Проклятая усадьба

– Если даже младший Вдовин и был свидетелем убийства (что еще не доказано), то это вовсе не значит, что он в нем участвовал, – заметил Гуров.

– Полностью с вами согласен. Вот и адвокат Вдовиных, этот… Чирков то же самое говорит. Он тут заявил ходатайство об изменении меры пресечения. Что ж, в отношении Андрея Вдовина я, пожалуй, могу пойти на такой шаг. Если мне в ближайшие два дня следствие не представит других убедительных доказательств вины младшего Вдовина, – отпущу его под домашний арест. Но отец останется в СИЗО. Сами видите – доказательства вины слишком серьезные.

– Да, вижу, – согласился Гуров. – Но мы с вами, Николай Глебович, еще один важный вопрос не обсудили. Я имею в виду мотив преступления. Я хорошо знал убитого Аркадия Кононова (собственно, поэтому я и не могу сам расследовать это преступление – тут вопрос этики). Так вот, я могу сказать, что между погибшим и хозяином усадьбы не было никакой вражды, никаких разногласий.

– Тут мы пока не располагаем всеми сведениями, – признал прокурор. – Сами понимаете – с момента убийства еще двух суток не прошло. Сейчас члены следственной бригады изучают все контакты подозреваемого, все его отношения с погибшим – и в сфере бизнеса, и в личных отношениях. И я полагаю, что мотив для преступления мы найдем. В конце концов, не все сделки совершаются открыто, гласно; некоторые проходят с глазу на глаз. А некоторые вообще совершаются через подставных лиц. Одно мы знаем: Кононов был владельцем банка, в котором регулярно кредитовалась компания Вдовина. Возможно, Вдовин запутался в долгах и не мог вернуть кредит. А может, еще что-то. Внешне Вдовин мог сохранять со своим партнером нормальные отношения; возможно, он не испытывал по отношению к нему никакой вражды – просто интересы бизнеса толкали его к убийству.

– Похоже, что вы, Николай Глебович, уже репетируете свое грядущее выступление в суде с обвинительной речью, – заметил Гуров. – Дело хорошее, к выступлениям надо готовиться заранее. В таком случае укажу вам на одну прореху в этой вашей гипотезе, которую можно назвать «ничего личного, один только бизнес». Эта ваша гипотеза полностью противоречит одной из найденных вами улик, а именно записке. Что там сказано? Как я запомнил, там говорится: «Я этого так не оставлю, ты поплатишься за…» Это явная угроза. А когда у людей нормальные отношения, они другу дружке не угрожают. Так что тут одно из двух: либо отношения между Вдовиным и Кононовым давно испортились и убитый совершал какие-то действия, которые возмущали владельца комбината (но тогда почему об этом не знал ни один человек?), либо Вдовин здесь ни при чем и записку убитому подбросили.

– Подбросили? Как это? – вскинулся прокурор.

– А так. Может оказаться, что записка относится к числу так называемых ложных улик. Что кто-то очень хотел подставить Вдовина и положил этот клочок бумаги в карман убитого.

– Вот как? И кто же этот «кто-то»? – скептическим тоном произнес Лапин. – Что-то больно мудреную версию вы излагаете, Лев Иванович.

– Ничего особенно мудреного тут нет, я не раз сталкивался с такими случаями. Впрочем, это выяснится в ходе следствия. Кстати, о следствии. С вами, как представителем обвинения, я познакомился. Теперь надо мне повидаться со своим коллегой, со следователем, который это дело ведет.

– Конечно, надо с коллегой познакомиться, – кивнул Лапин. – Ведет дело старший следователь по особо важным делам Виктор Васильевич Ярыгин. Сейчас я с ним свяжусь, узнаю, где он, готов ли с вами встретиться.

Оказалось, что следователь находится у себя в кабинете и готов встретиться со знаменитым сыщиком из Москвы. Так что спустя короткое время Гуров уже входил в кабинет следователя. Виктор Ярыгин оказался еще молодым человеком – ему едва минуло тридцать. Он был невысокий, крепкий блондин с цепким взглядом. Он был не слишком словоохотлив. И, прежде чем заговорить с Гуровым, долго к нему приглядывался. Словом, это был типичный следователь – Гуров немало повидал таких на своем веку. О деле он рассказывал неохотно, на вопросы отвечал скупо; скажет два-три слова – и снова замолчит. Кроме того, Гуров заметил, что Ярыгин явно не обрадовался появлению столичной знаменитости. Впрочем, это было как раз понятно: кому понравится, когда рядом с тобой будет такой «Шерлок Холмс», хорошо известный начальству.

Побуждаемый настойчивыми расспросами Гурова, следователь рассказал главное. Он подтвердил, что следствие располагает запиской, а также оружием, из которого было совершено убийство. Есть в распоряжении следователей и отчетливые следы ботинок убийцы, и эти отпечатки в точности соответствуют отпечаткам обуви Вдовина.

– А что Вдовин говорит по поводу этих ботинок? – спросил Гуров.

– Он признал, что отпечатки похожи на следы его обуви, – отвечал следователь. – Но заявил, что это старые ботинки, которые он носит очень редко.

– Когда вы его задержали, он был в этих ботинках?

– Нет, он был в кожаных туфлях. А это ботинки такого, знаете, спортивного типа.

– А где вы их нашли?

– У него в шкафу. И на них были частички песка с той самой дорожки. То есть у следствия нет сомнений, что владелец этих ботинок недавно стоял на месте, где было совершено убийство.

– А как сам Вдовин объясняет этот факт?

– Никак. Точно так же он не может объяснить, каким образом пистолет из его сейфа оказался на дне пруда и каким образом записка, написанная его рукой, очутилась в кармане у убитого.

– Но свое участие в убийстве он отрицает?

– Категорически отрицает. Говорит, что тяжело переживает смерть своего друга Аркадия. Утверждает, что у него не было никаких ссор и даже разногласий с покойным.

– А как выглядит его версия той ночи, когда произошло убийство? Где он был, что делал?

– Говорит, что тот вечер и ночь он провел совершенно обычным образом. После ужина он гулял с женой и гостившим у них певцом Синицыным, потом поднялся в кабинет, посмотрел данные о продажах, динамику рынка ценных бумаг – и отправился спать. Спал крепко, ничего не слышал. Об убийстве узнал утром, когда в дом вбежал садовник, который рассказал, что нашел тело.

– А как насчет второго подозреваемого, Вдовина-младшего? Что он рассказывает?

– С младшим Вдовиным дело обстоит лучше, – сказал Ярыгин и слегка улыбнулся. – То есть для нас лучше, для следствия. Отец все время говорит одно и то же. Ну, вы ведь знаете этот прием, когда человеку задают один и тот же вопрос, только чуть иначе формулируют и вставляют его среди других вопросов. Когда человек врет, он зачастую начинает путаться в деталях. Так вот, я провел уже три допроса старшего Вдовина. Каждый раз по несколько раз задавал ему одни и те же вопросы. И он ни разу не спутался в показаниях. А вот с Андреем не так. Он все время меняет показания, путается в деталях. А значит, врет. И когда мы это его вранье разоблачим, узнаем кое-что новое.

– А в чем Андрей путается?

– Во-первых, что он делал вечером и ночью. То он говорит, что гулял, то что в теннис играл, то кино смотрел. Во-вторых, что делал там, возле «зеленого грота». Сначала он заявлял, что его там вообще не было. Потом, когда мы предъявили ему отпечатки его кроссовок, а также окурок сигареты со следами его слюны, он заявил, что просто так стоял. Потом сказал, что ждал Кононова, чтобы посоветоваться с ним о каких-то финансовых вопросах… Однако картина вырисовывается такая, что он к убитому не подходил. Значит, и тут врет. Сегодня вечером буду его в очередной раз допрашивать – наверное, новую версию услышу.

– Я тоже хотел бы послушать, что говорят подозреваемые, – сказал Гуров. – Это я к тому, что надо мне с ними встретиться. Возражений не будет?

– Какие тут возражения? – отвечал Ярыгин. – Сейчас позвоню в СИЗО, вам выпишут пропуск.





Глава 4




Расположившись в комнате для допросов областного СИЗО, Гуров попросил первым привести к нему старшего Вдовина. Вскоре дверь отворилась, пропуская известного предпринимателя. Правда, теперь хозяин металлургического комбината, благотворитель и меценат выглядел совсем иначе, чем его видел Гуров три дня назад. Лицо у него было бледное, осунувшееся, на нем ясно виднелась растерянность.

– Здравствуйте, Игорь Арсеньевич! – приветствовал его сыщик. – Вот уж не думал, что придется увидеться с вами в такой обстановке и при таких обстоятельствах.

– А уж я тем более такого не предполагал, – признался Вдовин.


– Вот давайте с этого и начнем – со всякого рода предчувствий и предположений, – сказал Гуров. – Вам в последнее время не поступало каких-либо сигналов о грядущих неприятностях? Намеков, угроз…

– Знаете, вы прямо в точку попали, – отвечал Вдовин. – Я последние двенадцать часов только об этом и думаю. Все время вспоминаю, не было ли каких сигналов, предупреждений. Я вам, не хвалясь, скажу, что вообще-то у меня неплохая интуиция. Иначе бы я не добился таких успехов в бизнесе. Как правило, я опасность за версту чую. И вот я лежал всю ночь и думал: как же так получилось, что я прошляпил такой мощный наезд?

– А вы думаете, что это был именно наезд?

– А что еще? Я хочу, чтобы вы, Лев Иванович, твердо поняли: я Аркадия не убивал и в голове такого намерения не имел. Однако убийство произошло, и таким образом, что все улики указывают на меня. Весомые улики! Каждая по тонне весом! Случайно такого не бывает. Значит, это убийство было кем-то тщательно подготовлено, спланировано. Кем – другой вопрос. Главный сейчас вопрос – с какой целью. А цель в моем случае может быть только одна – отъем бизнеса. Не вымогательство, а именно отъем. У меня и моей семьи хотят отнять все имущество, целиком. Поэтому в схему включили и моего сына, чтобы он не мог отстаивать интересы семьи.

– А есть какие-то доказательства для этих ваших утверждений? – спросил Гуров.

– Пока нет, – признался Вдовин. – Но ведь пока рано. Пока мне даже обвинение не предъявлено. Вот пройдет неделя-другая, и появятся доказательства моей правоты. Вдруг возникнет какая-нибудь никому не известная фирма или банк, которому мой комбинат якобы должен кучу денег. Появятся обвинения в неуплате налогов в особо крупном размере, иски… Все будет, вот увидите.

– Ладно, давайте пока оставим этот вопрос. Вернемся к тому, с чего мы начали наш разговор, – к сигналам. Так было что-то или не было?

– Вначале я был уверен, что никаких таких намеков не было, – отвечал предприниматель. – Но потом стал вспоминать и кое-что вспомнил. В последний год мне несколько раз говорили, что металлургическое производство, дескать, связано с большими рисками, спрос на металл уменьшается, и надо бы от этого актива избавиться.

– А кто вам давал такие советы – Кононов?

– Нет, что вы! Наоборот, Аркадий всегда меня предупреждал, если кто-то через его банк начинал проявлять повышенный интерес к моему бизнесу. Это говорили совершенно посторонние люди, никак со мной не связанные. И если сейчас вы начнете их спрашивать, они очень удивятся вашему вниманию. Понимаете, им нельзя предъявить никакого обвинения.

– Понятно… А прямых угроз не было?

– Нет, никаких звонков или писем с угрозами не было.

– Хорошо. Тогда давайте поговорим о вашей обуви.

– Об обуви? – удивился Вдовин. – В каком смысле?

– В том, что это одна из важных улик против вас. На площадке в «зеленом гроте» рядом с телом Кононова были обнаружены отпечатки ваших ботинок. А затем эти ботинки следователи нашли у вас в шкафу, и на них были частички песка. То есть кто-то (следствие считает, что вы) был там в ночь убийства, стоял там в вашей обуви. Поэтому у меня есть ряд вопросов. Какой у вас размер?

– Обуви? У меня, знаете, очень маленькая нога, 39-й размер.

– Вот как? Интересно… Значит, ваша обувь хранится в шкафу у вас в спальне?

– Нет, там только та обувь, которой я пользуюсь часто. Остальная лежит внизу, в подсобке.

– А эти ботинки, о которых идет речь, которые сейчас фигурируют в деле как вещдок, – вы ими часто пользовались?

– Вовсе нет! Я удивился, когда полиция нашла эти ботинки в спальне. Мне кажется, я их уже полгода не надевал.

– То есть они должны были находиться внизу?

– Да, среди хлама, который мы собирались в конце года выбросить. Знаете, у нас с Ириной есть такой обычай – на Новый год выносить к мусорным бакам кучу старой одежды, обуви, посуды, вообще всех вещей, которыми мы перестали пользоваться. Нам не нужно, а кому-то это все пригодится.

– Кто же перенес их в шкаф, как вы думаете?

– Понятия не имею. Возможно, жена. Хотя зачем она это сделала, не знаю.

– А кто еще, кроме жены, имеет доступ в вашу спальню?

– Кто? Ну, горничные, которые производят уборку. Их у нас две, Лена и Марина. Да вы их сами видели, когда у нас гостили.

– Да, Марину я хорошо помню, очень милая девушка, – кивнул Гуров. – Значит, только Ирина Васильевна и две девушки? Больше никто?

Вдовин подумал минуту, наморщив лоб.

– А кто еще мог бы? Охранники к нам не входят, водитель тоже… Нет, больше никто.

– А гости? Тот же Кононов или еще кто-то?

– Нет, в спальню, да и ко мне в кабинет, никто не входит. Это, знаете, территория частной жизни.

– Хорошо, с этим немного разобрались. Теперь поговорим о записке. Той, что нашли у Кононова. Она написана на листке, вырванном из вашего блокнота, и написана вами. Однако следователю вы упорно утверждаете, что таких слов не писали. Как такое может быть?

– Да, я утверждал… я не помнил… – сказал Вдовин и почему-то оглянулся. Гуров понял его без слов.

– То, что не предназначено для посторонних ушей, лучше здесь не говорить. Вы можете сказать это своему адвокату, – предложил он. – Ведь он вас часто навещает?

– Да, сегодня вечером должен прийти.

– Комната для свиданий с адвокатами устроена иначе. Можете ему сказать, а он мне передаст. Но… я правильно понял, что вы кое-что вспомнили?

– Да, я вспомнил… именно кое-что. Хотя и не все.

– Но записка действительно ваша? Это не чья-то умелая подделка?