Проект Омега

Надж и Ангел прижались друг к другу, свернувшись клубочком в расщелине огромного дуба. Тотал примостился у Ангела в коленях, и она даже во сне придерживает его одной рукой. Можно не беспокоиться — с такой грелкой не замерзнет.

Газмана вообще едва видно — нашел себе дупло, выжженное сто лет назад молнией. Там и заснул. Ему сейчас даже его восьми лет не дашь, таким он кажется маленьким, чумазым и чуть живым от усталости.

Ну и, наконец, Макс. Она-таки снова задремала, но и во сне брови ее упрямо сведены, а пальцы сами собой сжались в кулаки.

Клык опять переводит взгляд на экран. Там все так же отчетливо светится уже хорошо знакомое ему послание:

«Один из вас предатель. В стае завелся изменник».





5




В Далласе мы никогда прежде не бывали. И на следующий день стая решила отправиться посмотреть мемориал Кеннеди. Они, видишь ли, разработали программу «Достопримечательности Техаса». Оказалось, что мое любимое хитроумное предложение сидеть и не высовываться шло вразрез с их познавательными целями и задачами. И посему большинством голосов было отклонено.

И вот теперь мы бродим вокруг мемориала. Должна сказать тебе, дорогой читатель, что мне бы не помешала пара табличек — пусть хоть что-нибудь объяснят таким невеждам, как я.

Тотал подозрительно обозревает обступившие нас четыре бетонные стены:

— Эта громадина сейчас обрушится нам на головы.

— Здесь про Кеннеди ничего не написано, — разочарованно тянет Газман.

— Надо было заранее прочитать. Например, в Википедии. — Игги старше и берет на себя воспитательные функции.

— Кеннеди был американский президент. — Надж ведет смуглой рукой по белой стене. — По-моему, считается, что он был хороший. Но его убили.

— А я считаю, что там двое стреляли, — Тотал понюхал траву и брякнулся на газон на спину, задрав лапы кверху.

— Давайте уже пойдем, наконец, отсюда, — прошу я. — А то сейчас школьников нагонят на экскурсию — к выходу будет не протолкнуться.

— Пошли, — соглашается Игги. — Только теперь куда? Надо где-нибудь хорошенько развлечься.

Развлечений им, понимаешь, мало! Как будто удирать от ирейзеров и психованных белохалатников — недостаточное развлечение. Как же все-таки нынешние дети испорчены!

— Здесь музей женщин-ковбоев есть, — говорит Надж.

Ума не приложу, откуда она только всего понахваталась, и про Кеннеди, и про женщин-ковбоев!

Клык открывает лэптоп и рассматривает карту достопримечательностей Далласа.

— Предлагается Музей изобразительных искусств… — в голосе его не слышно большого энтузиазма. — И аквариум.

Ангел терпеливо сидит на земле и гладит своего некогда плюшевого медвежонка Селесту. Может, если его хорошенько выстирать, он еще придет в относительно приемлемое состояние?

— Пошли в женщин-ковбоев, — поддерживает она Надж.

Я прикусила губу.

— Почему нельзя смотать отсюда удочки, найти себе спокойное местечко, затихориться там и посидеть, обмозговать на досуге ситуацию? Почему только мне одной необходимо во всем разобраться и понять, что вообще происходит, куда, наконец, идти?

— Как куда, на футбол! — предлагает Клык.

— Что-о-о-о!!!? — Игги на глазах расцветает.

— Сегодня на техасском Главном стадионе футбол! — Клык захлопнул лэптоп и поднялся. — По-моему, стоит сходить!

Я выкатила на него глаза:

— Спятил что ли. На футбол не пойдем!

Я, конечно, сама тактичность и деликатность, но пусть не забывает, кто у нас за главного.

— Там народищу вокруг будет туча, камеры повсюду, сплошной кошмар. Ты хоть головой-то подумай!

— Техасский стадион — под открытым небом. Всегда взлететь можно. И потом, сегодня Ковбои играют с Чикаго Беарс.

— Раз мы и так уже здесь, такую игру пропускать — преступление. — Игги даже подпрыгивает от восторга.


— Клык, можно тебя на минуточку? — Я отзываю его в сторонку ничего хорошего не предвещающим тоном.

Через узкий проход между бетонными стенами выходим за пределы мемориала. Я даже отхожу еще подальше — а то, не дай Бог, нашу разборку стая услышит. И уж тут терпению моему приходит конец:

— С каких это пор ты решения принимаешь? Ты рассудка лишился! Нас там как миленьких поймают. А не поймают, так на камеры заснимут. А мне потом за стаю отвечать да всю петрушку расхлебывать! О чем ты только думаешь?!

Клык серьезно на меня смотрит. Лицо непроницаемое — ни за что не догадаешься, что он на самом деле думает:

— Во-первых, игра будет классная. Во-вторых, жизнь надо ловить за хвост, а не прятаться от нее в темный угол. И, наконец, три: там, действительно, всюду будут камеры. Нас заметят. В Школе да в Институте наверняка мониторы каждую камеру по всей Америке отслеживают. Вот они и узнают, где мы находимся.

От злости на него я сейчас лопну:

— Странно. Ты, когда сегодня утром проснулся, вроде на сумасшедшего похож не был. Когда ты чокнуться-то успел?

— Они узнают, где мы, и тут же примчатся нас ловить, — Клык спокойно и терпеливо гнет свою линию. — Вот затишье перед бурей и кончится, и не надо будет больше ждать урагана.

Наконец, меня осеняет:

— Ты что, хочешь сам сделать первый ход?

— Я больше не могу жить в неведении.

Так-так. Похоже, настало мне время взвесить, что важнее, светлый ум Клыка или моя решимость сохранить за собой лидерство. Наконец я вздыхаю и понуро киваю:

— Ладно, согласна. Давай, организовывай свою заваруху. Но только помни. За футбол за тобой — должок.





6




Вас, наверное, удивит, но в Техасе подозрительно много народа увлекаются контактными видами борьбы. По крайней мере, вокруг полно детей в ковбойских комбинезонах. Я напряжена хуже, чем удавка на ротвейлере. Ненавижу этот футбол, этот стадион и все с ними связанное. 60 тысяч жующих попкорн футбольных фанатов — это уже само по себе сущее наказание. Я уж не говорю, что каждый из них в любую минуту может, мягко говоря, оказаться источником крупных неприятностей.

У Надж глаза размером с тарелку, а в руках огромное облако голубой сахарной ваты:

— Я хочу вон такую большую прическу! — она в экстазе тянет меня за рубашку.

— Это все из-за тебя, — бурчу я сердито Клыку, и он в ответ почти что улыбается.

Наши места довольно низко и практически посередине поля. Короче, дальше от выхода даже придумать трудно. Я была бы гораздо счастливее, точнее, гораздо менее несчастной, где-нибудь на самой верхотуре, поближе к открытому небу. Здесь, внизу, несмотря на отсутствие крыши, я все равно чувствую себя посаженной в мышеловку.

— Напомни мне еще разок, что мы здесь делаем? — спрашиваю я уже в сотый раз и в сотый же раз пристально оглядываю окрестности.

Клык забросил в рот горсть соленой кукурузы:

— Собираемся смотреть, как настоящие мужчины играют в игру для настоящих мужчин.

Между тем я смотрю, куда направлен его взгляд. Он пялится на группу танцевальной поддержки Ковбоев Далласа.[3] Даже если хорошенько напрячься, этих длинноногих девиц не заподозришь в том, что они играют в игру для настоящих мужчин.

— Что происходит? — спрашивает Игги. В отличие от всех остальных, он нервничает не меньше меня. В непривычном странном шумном месте Игги не в состоянии самостоятельно сориентироваться. Не удивлюсь, если он не выдержит и психанет на полную катушку.

— Чуть что случится, — говорю ему тихо, — вставай на стул и взлетай с места. Направление вперед, ярдов на десять, и дальше — вертикально вверх. Понял?

— Понял, — он нервно вертит головой и вытирает о драные джинсы вспотевшие ладони.

— Вот бы мне выступать в группе танцевальной поддержки, — мечтательно шепчет Надж.

— Прекрати, пожалуйста, свои пустые… — обрезала я ее раздраженно, но остановилась на полуслове — Клык полоснул меня таким ледяным взглядом, мол, не порть людям праздник, что я решила не продолжать. Но внутри у меня все бурлит. Не надо было на это соглашаться. Дура я, дура, что дала Клыку себя уговорить. А теперь, когда он распустил слюни, глядя на голенастых бедовых танцовщиц, я и вообще готова взорваться.

— Все девчонки в коротеньких шортах, а у одной длинные рыжие волосы, — Клык со смаком живописует Игги происходящее на поле, и тот уже забыл свои страхи и с увлечением просит все новых и новых подробностей.

«Всем прекрасно известна твоя слабость к рыжим», — думаю я, вспоминая, как он целовался со своей рыжей в Вирджинии. По-моему, от этих «счастливых» воспоминаний у меня вместо слюны начинает вырабатываться яд.

— Макс? — Ангел пододвигается ко мне вплотную, и мне вдруг бросаются в глаза ее грязные кудряшки. Надо придумать, как их всех помыть поскорее.

— Что, моя девочка? Проголодалась?

Я уже готова махнуть рукой разносчику запеченных в тесте сосисок.

— Нет, я хотела тебе сказать… Я имею в виду, пара сосисок мне не помешает, и еще две — Тоталу. Я просто хотела тебе сказать, что психовать тебе совершенно нечего… Все в порядке.