Призраки белых ночей

– Да уж, есть над чем подумать. А что будет, если он продержится? Что ты ему проиграешь?

Саша почему-то смутилась. Признаваться в том, что ей придется сдавать Ване точное место его работы, показалось неправильным. Саша не понимала, что такого важного для Вани в этой информации, как и не знала наверняка, где именно работает Войтех и чем занимается, но была уверена, что Войтеху это не понравится. Однажды она задавала ему этот вопрос, но он ловко ушел от ответа. Тогда она подумала, что он по какой-то причине стесняется своего места работы. Возможно, оно кажется ему недостойным карьеры бывшего космонавта или что-то подобное. Больше она не стала расспрашивать. Какая ей разница?

– Сущую ерунду, – отмахнулась она, не став добавлять никакой лжи вроде совместного похода в бар. Вместо этого перевела разговор на другую тему:

– Так что, как тебе наша организатор праздника? Нашли общий язык?

Теперь смутился Войтех. Ему по-прежнему было неловко обсуждать с ней свою личную жизнь, хоть они теперь и играли в дружбу. В переписках по Скайпу чаще всего он умело избегал подобных тем, но сейчас, наедине, не знал, как увернуться. Оставалось только сказать что-нибудь резкое, чтобы отбить у нее охоту спрашивать дальше, но с Сашей это уже давно не работало. В какой-то момент она раскусила его, поняла, что это всего лишь защитная реакция, и перестала обижаться.

– Ты была права, она явно не из тех, кто предпочитает скидки, – все же попытался уклониться он.

– О, тогда тебе явно стоит приглядеться к ней получше. В конце концов, вы живете в одном городе. Я точно знаю, что она не замужем и едва ли откажется от свидания с тобой.

– Почему это?

– Потому что она не показалась мне похожей на дуру.

– Я подумаю над твоим советом, – хмыкнул Войтех, отвернувшись.

Саша затушила сигарету, поудобнее устроившись в кресле и положив ноги на нижнюю перекладину ограждения террасы. Она никогда не была сводней, не знакомила холостых друзей с незамужними подружками, но не так давно призналась себе, что ждет, когда Войтех найдет себе кого-нибудь посерьезнее соседок по лестничной площадке. Возможно, если она будет знать, что место в его сердце занято, ей удастся освободить от него свое?

Дурацкая логика, но все остальное она уже перепробовала.

– Раз уж у нас вечер откровений, расскажешь, что у тебя произошло с однокурсниками? – внезапно спросил Войтех, снова повернувшись к ней. – Я думал, у таких людей, как ты, не бывает врагов.

Саша чувствовала его взгляд на своей щеке, но не повернулась к нему. Она пожалела, что уже докурила сигарету и занять руки теперь нечем. Пачка осталась лежать на перилах, чтобы взять новую, пришлось бы вставать.

– У тебя есть эпизоды в жизни, за которые тебе стыдно? – спросила она через некоторое время. Войтех уже думал, что она и не ответит.

– Думаю, найдется несколько.

– Нет. – Саша помотала головой, по-прежнему избегая встречаться с ним взглядом. – Я имею в виду не украденную в пятом классе жвачку в магазине или царапину на машине соседа, которую ты ему оставил и ничего не сказал. Таких, которых ты стыдишься по-настоящему. Стараешься не вспоминать, не думать, потому что не можешь найти себе оправданий.

Войтех тоже замолчал на длительное время. Задавая вопрос об одногруппниках, он догадывался, что дело в чем-то очень серьезном, но теперь понял, что еще и в очень болезненном. Наверное, стоило сейчас свернуть разговор, но то ли было что-то в этом тихом вечере, то ли Саша сама приучила его за два года не избегать серьезных разговоров, но он тихо признался:

– Пожалуй, то, что я не брал трубку, когда мне звонила мама. Тогда, после увольнения из вооруженных сил. Я поругался с отцом, переехал в Москву и оборвал контакты. Мама была ни в чем не виновата, она всегда поддержала бы меня, что бы я ни говорил и ни думал. Она звонила. Сначала каждый день, потом раз в неделю, раз в месяц. Я не брал трубку, и постепенно она перестала звонить вообще. Вот за это мне по-настоящему стыдно. Даже сейчас, когда мы помирились и я раз в несколько месяцев стабильно летаю к ним в гости. Знаешь, – Войтех вдруг повернулся к ней всем корпусом, и Саша тоже посмотрела на него, – она до сих пор не звонит. Я только сейчас это понял. Всегда ждет звонка от меня. Я звоню, часто. Но она – больше никогда.


Саша некоторое время разглядывала в полутьме террасы его лицо, как будто хотела что-то рассмотреть на нем. Войтех тоже не отводил взгляд. На улице стемнело еще сильнее, дневная жара сменилась приятной прохладой, и вечер как никогда располагал к подобным разговорам. Не мешало ни бормотание радио из приоткрытого окна на втором этаже, не всплески воды где-то далеко, ни приглушенные звуки деревни за высоким забором.

– Мы были подругами, – наконец сказала Саша. – Почти с первого класса. Всегда вместе. И в медицинский поступили вместе, хотя Жанна не хотела быть врачом. Она всегда за мной шла. Тихая заучка и ботаник, не давала мне пойти вразнос, когда хотелось, а я не позволяла ей замкнуться в раковине из учебников. В нашей группе был парень, Игорь, с которым у них случилась любовь почти с первого взгляда. Вот на первом курсе как начали встречаться, так на последнем и поженились. Мы дружили втроем, я даже не чувствовала себя лишней. Прикрывала их, когда они вместо лекций шли в кино, а они прикрывали меня, когда я не приходила домой на ночь, говоря моим родителям, что мы вместе.

Саша замолчала, вновь отвернувшись к озеру. Войтех не торопил ее. Почему-то он был уверен, что Саша говорит об этом впервые за долгое время.

– Это случилось в начале второго курса. Была какая-то вечеринка, на которую она не пошла. Заболела. Мы с Игорем пошли вдвоем, немного… кхм, перебрали. Нам было по девятнадцать лет, мы только вырвались из-под родительского крыла, по собственному мнению, такие взрослые и значительные, – она криво усмехнулась. – Если честно, я даже не помню, почему он решил проводить меня домой, где были мои родители, и зачем вообще он зашел в квартиру. И после я тоже плохо помню. – Она бросила на Войтеха быстрый взгляд и снова отвернулась. – Ни для одного из нас это ничего не значило, поэтому утром мы договорились, что Жанна ничего не узнает. Я вообще была уверена, что рано или поздно они разбегутся. Разве можно встретить любовь на всю жизнь в восемнадцать лет? Однако на шестом курсе они поженились. Естественно, я была свидетельницей. Как же иначе? К тому моменту я почти забыла о том досадном эпизоде пять лет назад. По крайней мере, старалась забыть.

– Однако она каким-то образом узнала? – подсказал Войтех. – Он рассказал?

Саша снова криво усмехнулась и помотала головой.

– Я сама, представляешь? – Она посмотрела на Войтеха, и в ее глазах что-то блеснуло: то ли слезы, то ли просто отражение света от фонаря внизу. – Я как-то говорила тебе, что занималась гипнозом еще в университете. Нас таких было много: кто-то интересовался глубоко, кто-то быстро уходил. Была и группа, так сказать, избранных, кто дошел до конца и смог овладеть гипнозом без согласия гипнотизируемого. Мы уже закончили университет, проходили интернатуру, но продолжали ходить на занятия. Антон, наш учитель, постоянно повторял, что мы не должны пользоваться своими умениями без крайней необходимости. Но ты же понимаешь, сложно удержаться, когда ты умеешь такое. Он выбрал интересный способ показать каждому из нас, насколько это неправильно и плохо. Не знаю, что он сделал с остальными. Мы никогда это не обсуждали, поскольку, как я понимаю, опыт для каждого был болезненным. Меня он заставил рассказать Жанне все. Не знаю, давно ли выяснил мою тайну на одном из занятий или же просто велел рассказать близкому человеку что-то постыдное, но я даже не почувствовала внушения. Он всегда был сильнее нас всех. Поняла, что натворила, только когда стояла перед Жанной, а она плакала, не веря своим ушам. Я просила прощения, говорила, что это было глупой ошибкой, за которую мне безумно стыдно, но… – Саша развела руками.

– Она тебя не простила?

– А ты бы простил?

– Я простил.

Саша посмотрела на него, смотрела долго и внимательно, и наконец покачала головой.

– Она сказала, что тоже простила бы, если бы я рассказала сразу. Если бы не врала ей пять лет.

У Войтеха вырвался странный звук, похожий на громкое хмыканье или на приглушенное восклицание, как будто он вдруг понял что-то важное.

– Ты поэтому теперь исповедуешь принцип «не солги»?

– Такой вот вывод.

– Это неправильный вывод, Саша. – Войтех снова повернулся к ней всем корпусом, даже наклонился чуть ближе, разглядывая в полутьме темные крапинки в карих глазах. – Ты правильно сделала, что не говорила ей. О таких вещах нельзя говорить, а лучше всего – забыть. То, что она узнала, – досадная случайность, которая могла никогда не произойти. Не позволяй себе совершать ошибки, а уж если совершила и правда об этом может причинить боль другим – лги так, чтобы самой поверить в то, что этого не было. Только так это работает. Она не простила тебя не потому, что ты ей сразу не сказала. Она не простила потому, что ты это сделала. А потом позволила ей об этом узнать.

– Но ведь его она простила.

– Хотя он ей тоже ничего не сказал. Чувствуешь несоответствие? Просто иногда, чтобы справиться с болью, человеку нужно найти виноватого. Точно так же я несколько лет винил брата в том, что моя невеста недостаточно сильно меня любила. И твоей подруге нужно кого-то винить. Его? Но они уже женаты, она его любит. Тебя проще. Хоть это и неправильно. Ты была свидетельницей на их свадьбе, но он был женихом. Вы предавали ее вместе и молчали потом оба, но не прощена именно ты. – Войтех снова откинулся на спинку кресла, оставив Сашу ошеломленно смотреть на то место, где только что было его лицо. – Но я со временем простил обоих. Простит и она.

Несколько долгих мгнов

Вы прочитали книгу в ознакомительном фрагменте. Купить недорого с доставкой можно здесь.