Пробуждение

Взлети ради меня!




Время замирает.

Кажется, мои глаза больше не воспринимают реальность как следовало бы. Изображение передо мной становится нечетким, и каждый раз, когда оно приобретает правильные очертания, снова затуманивается и прячется за разгорающейся головной болью.

Пусто.

Во мне не осталось сил на то, чтобы сосредоточиться и держать оборону против отца Эйдана. Я беспомощно смотрю на него, словно загипнотизированная. Лицо Джеймса искажено ненавистью, он измученно прижимает руку к травмированному плечу.

Собственный сын не принял его сторону. Это отличная причина пристрелить меня сейчас.

Откуда-то пронзительно раздается мое имя. Чувствую кровь на губе: я, должно быть, прикусила ее, и затем внезапно пистолет вырывается из рук Каллахана. Выглядит странно, словно оружие ожило против его воли. Выражение лица Джеймса меняется от удивления до ужаса, когда он отчаянно пытается взять пистолет под контроль. Оружие не слушается, хотя отец Эйдана успевает сделать пару выстрелов, пули зависают в воздухе, не долетая до места назначения. И тут Каллахан отрывается от земли.

Горизонтально, лицом вниз, его сопротивляющееся тело медленно плывет обратно к вертолету, кольцо пламени внезапно гаснет, словно на него накинули сверху темную мантию. Я знаю только одного человека, способного точно и аккуратно управлять подобным полетом. Узкая фигура появляется между струями дыма, которые обвивают полозья в призрачном тумане и взбираются вверх по кабине.

Фарран.

Каллахан мягко приземляется на газон перед своим давним другом, который выхватывает пистолет из его руки и передает спешащему охраннику.

Звук шагов заставляет мое тело повернуться, Эйдан падает на колени и берет меня на руки. Я закрываю глаза на одно восхитительное мгновение и расслабляюсь в его тепле. Пальцы дрожат, цепляясь за его куртку так же крепко, будто мы висим над пропастью и неизбежно упадем в бездну, если моя хватка ослабнет.

– Быстрее! Давай убираться отсюда! – Он кашляет, ставит меня на ноги и возвращает в мучительную реальность. Его рука плотно обхватывает мою талию и придерживает, когда мы идем по размытой лесной тропе. Я замечаю только покалывание в голове, возникающее из-за голоса Фаррана, который скрипит словно кусок металла, между тупой болью и его пламенной речью: Ты моя наследница, Эмма. Не забывай.

Задыхаясь, я поворачиваю голову, чтобы оглянуться через плечо, пока Эйдан двигается дальше.

Пострадавший пилот успел вернуться к вертолету и снова забрался в кабину. В то же время два охранника помещают Каллахана в пассажирский салон вертолета и садятся рядом с ним. За ними захлопывается дверь, и Фарран поднимает руку в мою сторону.

Сердце колотится. Нет! Он собирается притянуть меня к себе, как поступил с Каллаханом ранее, но у меня нет сил, чтобы сопротивляться.

– Давай, Эмц! – стонет Эйдан и прижимается ближе, но мои ноги мягкие, словно сахарная вата, и ему приходится тащить меня по траве волоком.





* * *


В этот момент вертолет начинает трястись, словно кто-то не дает ему взлететь дистанционно, и искаженный яростью голос проносится над зданием:

– ФИОН! Покажись, трусливый пес!

Я качаю головой. Придерживаемый Намарой и окруженный молодыми людьми, мой отец стоит недалеко от вертолета.

– Папа! – Я крепко прижимаюсь к Эйдану и заставляю его остановиться, – он не должен убивать Фаррана!

– Что ты там бормочешь? – Эйдан хватает меня за плечи и рывком поворачивает к себе, заставляя взглянуть в глаза. Слишком размыто. Все кружится вокруг меня в буре красочных лоскутков, и у меня затуманивается разум, нет, тошнит. Когда изображение снова становится ясным, я прочитываю в его глазах не гнев, а скорее беспокойство и печаль.

– На совести Фаррана убийство твоей матери. Наверное, бабушки и дедушки тоже. Очнись же, наконец, Эмц! Он манипулировал тобой в канун Нового года.

Бабушки и дедушки.

Глубоко внутри меня что-то вспыхивает, взлетает вверх и взрывается ливнем яростных искр. Мама никогда не рассказывала мне о них. Эта тема находилась под запретом, как и разговоры о папе, как и многое другое. Я чувствую, как телекинез вырывается вслед за разгорающимся пламенем, вздымаясь от боли, головокружения и истощения.

– Не стрелять! – кричит в этот миг Фарран.

Эйдан поворачивает голову к вертолету, и его глаза расширяются от ужаса. Я следую за его взглядом. Перед главой воронов не менее десяти охранников выстроились стеной, их автоматы направлены на небольшую группу повстанцев вокруг моего отца. Рядом с Фарраном Картер и Уолш, директор и заместитель школы Инглвудских воронов. Страх сжимает горло. Я отрываюсь от Эйдана и пытаюсь передвигаться самостоятельно. Идти без его поддержки странно, как будто земля – это батут, готовый утянуть тебя в бездну. Боль в голове мешает здраво мыслить. Но через несколько секунд Эйдан снова появляется рядом, пытаясь остановить меня.

– Оставь меня, мне нужно помешать им накинуться друг на друга!

– Черт возьми, ЭМЦ, ты едва держишься на ногах! Как вообще…

В этот момент папа замечает мое присутствие. Он неодобрительно качает головой:

– Не вмешивайся, Эмма! Это давнее дело между мной и убийцей твоей матери! Эйдан, уведи ее отсюда! – и, повернувшись к Фаррану, он продолжает: – Так подло, Фион? Ты действительно хочешь застрелить меня, как бешеного пса, точно так же, как Джеймс прикончил того парня? А вы продолжаете поддерживать это безумие. Ник! Пол! – он указывает на Картера и Уолша, которые смотрят на него с окаменевшими лицами. – Сколько еще вы планируете следовать за этой ходячей манией величия? Не слушайте его обещаний! Разве Фион не заверил вас, что привлечет Каллахана к ответственности? Но теперь убийца Джека сидит в вертолете и ждет, когда его доставят в безопасное место.

Картер хмурится, наклоняется к Фаррану и что-то говорит ему, но тот не сводит взгляда с моего отца.


– Ты, должно быть, на стороне Намары и намерен серьезно сразиться со мной, Якоб? – Фарран улыбается и указывает пальцем в мою сторону: – Такой же вспыльчивый, как и обычно. Ты хоть иногда думаешь о собственной дочери? Действительно горишь желанием оставить ее сиротой?

– Выведи Эмму из игры! – возмущается отец и сжимает кулаки.

– Нет. Ошибок прошлого уже не изменить. Но я дал Эмме слово не причинять тебе вреда и буду придерживаться его, – взгляд Фиона блуждает по мне.

Не зарывайся головой в песок от страха, гнева и ненависти, которые ты сдерживала. На самом деле в тебе гораздо больше силы.

«Полетим со мной!» – шепчет он в моей голове, прежде чем повернуться к Картеру, что-то сказать, а затем подойти к вертолету.

– Нет! – возмущенно кричит отец, – ОСТАВАЙСЯ ТАМ!

Несколько охранников, стоящих совсем рядом с Фарраном, валятся на землю. Мой отец, должно быть, воздействовал на них телекинезом, но Фион достаточно спокойно открывает дверь вертолета и отбивает все возможные атаки. Предупредительные выстрелы проносятся прямо перед папой, и некоторые из подростков отступают, поворачиваются и бегут в сторону леса. Только трое из них остаются рядом с Намарой. Последний обращается к нему, и я просто надеюсь, что он предложит ему сдаться.

Но это самообман.

Пока Фарран поднимается в кабину, по вертолету проходит дрожь. По сосредоточенным лицам моего отца и Намары легко определить, что они направляют телекинез на лопасти, которые сейчас медленно движутся.

– Это бесполезно! Сдавайся, Макэнгус! – восклицает Картер и вскидывает руки. – У вас нет шансов против нас. Если не позволите Фиону взлететь, я прикажу подчиненным открыть огонь.

– Свинья, сидящая в вертолете, убила Энрике! – кричит один из татуированных парней, он поднимает пистолет и целится в него.

– Я не позволю убийце моего брата свалить!

– В бой! – мрачно шепчет Эйдан.

– Ты спятил? – Я чувствую, как он напрягается, и хватаю его за руку. – Их слишком много. Мы не одолеем их, единственное разумное решение – сдаться! – Гнев вспыхивает на его лице, когда он хочет отбросить мою руку. – Эйдан, выслушай! Твоя мама только что разговаривала по телефону с Филлис. У Монтгомери есть план. Должно быть, это что-то масштабное, иначе Фарран не стал бы так спешить…

– Кейтлин никогда бы не согласилась сотрудничать с соколами, – он резко прерывает меня, – что же Фарран на самом деле сотворил с твоей головой? Или ты говоришь это только для того, чтобы мы позволили твоему хозяину и наставнику безнаказанно скрыться?

Его слова пробивают последние тонкие заплаты, которые я внутренне соорудила на раскаленной боли в голове.

Если он не верит даже в разговор Кейтлин с Филлис, то как мне объяснить ему, что Фарран – сводный брат отца, и ему следует узнать правду, прежде чем убить Фиона? Краем глаза я наблюдаю, как Уолш и несколько охранников бегут от телекинетических атак папы и Намары и направляются в нашу сторону, в то время как Картер отчаянно пытается противопоставить нападающим собственный телекинез. Лопасти вертолета неровно дергаются, издавая пронзительный скрежет, который, как огонь зажженного факела, пожирает мою голову. Я уверена, что все внимание отца и Намары сосредоточено только на происходящем в небе.

Уолш, очевидно, самый догадливый из этой компании. Я уже представляю, чего он добивается.

Пожалуй, облегчу ему задачу покончить с безумием, творящимся вокруг.

Поспешно обнимаю Эйдана, отвлекаю его от происходящего за спиной, мешая тем самым заметить приближающегося Уолша.

– Поверь мне! – шепчу я ему на ухо, затем толкаю Эйдана из последних сил от себя, одновременно вскидывая руки вверх.

– Я сдаюсь! – в то время, как Эйдан теряет равновесие и падает на землю, я кричу Уолшу и его людям.

Они останавливаются на бегу и наводят на меня винтовки. Предупредительный выстрел врезается в землю перед нашими ногами, разбрызгивая грязь и траву, когда Эйдан пытается вскочить и броситься мне на помощь.

– Перестать Макэнгус! – вопит Уолш отцу. – Ты, конечно, не хочешь, чтобы я причинил вред Эмме!

Разъяренный нечеловеческий крик утопает в грохоте вертолетного двигателя. Ветер бьет меня по лицу, как ледяной кулак. Я колеблюсь. Звуки искажаются, голоса превращаются в металлический скрип, и мне уже трудно держаться на ногах. Упершись коленями в траву, я поворачиваю голову.

За зданием школы солнце рисует фиолетово-красные полосы над горизонтом, отгоняя мрачные силуэты ночи. Полозья вертолета блестят, отражая мерцающие лучи. Моя щека ударяется о влажную траву, и черная вуаль скользит над глазами, как диафрагма объектива, пока в небе не остается только крошечная яркая точка, перед которой мелькает темный вертолет.





Утрата




Я падаю.

Ледяной воздух острый, словно страницы с острыми краями между моими раздвинутыми пальцами, которые мне сложно разглядеть, а сердце трепещет, как крылышки колибри.

Заснеженные горы, а в их середине долина – вот, что видят глаза. Это происходит настолько быстро. Ветер уносит мое дыхание, и давление на уши становится невыносимым.

Я уже на одной высоте с верхушками белых заснеженных елей, на которых висят, как вытянутые кристаллы, шишки, деревья окаймляют огромное ледяное озеро подо мной.

Слезы – лишь замерзшие жемчужины, они быстро ускользают, и вскоре они – мы – разобьемся о твердый лед. Теперь я смотрю на следы пешеходов, которые проходили здесь зимой, и на длинные полосы, которые оставили коньки. Картина напоминает шрамы, оставшиеся от зимнего веселья.

Полетим со мной! – шепчет его голос.

Горы вокруг ловят слова и многократно отражают их, как зеркало в зеркале, пока гнев не наполняет меня, и я больше не могу сопротивляться. Я разрываю на себе оковы из грусти, гнева, ненависти и отчаяния, сотканные из толстых нитей, разрываю швы желания мести, которые скрепляют ткань, пока она не порвется и не будет уничтожена.