Пробуждение

– В лабораториях все еще осталось несколько скелетов или Фарран послал сюда свою команду уборщиков? – холодно отвечаю я.

Смеясь, Джек забрасывает рюкзак на плечо, включает фонарик и освещает проход. Его длина не менее тридцати метров, пол, потолок, боковые стены облицованы черно-серым гранитом. Неудивительно, что ничего нельзя разглядеть в таком-то мраке. Вижу нишу в стене. Кажется, там находится дверь.

– Не волнуйся! – его голос эхом отражается от голых стен. – Все в отличном состоянии и оснащено новейшими технологиями.

Не то чтобы это успокаивало меня сейчас.

Широкими шагами Джек направляется к концу прохода. Незадолго до того, как мы доходим до ниши в стене, он чихает так громко, что я вздрагиваю.

К моему удивлению, дверь двустворчатая с коваными деталями между стеклами, по-видимому, в стиле модерн, как и столовая воронов Инглвуда. Металлические нити переплетаются, как растения из джунглей, над темным стеклом. Комната за дверью в полнейшей темноте.

– Дамы вперед, – шутит Джек и протягивает мне фонарик. Он кладет руку на ручку в форме павлина, нажимает на нее, а затем толкает дверь спиной, пока возится с носовым платком. Я прохожу в лабораторию, острый запах мгновенно ударяет в нос. Я поднимаю фонарик, и пятно света скользит по светлым полкам и шкафчикам внизу с черными столешницами. Когда резкий запах усиливается, я поворачиваюсь. Но Джека за дверью нет. Он растворился. Черт!

Урок 1: Никогда не выпускай противника из поля зрения.

Я нетвердо держусь на ногах. Сердце стучит бешено, будто хочет разбиться. Фонарик! Я молниеносно нажимаю на выключатель и одновременно поворачиваю голову направо. Свет гаснет. Снова чувствую резкий запах и наконец понимаю. У Джека есть салфетки в невзрачно выглядящей упаковке, которые он пропитал анестезирующим средством. Паника бьет меня кулаком по животу. Я стараюсь передвигаться как можно тише. Но здесь совершенно темно, и взволнованное дыхание выдает меня. Грохот доносится справа. Я сваливаюсь, врезаюсь в него, бью, но уже чувствую что-то мягкое на своем лице. Сила, которую я направляю на него, растворяется, утекая, как песок между пальцами, и в этот момент мне на ум приходит совершенно безумное слово: амонтильядо.





Амонтильядо




Чтение мыслей – это как дайвинг.

Вместо того, чтобы чувствовать, я погружаюсь в ослепительные глубины своего воображения, чтобы обнаружить цветущий коралловый риф странных мыслей за пропастью реальности. Некоторые истории исчезают в грязном болоте забвения, другие никогда не стираются. Их фигуры мягко скользят рядом через замутненную воду моего подсознания, только чтобы выплеснуть наружу худшие моменты.

Амонтильядо.

Почему несколькими минутами ранее я не вспомнила, как в одном из рассказов По главного героя заманили в погреб с вином и там замуровали заживо?[14] К черту По! Я никогда не понимала страсть мамы к этому писателю.

Мало того, что слово оставило огненный след в моей голове, я чувствую, будто на самом деле много выпила и проснулась сейчас с похмельем. У меня кружится голова, и на языке появляется горький привкус. Я сглатываю, пытаюсь моргнуть, но глаза не открываются. Словно кто-то надел на мою голову шлем для лыжников и защитные очки. В ушах тоже что-то есть. По крайней мере, рот не заткнули. Но меня определенно связали. Я отчетливо чувствую давление крепких ремней на запястьях, ступнях и поясе.

– Привет, Эмма.

Голос Джека эхом отдается в моей больной голове, он полон смеси жуткого ликования и радости. Мурашки мгновенно бегут по рукам. Но нельзя позволить панике задушить меня, поэтому сосредоточусь на технических деталях.

Джек, должно быть, вставил наушники мне в уши, потому что они блокируют окружающий шум. Из всех звуков слышу только Джека и движение крови по телу.

Вот только где я? Подо мной что-то тяжелое и холодное. Я пытаюсь пощупать это и почувствовать прохладный металл кончиками пальцев. Изображения операционных столов из нержавеющей стали моментально появляются в воображении. Я сглатываю ком в горле.

– Фарран прикончит тебя, если ты причинишь мне вред, – все, что я могу произнести, и мне сразу становится стыдно, ведь эти слова такие жалкие. Голос звучит странно из-за заложенных ушей, гораздо глуше обычно, словно голос чревовещателя.

– Кто сказал, что я сделаю тебе больно? Эйдан выполнит все за меня.

– Эйдан? – шепчу я. Дыхание становится более беспокойным, и его слова похожи на тяжелое одеяло, под которым я задыхаюсь. Я барахтаюсь под ним. – Милый план. Как ты собираешься убедить Эйдана исполнить роль злодея в твоей трагедии? – я вкладываю в голос столько издевки, сколько могу найти в себе, и, не позволяя ему ответить, продолжаю: – И даже если ты рискнешь, Фарран прочтет твои мысли о том, что на самом деле произошло.

Внезапно я чувствую прикосновение чего-то холодного на правой щеке и поворачиваюсь. Жгучая боль распространяется от скулы к виску.

– Осторожнее, Эмма. Скальпель очень острый. На твоем месте я бы лежал спокойно и не рыпался.

Сердце трепещет, как бабочка в перевернутой консервной банке. Мне приходится задержать дыхание, и металл, на котором я лежу, начинает вибрировать. Или это дрожат мои пальцы?

Сделай что-нибудь, сделай что-нибудь, сделай что-нибудь!

Но мельницы страха перетирают каждую мысль о спасении в словесную пыль, которая испаряется, прежде чем становится предложением. Я медленно выдыхаю и представляю, как она кружится в воздухе и оседает на лбу, щеках, губах, пока каждая маленькая пора не заполнится.

– Не волнуйся, я лишь собирался объяснить тебе ситуацию, – Джек заявляет неожиданно радостно, – в конце концов, мне далеко до сумасшедшего мясника. Но отрава на тебя хорошо подействовала.

Его слова обрушиваются, как шторм, срывая липкие слои страха и являя чистый гнев внутри меня.

– Это не сработало в сказке о Белоснежке. Ты действительно готов рискнуть?

Слышны шаги. Он ходит вокруг меня? И тут мне в голову приходит мысль: если я заставлю его снова прикоснуться скальпелем к коже, у меня появится шанс схватить его и телекинезом швырнуть в Джека. Как же разозлить его…

Снова шорохи, они звучат ближе и ближе. Дверь захлопывается, и Джек громко смеется.

– Интересно. Ты мечтаешь метнуть в меня скальпель? Совсем неплохо, – такое чувство, будто я только что врезалась в стену, – не делай глупостей, Эмма. Если бы ты знала, насколько ярко твои отчаянные мысли о том, как освободиться, сейчас видны на этом мониторе – жаль, что у нас нет достаточного количества времени, чтобы протестировать все игрушки Хипа. Он действительно многого достиг. И Фарран усовершенствовал наследие своего отца с помощью новейшей технологии нейрокомпьютерного интерфейса. Так круто.

Почему он видит мысли на мониторе? Для этого на моей голове специальный прибор? Волосы встают дыбом от ужаса.


Подумай, Эмма! Замани Джека его самой большой слабостью: самолюбием.

– Кстати, Фарран интересовался сегодня, что я думаю о тебе как о его наследнике, – мне приходится приложить усилия, чтобы мой голос звучал спокойно, словно мы просто болтаем в кафе, наслаждаясь прекрасным шоколадным десертом венской кухни.

– О да? – Джек задыхается. Хорошо, значит Фарран еще не обсуждал это с ним. – Ты говоришь так, просто чтобы я отпустил тебя. Разве у него есть любимчики? Кроме тебя?

– Твой монитор показывает все, что я думаю. Разве он не может распознать ложь?

Мгновение тишины. Внезапно я замечаю глухой звук, он кажется мне знакомым, настолько знакомым, это… как будто кто-то печатает на клавиатуре. Раздается мягкое гудение. Что он активировал?

– Возможно, он действительно установил здесь что-то вроде детектора лжи, – бормочет Джек себе под нос, – в конечном счете мысли – это не что иное, как электрические импульсы. С помощью высоких технологий ты можешь мысленно попросить, чтобы робот налил стакан воды, – пауза, – или убить меня. Но я не дам тебе доступа к Экскалибуру.

Может быть, при других обстоятельствах мне было бы интересно лежать здесь и управлять с помощью силы мысли роботом, которого сумасшедший фанат техники назвал в честь меча короля Артура. Теперь вопрос остается только один: какие еще технические фокусы спрятаны у Джека в рукаве для меня?

– Линии, на которых показаны ложные мысли, должны быть каким-то другими. Ты случайно не…

– Мои мысли имеют определенную форму?

– Хм. Черт возьми, программа вырубилась, – разочарованно шипит он.

– Как выглядят линии? – Я пытаюсь отвлечь его.

– Зачем тебе вообще знать?

– Понятно. Ты не уверен в том, что план сработает, и хочешь заткнуть меня, – насмешливо отвечаю я.

– Ты умрешь сегодня вечером. Ничто, абсолютно ничто тебя не спасет, – Джек фыркает и перестает печатать.

Дрожь пробегает по телу.

Так держать, Эмма. Просто не слушай его.

Я думаю о дожде и поцелуе, который подарила Эйдану. Это помогает. Слова Джека скатываются с меня, образуя застывшие лужи страха, остается только не наступать в них.

– Ты не просишь о последнем желании? Я разочарован. Ты обычно так болтлива, когда дело касается секретов. По крайней мере, тебя, должно быть, бесит, что ты не знаешь о планах Фаррана насчет тебя или почему он не хотел сделать меня наследником.

Я ищу быстрый ответ на это, задаваясь вопросом, как заставить его волноваться, делать ошибки, рассказать больше о нейрокомпьютерном интерфейсе, к которому меня подсоединили.

– Можешь быть спокойна. – Страшный шум ударов по клавиатуре начинается снова. Клац, клац, клац. Колющие удары в моей голове. И с каждым следующим звуком «клац» он разрушает мой мир. – Я уже в курсе, что Фарран – твой дядя.





Эйдан

Сомнение




Высокий белокурый мужчина, назвавшийся моим отцом, оказывает на меня такое давление, что я почти задыхаюсь, но просто смотрю через плечо на Эмму, когда она крадется к двери, словно ей хочется как можно быстрее покинуть комнату и добраться до безопасного места. Желание последовать за ней становится настолько непреодолимым, что мои зубы скрипят друг о друга. Джеймс Каллахан, наконец, отпускает меня и пристально рассматривает, будто пытается убедиться, что не обнял другого парня. Я внимательно смотрю на него, узнаю свое узкое лицо с вытянутым подбородком и широкие плечи. Но случайный пастух яков в Тибете мог вызывать у меня не менее сильные чувства.

– Эйдан, – бормочет женский голос позади меня, и я немедленно готовлюсь к новому нападению. Но мать подходит не спеша, словно я пугливый олень, который немедленно скроется в лесной гуще, если к нему подобраться слишком близко. Она стройная, даже худая. Темно-синий деловой костюм с юбкой до колен и волосы, завязанные в хвост, делают ее похожей на предпринимательницу. Но ее макияж подпорчен. Губы дрожат, по щекам текут слезы, а тушь для ресниц собирается в пятна под глазами.

Такими же, как у меня, глазами.

Зеленые крапинки, которые превращаются в бирюзу. Что-то трепещет во мне, размытые обрывки картинок мечутся в голове, абстрактные цветные изображения. Как конфетти, они разбросаны по морю моей памяти, разлетаются и опускаются на дно, прежде чем мне удастся соединить их. Я опускаю голову и смотрю на обувь.

Это твои родители. Твоя жизнь.

Завтра мы полетим домой, говорят они.

Но я не могу перестать думать о смехе Эми и задумчивом лице Антонио, а также прогнать тупую боль, которая ломит все тело.





* * *


Через несколько часов я все еще лежу без сна в постели. Мне не позволили снова встретиться с Эммой. Не хочу ничего больше. Этот день слишком утомительный, мы нуждаемся в отдыхе. И она, и я.