Привилегия

— Ты думаешь, я позвонила ему, чтобы сказать, что буду здесь сегодня? Я даже не знала, что мне придется ехать сюда сегодня, папочка. Ты заставил меня приехать, потому что, очевидно, я не могу быть несчастна с тобой только дома, я должна быть несчастна и на людях.

Взгляд отца стал жестче.

Лючию это все еще не беспокоило.

Где была ложь?

— Как еще он мог узнать...

— У меня нет сотового телефона или ноутбука, которым я могу воспользоваться. Ты забрал мою машину, так что я тоже не могу сесть за руль, чтобы сообщить ему об этом. Ох, и у нас даже нет домашнего телефона, потому что у каждого свой собственный мобильный, так что я не могла воспользоваться и им, чтобы позвонить Ренцо. Это была не я.

Люциан все еще не верил ей, но его желание поспорить с ней быстро угасло. Вот в чем была особенность ее отца. Он был чертовски упрям, когда считал, что в чем-то прав или поступает правильно. Как и все это дерьмо с ней и Ренцо. Но в то же время он не был человеком, который наслаждается недовольством или дискомфортом в своей собственной жизни и доме.

На самом деле это обоюдоострый меч.

— Ну, он не получит желаемого, — пробормотал отец, отбрасывая салфетку. — Даю слово.

— Что это значит?

— Это значит, что надо хорошенько его рассмотреть, потому что скоро он уйдет.

— Люциан, — пробормотала Джордин.

Лючия взглянула на мать, но быстро вернулась к отцу.

— Знаешь, всю последнюю неделю я пыталась заставить тебя понять, папочка. Я снова и снова объясняла тебе, что это моя жизнь, а не твоя. Что я могу встречаться с кем захочу и когда захочу, и ты не имеешь права голоса. Я позволяла тебе говорить мне все, что ты хочешь, забирать мои вещи, и по большей части не боролась с тобой по этому поводу. Но с меня хватит.

— Прошу прощения?

Встав из-за стола, Лючия снова краем глаза заметила фигуру Ренцо, когда схватила со спинки стула легкий жакет и надела его. Прошла всего неделя с тех пор, как она была с ним в последний раз, и все же чувствовала, что должна взглянуть на него в поисках каких-либо признаков перемен. Неделя это слишком долго, чтобы находится вдали от него. У нее болело сердце. Она не знала, как лучше объяснить это, но каждый день, когда она не видела Ренцо и не разговаривала с ним, становился только хуже.

К черту ее отца.

К черту то, что он хотел.

Лючия больше не будет играть хорошо.

— Мне восемнадцать, — произнесла Лючия, натягивая жакет, поднимая с пола сумочку и одновременно встречаясь взглядом с отцом. — Я могу идти, куда захочу, и делать, что захочу. Я также могу быть с кем захочу.

От нее не ускользнуло, как напряглись плечи отца под костюмом при этих словах. Она и раньше говорила ему такие вещи, но не слишком серьезно. Больше похоже на то, что она повторяла ему дерьмо, которое он должен был уже знать.

Лючия не была глупой. Она знала, что отец думает, будто защищает ее, но в этом не было необходимости. И он был совершенно неправ насчет Ренцо, но он просто не хотел понять или узнать о человеке, которого она любила. Люциан застрял в своих чувствах, потому что боялся, что то, что случилось с ее старшей сестрой, Лилианой, может случиться и с ней.

Потому что Ренцо был неизвестным.

Он не принадлежал к их типу людей.

Ренцо — это он, и его жизнь не должна быть такой, как у них, чтобы Лючия любила его и желала быть с ним. Ему не нужно быть похожим на них, чтобы она знала, что он настолько хорош, насколько мог, и она хотела его таким, каким он был.

— Пока ты под моей крышей, — процедил сквозь зубы отец, — Ты будешь следовать моим правилам, Лючия.

Она кивнула.

— Ладно, тогда я ухожу.

Сидя на стуле, Джордин резко втянула воздух, но по большей части не отрывала взгляда от стола. Лючия знала, что ее мама втайне надеялась, что ее дочь и муж самостоятельно с этим разберутся. Что скоро вся эта чепуха пройдет, и они смогут вернуться к семье, которой были до того, как Ренцо ворвался в жизнь Лючии, как приливная волна из океана.

Его волна подхватила ее, утащила в океан, и, черт возьми, она могла утонуть, но, по крайней мере, она собиралась плыть с ним. Это все, чего она хотела.

Ей не нужно было, чтобы они понимали или любили ее.

Это все равно должно было случиться.

— Ты собираешься съехать? — спросил Люциан, слегка ухмыляясь. — Ты сейчас серьезно?

— Не понимаю, почему бы и нет, — ответила Лючия, пожимая плечами и придвигая

стул к столу. — Разве я уже не уехала в Калифорнию? Ты планировал последовать за мной туда, чтобы тоже присматривать за мной, или...?

— Лючия, будь добра, — мягко произнесла мать. — Он твой отец, и...

— Тогда, может, он должен действовать, как отец, мам!

Боже.


Она не собиралась кричать, и уж точно не на мать. Из всех людей, на которых Лючия сердилась в последнее время, ее мать определенно не была одной из них.

— Прости, — быстро прошептала она.

Джордин подняла глаза и слегка улыбнулась дочери.

— Все в порядке, я знаю, что ты..

— Избалованная девчонка, которая ведет себя как избалованная девчонка, — хрипло перебил ее отец. — Сядь, Лючия. Ты никуда не пойдешь, и уж точно не уйдёшь туда, к нему. Мне все равно, даже если кто-то придет сюда, чтобы смотреть за тобой и убедиться, что ты не сдвинешься ни на сантиметр. Ты не спустишься вниз, чтобы увидеться с этим молодым человеком.

Серьезно?

— Иди ты, — пробормотала Лючия, поворачиваясь к двери.

Она так и сказала. Ей восемнадцать.

Он не мог держать ее здесь.

— Лючия! — закричал отец.

Она услышала его шаги позади себя, но ей было все равно. Развернувшись на каблуках и увидев, что он всего в нескольких метрах от нее, Лючия указала на отца, а затем снова на себя. Прямо над тем местом, где ее сердце неуправляемо билось и испытывало такую сильную боль с каждым сжатием, потому что, может быть... Господи, возможно, если она расскажет ему, что чувствует внутри, потому что Ренцо слишком далеко, и так было всю эту неделю, тогда ее отец поймет, что это не то, что она хотела сделать.

Дело не только в этом.

Она должна это сделать.

Ей нужен Ренцо.

— Прямо здесь, — пробормотала она, прижимая кончик пальца к груди, — Это уничтожает меня прямо здесь, папочка. Мне все время больно, потому что это не то место, где я хочу быть, разве ты не понимаешь? Мне жаль, если тебе это не нравится, или это пугает тебя, но я не могу продолжать страдать здесь, потому что я не с ним. Я хочу быть с ним...

Люциан заколебался на следующем шаге.

Лючия не сдвинулась ни на сантиметр.

За спиной отца Джордин встала из-за стола. Взгляд матери оторвался от дочери, стоявшей в дверном проеме, и Ренцо, все еще стоявший снаружи, казалось, болтал с охранником, к машине которого прислонился, словно ему было все равно.

— Люциан, — тихо произнесла Джордин.

— Что?

— Отпусти ее.

Люциан резко повернул голову, и его глаза расширились.

— Что ты только что сказала?

— Я сказала, отпусти ее.

— Как я могу...?

— Потому что она должна сделать свой собственный выбор, и если это означает ошибки, значит, так оно и есть. Они принадлежат ей, а не тебе или нам. Я думала, мы этому научились, не так ли? Много лет назад мы решили, что эта жизнь и мы не будем влиять на них и контролировать их. Мы так решили, Люциан.

— Bella... (прим: Красавица)

— Лючия, ты можешь уйти с молодым человеком, если хочешь, — прошептала мать. — Мы тебя не остановим и не станем вмешиваться. Я обещаю.

Лючия колебалась.

Она встала между отцом и матерью. Оба, которых она любила — целиком и полностью, хотя иногда, как сейчас, отец заставлял ее задаваться вопросом, почему. И то, и другое было столпом силы и опорой, по крайней мере, на протяжении всей ее жизни. Ей не хотелось их разочаровывать, но и не в них дело.

Джордин кивнула в сторону двери.

— Иди, Лючия.

— Джордин...

Лючия уже повернулась, чтобы уйти, когда отец снова заговорил. На этот раз она не остановилась. Ей больше нечего было ему сказать. Не сейчас. У нее только одно желание: как можно ближе подобраться к парню, который ждал ее снаружи. Чем ближе она подходила к нему, тем лучше становилось у нее на сердце.

Светлее.

Счастливее.

Свободнее.