким образом будет положен конец войне между эльфами и гномами, – да и вообще всем войнам, – раз и навсегда.
Будет трудно, будет опасно, но вместе мы сможем помочь всем существам на земле адаптироваться к новому миру. И если я погибну, то знай, что цель была значительнее меня.
Значительнее всех нас. Я делал это ради тебя и всех остальных. Я делал это, чтобы мир стал лучше. И прости меня за то, что не сказал обо всём раньше.
Люблю тебя, сынок. Я знаю, что мог бы гордиться тобой, и ты будешь поступать верно, даже если я больше не смогу помогать тебе. (Не плачь, прошу. Гномы не плачут)».
Глава 15
– Нельзя верить ничему, что он говорит, Грег, – резко сказал Финрик. – Лучше было бы, если с этой минуты ты бы прекратил общение с ним.
– Я не могу этого сделать, – сказал я. – Он – мой единственный друг.
– Ты должен, – отрезал Финрик. – Не волнуйся, у тебя появятся новые друзья. Я вообще не понимаю, как твой отец допустил это. Я всегда был против твоей дружбы с Эдвином. Это было бессмысленно… и даже опасно. Но твой отец бывает таким упрямым.
– Вы просто не знаете ничего про Эдвина. Это единственный ребёнок, который хорошо относился ко мне в ПУКе. И что мне теперь делать?
Финрик нахмурился, и его лицо стало почти безобразным.
– С этим проблем не будет, – сказал он. – Потому что ты больше не вернёшься в эту школу.
– Но до выпускного осталось всего три месяца!
– Боюсь, что это уже не важно, – сказал Финрик сочувственным голосом. – Просто это очень опасно.
– Опасно? Финрик, это школа.
– Непростая школа, – объяснил он. – Подготовительный университетский колледж имени Айзексона – это эльфийская школа. Скажем так, не все ученики там эльфы, некоторые просто богатые люди. Но у эльфов всегда было достаточно денег и власти, чтобы считать, что их дети ходят в лучшие школы и находятся в выигрышной позиции с самого начала жизни. Твой отец говорил, что ты первый гном, который умудрился набрать достаточно баллов на входном тесте, чтобы попасть туда. Он видел в этом возможность – возможность с помощью тебя перекинуть мост между эльфами и гномами. Отправляя тебя туда, он хотел показать, что древняя война – это пережитки и что эльфы, гномы и люди могут существовать рядом. Отчасти поэтому он был рад тому, что вы подружились с Эдвином.
Мне стоило обидеться на отца за то, что он отправил меня в школу, где я точно окажусь лишним. За то, что использовал меня для социальных экспериментов и политической пропаганды. Держал от меня всё в секрете, не давал мне подружиться с другими гномами, такими как Ари, Иган и Лейк. Но, с другой стороны, если бы не ПУК, я бы не встретил своего лучшего друга. Поэтому не стоило выходить из себя, тем более в нынешней ситуации.
– Ну что ж, я рад, что отец отправил меня туда, – сказал я. – Именно поэтому я смог подружиться с наследником эльфийского престола, который…
– Что ты только что сказал? – зашипел Финрик, его тёмные глаза вспыхнули ярче, чем когда-либо прежде. – Эдвин – наследник престола?
– А ты не знал? – тихо спросил я.
– Мы очень долго не могли догадаться, кто же является эльфийским лордом, – признал Финрик. – Было много догадок и сплетен. Эта, как и прочие, может оказаться выдумкой, но, безусловно, надо тщательно всё проверить.
– Конечно, – сказал я. – Но я хотел сказать, что наша дружба даёт нам больше шансов найти моего отца.
– Будь добр, поясни, – попросил Финрик.
– Эдвин может уговорить эльфов выяснить, что именно произошло в магазине, – ответил я. – Он хочет помочь.
Я ожидал, что Финрик обрадуется этой новости. Сам не знаю почему, учитывая, что я понял о природе гномов (и что я уже знал о натуре Финрика/мистера Ольсена, который был ещё сварливее и циничнее отца). И Финрик действительно нахмурился.
– Сомневаюсь, что Совет разделит твою веру в твоего друга, – сказал он.
– Стоит попытаться, – настаивал я. – Это лучше, чем просто отмахнуться от предложения.
– Возможно, – сказал Финрик. – Я поговорю с Данмором утром. Если его это заинтересует, то он вынесет предложение на Совет и, может, даже на предстоящий Всемирный съезд. Хотелось бы верить, что ты прав… ради твоего отца.
Поезд наконец с грохотом влетел на остановку «Эддисон».
Финрик поднялся, и мы вышли. Мы прошли пару минут и свернули на одну из аллейных улиц Чикаго: улицу, которая была похожа на любую другую аллею (мусорные баки и крысы), но у неё, как и у настоящей улицы, было своё название и ряд домов вдоль.
Мы остановились перед домиком, который оказался магазином. Он спрятался в глубине двора, как будто старался скрыться с глаз. Под острой крышей, над самой дверью висела табличка с названием, написанным от руки.
Света уличного фонаря едва хватало, чтобы прочесть:
«Кроненбургские потрошки и починка дисковых телефонов».
– Что это? – спросил я.
– Главный вход в Подземку, – ответил Финрик, подводя меня ко входу в магазин. – Ты же не думаешь всерьёз, что гномы входят и выходят только через грязные задворки? Это был просто один из наших запасных входов.
Он выудил из кармана огромный ключ.
– Что такое потрошки? – спросил я.
– Люди так называют внутренние органы животных и… другие непотребные части мяса. Они чаще всего не отваживаются их есть, хотя я и не понимаю почему. Они ничем не отличаются от тех сухожилий, которые они покупают по баснословным ценам. Всё, что есть на земле, состоит из единых элементов.
– То есть это магазинчик вкусняшек из органов и одновременно мастерская по ремонту телефонов? – спросил я недоверчиво. – Кстати, что такое дисковые телефоны?
– Грег, это не важно, – нетерпеливо отмахнулся Финрик, открывая входную дверь. – Главное, чтобы не-гномы сюда не совались.
В магазине пахло одновременно плесневелым пластиком и варёным хот-догом. Внутри было тесно, у одной стены стояла витрина с деликатесами за изогнутым стеклом, а у другой стены виднелся столик, заваленный старыми телефонами, витыми шнурами и дисками.
Мы обошли витрину и прошли на кухню. Маленький огонёк системы безопасности над задней дверью заливал всё вокруг мягким жёлтым светом. Финрик остановился у огромного, в человеческий рост, холодильника.
– Открывай, – сказал он, лукаво улыбаясь.
Я схватился за металлическую ручку и потянул. Замок щёлкнул, и дверь распахнулась, открывая полки, уставленные мясом в пластиковых упаковках. Это был самый странный набор, который я когда-либо видел: сковородки с липкими глазными яблоками, горка маленьких сердечек, длинные и тощие птичьи языки, различные неузнаваемые органы и целый лоток маленьких мозгов. Конечно же, я любил всё это. Моим самым любимым блюдом было рагу из говяжьих лёгких и печени по воскресеньям. У моего отца получалось отменное рагу.
Но я всё ещё не понимал, что мы забыли в этом холодильнике.
– Теперь закрой дверь, – сказал Финрик.
Я подчинился, окончательно запутавшись.
– Открой снова, – приказал он. – Но в этот раз надави на ручку, а потом потяни вправо.
Я сделал, как он сказал, и, когда надавил на ручку, она опустилась на несколько сантиметров вниз. Затем я повернул её, и механизм внутри повернулся на потаённых петлях и отошёл в сторону. Я снова потянул за ручку, и дверца, щёлкнув, открылась. Потрошков как и не бывало. Вместо этого мы увидели крошечный, хлипкий деревянный лифт.
Финрик вошёл внутрь и махнул, чтобы я заходил следом.
– Как так? – спросил я.
– Ещё одно доказательство гениальности гномов, – сказал Финрик с довольной улыбкой.
Лифт медленно опускался. Наконец он остановился, и старые деревянные двери со скрипом и лязгом распахнулись. Подземелье все ещё освещалось тусклым светом настенных фонарей, но в остальном было пустынно. Время приближалось к трём часам ночи.
– Не переживай, – сказал он минимум после третьего поворота. – У гномов врождённое чувство пространства. Ты запомнишь расположение гораздо быстрее, чем тебе кажется.
– Сколько гномов живёт здесь? – спросил я.
– Чуть больше пяти тысяч, – ответил он. – Но в Чикаго их гораздо больше. Остальные живут наверху, как ты и твой отец.
Я был в шоке.
Тут, прямо под Чикаго, одним из крупнейших городов страны, живёт целое сообщество гномов.
Наконец мы остановились перед деревянной дверью, ничем не отличавшейся от сотни других, которые мы прошли. Но вместо того чтобы спросить Финрика, как я потом отличу дверь в своё новое жилище, я предпочёл поверить его словам о врождённом чувстве пространства. Если задуматься, то я действительно ни разу не потерялся в городе. Напоминаю, Чикаго. И у меня не было смартфона, гугл-карт и навигатора.
Финрик открыл дверь и щёлкнул выключателем. Комната оказалась совсем крошечной. Там стояли две одинаковые кровати, маленький столик с двумя стульями и небольшая кухонька в углу. Маленькая дверь за невысоким холодильником вела в тесную ванную.
– Добро пожаловать домой, – сказал Финрик сухо. – Будем соседями… первое время. По крайней мере, до тех пор, пока ты не пообвыкнешься здесь.
Я кивнул, бросив сумку на одну из кроватей.
Тут не так уж плохо.
– И последнее, – сказал Финрик мягко, держа в руках несколько листов пергамента. – Твой отец… короче, если что-нибудь случится с ним, он хотел, чтобы я отдал тебе это.
Трясущимися руками я схватил пергамент и сразу же узнал торопливый неровный почерк. Я провёл всю свою жизнь в магазине, где каждый предмет был тщательно помечен тем же небрежным, но всегда разборчивым почерком. Я несколько раз глубоко вздохнул, борясь со слезами (Бельмонты/Пузельбумы никогда не плачут. Вообще. Отец бы не одобрил этого). И начал читать.
«Моему сыну Грегу, в случае, если я умру раньше, чем успею ему рассказать о мире и о том, каков он есть.
Ты многого не знаешь об истинной истории Земли. Я предпочёл не рассказывать тебе ради твоего же блага. В случае, если моя теория окажется ошибочной, я хочу, чтобы ты прожил беззаботную жизнь в современном мире, счастливо, не зная о твоём запутанном истинном наследии. Я прошу у тебя прощения за все эти годы недомолвок – я не хотел причинять тебе боль.
Всё это было ради тебя.
Я тебе честно скажу, что даже я не до конца понимаю нашу историю. Наше истинное прошлое, то, что отличает нас от всех, было забыто на тысячи и тысячи лет. Но каждый день мы открываем что-то новое, и я боюсь, что погибну раньше, чем расскажу тебе всё, что успел узнать.
Знаю, о чём ты сейчас подумал: ты так всегда говоришь, пап. Что ты умрёшь слишком рано. Это верно. Я столько раз безуспешно предрекал собственный ранний уход, что и не сосчитаешь – даже в прошлый курортный сезон, когда я был уверен, что погибну, пытаясь провести свет на балконе нашей квартиры (почему мне взбрело в голову делать это в четверг – до сих пор загадка даже для меня).
Но сейчас всё по-другому.
Я посвятил свою жизнь тому, чтобы отыскать нечто очень особенное. Это «Моя доля». Что на самом деле означает, что я должен был отыскать давно потерянную сущность магии, когда-то возвысившую гномов. Многие – большинство – говорили, что это бессмыслица, нелепица и пустая трата времени. Что магия ушла навеки и не вернётся. Что я сумасшедший, если решил, что отыщу её.
Но надеюсь, что это не так. Иначе время, которое я бы мог провести с тобой, было напрасной жертвой. Но если я прав и я смогу отыскать магию Земли отделённой, то это того стоило. Потому что это единственное, что может вернуть былое величие нашей расы. И не только нам: мы вернём миру его прежнюю магическую сущность.
Но самое главное, я верю, что магия способна принести наконец долгожданный мир. Эту магию можно использовать так, как раньше и не предполагали: привести всех живущих существ к единой мистической симбиотической гармонии. Таким образом будет положен конец войне между эльфами и гномами, – да и вообще всем войнам, – раз и навсегда.
Будет трудно, будет опасно, но вместе мы сможем помочь всем существам на земле адаптироваться к новому миру. И если я погибну, то знай, что цель была значительнее меня.
Значительнее всех нас. Я делал это ради тебя и всех остальных. Я делал это, чтобы мир стал лучше. И прости меня за то, что не сказал обо всём раньше.
Люблю тебя, сынок. Я знаю, что мог бы гордиться тобой, и ты будешь поступать верно, даже если я больше не смогу помогать тебе. (Не плачь, прошу. Гномы не плачут)».
Глава 15