Приключения Электроника
Часть 4 из 88 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Но никакие отговорки не помогают, приходится сидеть над задачником. Сережка читает и перечитывает пять строк о садовнике, собравшем богатый урожай яблок и груш, а сам думает о собаке, которая в темноте долго бежала за ним. Он тихонько свистел ей и все оглядывался: бежит ли? Собака то трусила следом, то останавливалась, садилась и как-то тоскливо смотрела на Сережку. У нее был белый треугольник на груди, одно ухо торчком, а второе будто сломано посредине.
У подъезда Сережка приготовился взять ее на руки, но она чего-то испугалась, отскочила и убежала.
Сережка опять тупо смотрит в задачник, катает по столу ручку. Потом захлопывает книгу, быстро складывает все в портфель. Он нашел самое простое решение: «Спишу у Профессора».
Профессор, или Вовка Корольков, — сосед Сыроежкина по парте. Его тетради — хоть сейчас на выставку или в музей: ни клякс, ни исправлений, одни аккуратные мелкие буквочки и цифры. Да и самого хозяина тетрадей можно демонстрировать в музее. Профессор знает про все на свете, начиная от моллюсков и кончая космосом. Но он не задается, никогда не задирает нос перед товарищами. Для него самое главное в жизни — это математика. Увидев какое-нибудь уравнение, Профессор забывает обо всем на свете. Правда, когда Сережка не может справиться с задачкой, Профессор спускается со своих высот и подсказывает решение. Для этого его нужно как следует толкнуть в бок.
Но особой дружбы между соседями не было. Профессор дружил с Макаром Гусевым, сидевшим на первой парте и заслонявшим остальным добрую четверть доски. Забавная это была пара: худой, бледный, самый маленький в классе Профессор, известный запусками самодельных ракет, разными хитроумными выдумками, и здоровенный, румяный, с кулаками, как дыньки, Макар Гусев. Он, Макар, прославлял своего приятеля, а иногда даже подавал ему неожиданные идеи: предлагал делать лыжи с моторчиком, варить лимонное масло и так далее. У Макара тоже не было никаких сомнений в своем будущем. Когда заходила об этом речь, он демонстрировал свои мышцы и говорил: «Само собой, буду возиться с машинами. Вот у Профессора голова особенная. Путь он и ломает ее. А я чихал на эти премудрости».
Если Профессор был симпатичен Сережке, то верзила Гусев попортил ему немало крови. Фамилия Сережки с первой же встречи показалась Макару чересчур забавной и потом просто не давала ему покоя, словно щекотала.
— Привет, Сыроежкин! — басом кричал еще издали Макар. — Сыр ешь или не ешь?
Если Сережка отвечал, что он не ест, Макар продолжал:
— Тогда ты должен быть Сыроножкин, Сыроручкин или Сыроушкин!
Сергей пробовал отвечать утвердительно, но и тут Макар не успокаивался и провозглашал:
— Внимание! Идет Сыр Сырыч Сыров, он же Сережка Сыроежкин, большой знаток и любитель всех сортов сыра во всем мире. Скажите, пожалуйста, что вы ели на завтрак?
И тогда Сережка решил ничего не говорить и молча поднимался в класс.
Гусев не отставал от него ни на шаг.
— Послушай, как тебя — Сыроглазкин? Я вчера забыл твою фамилию и мучился всю ночь. Сырокошкин? Сыромышкин? Сыросороконожкин?
Иногда Сережка так злился на приставалу, что был готов его ударить. Но начинать первому не хотелось, а верзила ни с кем не дрался. Оставалось перенять метод у противника. И Сережка на уроках осторожно водил мелом по спине Макара — ведь она торчала прямо перед ним. Класс посмеивался, созерцая слово «Гусь», а Макар подозрительно оглядывался. На переменке он гонялся за Сережкой, но поймать более верткого обидчика не мог и издали грозил кулаком-дынькой.
Эти маленькие обиды мгновенно забывались, прекращались короткие потасовки в углах, когда появлялись Виктор Попов и Спартак Неделин из девятого «А». При всем желании нельзя было отыскать в школе такого человека, который бы не знал выдающихся математиков. О них ходили легенды. Мальчишки табуном следовали за знаменитой парой и передавали друг другу новости:
— Ребята, Неделин свалил замечательное неравенство! Все бились — и ничего, а он взял и свалил. А Спартак зато доказал труднейшую теорему!
Знаменитости между тем не обращали на пышную свиту ни малейшего внимания. Они неторопливо прогуливались по залу и загадывали друг другу музыкальные задачки: тихонько насвистывали или напевали мелодии и угадывали композитора. Потом звенел звонок, двери девятого «А» закрывались, и школа ждала новостей.
Новости бывали самые разные:
— Слышали? Неделин весь урок с учителем спорил. Тот доказывает свое, а этот — свое. Так до самого звонка и говорили.
— Хорошо ему, он все знает. А тут не успеешь спокойно посидеть на месте, как уже тянут к доске.
— Видели, Спартак надел красную майку? Под рубашкой просвечивает. Опять забьет голы биологам!
— Ну и что? Там учатся одни девчонки. А ребят — раз-два и обчелся. И все хилые. Не мудрено их обыграть… Вот Попов скрипку новую купил! Такие концерты закатывает, что все соседи не спят.
— Да я сам живу под Спартаком. На два этажа ниже. Знаешь, как он гремит на рояле! Что твоя скрипка! Рояль на все десять этажей слышно.
— Что ты очки нацепил? Не на Витьку ли Попова хочешь быть похож? Ваш Витька слабак, футбол не гоняет. Смотри, зачахнешь с этими очками. Лучше грамм здоровья, чем тонна знаний.
— Сам ты слабак! Я делаю зарядку каждый день. И прыгнул дальше тебя!
Как видите, поклонники математики из всех классов разделились на два лагеря. Одни подражали задумчивому, серьезному Попову, иронически смотрящему на шумные развлечения. Обожатели живого, мускулистого Спартака восхваляли спорт и пытались сочинять стихи, кто знает — лучше или хуже тех, которые Неделин печатал в каждом номере стенгазеты. Единственное, на чем сходились два лагеря, что математика — основа всей жизни.
Сыроежкин, конечно, был сторонником веселого Спартака, хотя тот и не оказывал ему никаких знаков внимания. А Попова семиклассник сторонился после одного происшествия. Сережка бежал по коридору, как вдруг резко распахнулась дверь и треснула его по голове. Случайный виновник этого удара — Виктор Попов — был, видимо, занят своими мыслями. Он и не взглянул на пострадавшего, лишь бросил на ходу:
— Эй, малыш, осторожнее!
Тут Сережка взбесился. Не потому, что получил здоровенную шишку на лбу. Его взбесило само обращение.
— Какой большой нашелся!.. — процедил он сквозь зубы. — Как дам сейчас по очкам, чтоб смотрел, куда идешь!
Попов остановился, с удивлением оглядел незнакомую фигуру и неожиданно спросил:
— Эй ты, забияка, скажи мне лучше, что такое «Альджебр и аль-мукабала»?
Сергей ничего не ответил. Он пошире расставил ноги и сунул руки в карманы брюк.
— Пора бы знать, что это — математическое сочинение девятого века, которое дало название алгебре. — Попов глядел на забияку с явной иронией. — И между прочим, молодой человек, профессора, которые навещают нашу школу, называют меня коллегой. Слышал? Коллегой.
На этом, собственно, столкновение кончилось.
Витька Попов давным-давно все забыл. А Сыроежкин помнил. И быть может, именно после того случая он придумал такую историю.
Вот он через два года — никому не известный девятиклассник — приходит в университет на математическую олимпиаду. Берет лист бумаги, читает условия задач. Десять минут — и он подает комиссии исписанный листок. В зале скрипят вовсю перья, но он удаляется, даже не оглянувшись. Комиссия читает его работу и дивится: «Кто такой этот Сыроежкин? Никогда не посещал математических кружков, не присутствовал на заседаниях секции и так легко, играючи нашел свои остроумные решения. Даже странно, что для него не существует неразрешенных задач…»
А на другой день повесят плакат:
«Первое место занял ученик девятого класса Сергей Сыроежкин. Почет и слава!..»
Витька Попов узнает об этом и протягивает руку примирения: «Извини, коллега. Такие задачи не мог решить даже я…»
А что? Разве не может так быть? Сережка читал в одной книге, что знаменитая теорема Стокса появилась на свет, когда Стоке был студентом и отвечал на экзамене самому Максвеллу. С тех пор теорема носит его имя. И теорема Релея доказана тоже на экзамене. Так почему же не может быть открыта когда-нибудь теорема Сыроежкина?…
Но чаще всего, когда Сергей задумывается, кем ему быть, мысли его скачут в полном беспорядке, и он удивляется своему непостоянству.
«Почему ни с того ни с сего я начинаю думать про Антарктиду, про марки Мадагаскара и забываю, что надо идти в школу? — философствует в такие минуты Сыроежкин. — Я могу думать или не думать, учиться или лениться, делать что-нибудь или совсем ничего не делать. Почему, если я захочу, все выходит быстро и хорошо — и уроки, и уборка дома, и кросс. Захочу — и не буду ни математиком, ни инженером, а буду шофером, или геологом, или, как отец и мать, конструктором. На уроках географии меня так и тянет уехать на Север, работать там на заводе и отдыхать в стеклянном санатории. А на истории — раскапывать скифские курганы, искать стрелы, щиты, копья и разгадывать древние пергаменты. И конечно, всегда хочется быть космонавтом!.. Почему я такой, что сам себя не могу понять?»
И Сережка спрашивает отца:
— Пап, а как ты узнал, что хочешь быть конструктором?
Он спрашивает это, наверно, в сотый раз, хотя заранее знает все: как отец окончил школу, потом работал шофером на сибирской стройке — водил здоровенные самосвалы, потом поступил в автостроительный и там встретил маму. И пока Павел Антонович — наверно, в сотый раз — с удовольствием вспоминает молодость, Сережка думает о своем:
«Почему— то раньше все было просто. Люди знали, кем они хотят быть, на кого надо учиться. А тут стоишь, как Илья Муромец перед камнем, и не знаешь: налево пойдешь, направо пойдешь или прямо пойдешь? Даже тоска берет…»
И он опять вспомнил ту самую собаку, которая бежала за ним в темноте. Так долго бежала, и на тебе — только он хотел подобрать ее, принести домой, как она удрала. Чего она, глупая, испугалась?
— О чем ты думаешь? — спрашивает отец, прервав свой рассказ.
— Пап, а собака — умное существо? Она понимает, что ей говоришь?
— По-моему, понимает. Когда слушается, то понимает.
— А как понять человеку, что она чувствует?
— Наверно, надо научить ее говорить, — шутит отец.
— Пап, ты больше не рассказывай. Я все уже вспомнил, что было дальше… Пап, я твердо решил: я буду ветеринаром.
— Ну, как знаешь! — Павел Антонович пожимает плечами и уходит из комнаты.
Обиделся, что ли?
— А ветеринар — неплохая специальность! — кричит за стенкой отец.
Нет, не обиделся.
Павел Антонович возвращается с томом энциклопедии.
— Сейчас мы прочтем о ветеринарах, — говорит он.
«Неплохая»! — про себя усмехается Сергей, пока отец читает вслух энциклопедию. — Лечить всяких кошек да коров. Ну и занятие!.. Ничего они не понимают, эти взрослые. Скажешь что-нибудь нечаянно, а они уже развивают. А что хочется узнать на самом деле, так они этого не знают. Да и откуда им знать, как понимать собачьи чувства!.. Что же все-таки хотела та бездомная дворняга? Почему она убежала?"
КТО ОН, ЧЕМПИОН?
В воскресенье Сыроежкин встал рано. Не потому, что у него были неотложные дела. Просто утро выдалось настолько яркое, свежее после ночного дождика, что было бы глупо валяться в постели. В такое утро всегда чувствуешь, что случится что-то радостное или необыкновенное: ведь день будет длинным-предлинным и очень далек тот час, когда позовут спать.
В соседней комнате было тихо, и Сережка хотел незаметно ускользнуть из дома. Как можно осторожнее взялся он за тугой замок, но тот все же предательски щелкнул.
— Сережа! — Это мама зовет из соседней комнаты. Услышала.
— Чего?
— Сходи, пожалуйста, за хлебом. И не опаздывай на зарядку.
Зарядка бывает в восемь. Звучит горн. На футбольном поле стоит человек в красной майке. Это мастер спорта Акулыпин, он живет на третьем этаже. Стоит и ждет, когда сбегутся ребята из всех подъездов. Потом пробежка, прыжки и игра в мяч. Как видите, зарядка совсем не скучная, и Сережка не собирается увиливать. А вот хлеб — это уже обязанность. Зачем ходить за ним, когда можно заказать на дом? Мама говорит так: из воспитательных целей, чтобы он, Сережка, не разленился.
— Две булки?
— Ну конечно. Ты же знаешь, — слышится из-за двери.
— Сейчас выясним, одну минуточку! — громко говорит Сергей и усмехается, представив недоуменные лица родителей.
У подъезда Сережка приготовился взять ее на руки, но она чего-то испугалась, отскочила и убежала.
Сережка опять тупо смотрит в задачник, катает по столу ручку. Потом захлопывает книгу, быстро складывает все в портфель. Он нашел самое простое решение: «Спишу у Профессора».
Профессор, или Вовка Корольков, — сосед Сыроежкина по парте. Его тетради — хоть сейчас на выставку или в музей: ни клякс, ни исправлений, одни аккуратные мелкие буквочки и цифры. Да и самого хозяина тетрадей можно демонстрировать в музее. Профессор знает про все на свете, начиная от моллюсков и кончая космосом. Но он не задается, никогда не задирает нос перед товарищами. Для него самое главное в жизни — это математика. Увидев какое-нибудь уравнение, Профессор забывает обо всем на свете. Правда, когда Сережка не может справиться с задачкой, Профессор спускается со своих высот и подсказывает решение. Для этого его нужно как следует толкнуть в бок.
Но особой дружбы между соседями не было. Профессор дружил с Макаром Гусевым, сидевшим на первой парте и заслонявшим остальным добрую четверть доски. Забавная это была пара: худой, бледный, самый маленький в классе Профессор, известный запусками самодельных ракет, разными хитроумными выдумками, и здоровенный, румяный, с кулаками, как дыньки, Макар Гусев. Он, Макар, прославлял своего приятеля, а иногда даже подавал ему неожиданные идеи: предлагал делать лыжи с моторчиком, варить лимонное масло и так далее. У Макара тоже не было никаких сомнений в своем будущем. Когда заходила об этом речь, он демонстрировал свои мышцы и говорил: «Само собой, буду возиться с машинами. Вот у Профессора голова особенная. Путь он и ломает ее. А я чихал на эти премудрости».
Если Профессор был симпатичен Сережке, то верзила Гусев попортил ему немало крови. Фамилия Сережки с первой же встречи показалась Макару чересчур забавной и потом просто не давала ему покоя, словно щекотала.
— Привет, Сыроежкин! — басом кричал еще издали Макар. — Сыр ешь или не ешь?
Если Сережка отвечал, что он не ест, Макар продолжал:
— Тогда ты должен быть Сыроножкин, Сыроручкин или Сыроушкин!
Сергей пробовал отвечать утвердительно, но и тут Макар не успокаивался и провозглашал:
— Внимание! Идет Сыр Сырыч Сыров, он же Сережка Сыроежкин, большой знаток и любитель всех сортов сыра во всем мире. Скажите, пожалуйста, что вы ели на завтрак?
И тогда Сережка решил ничего не говорить и молча поднимался в класс.
Гусев не отставал от него ни на шаг.
— Послушай, как тебя — Сыроглазкин? Я вчера забыл твою фамилию и мучился всю ночь. Сырокошкин? Сыромышкин? Сыросороконожкин?
Иногда Сережка так злился на приставалу, что был готов его ударить. Но начинать первому не хотелось, а верзила ни с кем не дрался. Оставалось перенять метод у противника. И Сережка на уроках осторожно водил мелом по спине Макара — ведь она торчала прямо перед ним. Класс посмеивался, созерцая слово «Гусь», а Макар подозрительно оглядывался. На переменке он гонялся за Сережкой, но поймать более верткого обидчика не мог и издали грозил кулаком-дынькой.
Эти маленькие обиды мгновенно забывались, прекращались короткие потасовки в углах, когда появлялись Виктор Попов и Спартак Неделин из девятого «А». При всем желании нельзя было отыскать в школе такого человека, который бы не знал выдающихся математиков. О них ходили легенды. Мальчишки табуном следовали за знаменитой парой и передавали друг другу новости:
— Ребята, Неделин свалил замечательное неравенство! Все бились — и ничего, а он взял и свалил. А Спартак зато доказал труднейшую теорему!
Знаменитости между тем не обращали на пышную свиту ни малейшего внимания. Они неторопливо прогуливались по залу и загадывали друг другу музыкальные задачки: тихонько насвистывали или напевали мелодии и угадывали композитора. Потом звенел звонок, двери девятого «А» закрывались, и школа ждала новостей.
Новости бывали самые разные:
— Слышали? Неделин весь урок с учителем спорил. Тот доказывает свое, а этот — свое. Так до самого звонка и говорили.
— Хорошо ему, он все знает. А тут не успеешь спокойно посидеть на месте, как уже тянут к доске.
— Видели, Спартак надел красную майку? Под рубашкой просвечивает. Опять забьет голы биологам!
— Ну и что? Там учатся одни девчонки. А ребят — раз-два и обчелся. И все хилые. Не мудрено их обыграть… Вот Попов скрипку новую купил! Такие концерты закатывает, что все соседи не спят.
— Да я сам живу под Спартаком. На два этажа ниже. Знаешь, как он гремит на рояле! Что твоя скрипка! Рояль на все десять этажей слышно.
— Что ты очки нацепил? Не на Витьку ли Попова хочешь быть похож? Ваш Витька слабак, футбол не гоняет. Смотри, зачахнешь с этими очками. Лучше грамм здоровья, чем тонна знаний.
— Сам ты слабак! Я делаю зарядку каждый день. И прыгнул дальше тебя!
Как видите, поклонники математики из всех классов разделились на два лагеря. Одни подражали задумчивому, серьезному Попову, иронически смотрящему на шумные развлечения. Обожатели живого, мускулистого Спартака восхваляли спорт и пытались сочинять стихи, кто знает — лучше или хуже тех, которые Неделин печатал в каждом номере стенгазеты. Единственное, на чем сходились два лагеря, что математика — основа всей жизни.
Сыроежкин, конечно, был сторонником веселого Спартака, хотя тот и не оказывал ему никаких знаков внимания. А Попова семиклассник сторонился после одного происшествия. Сережка бежал по коридору, как вдруг резко распахнулась дверь и треснула его по голове. Случайный виновник этого удара — Виктор Попов — был, видимо, занят своими мыслями. Он и не взглянул на пострадавшего, лишь бросил на ходу:
— Эй, малыш, осторожнее!
Тут Сережка взбесился. Не потому, что получил здоровенную шишку на лбу. Его взбесило само обращение.
— Какой большой нашелся!.. — процедил он сквозь зубы. — Как дам сейчас по очкам, чтоб смотрел, куда идешь!
Попов остановился, с удивлением оглядел незнакомую фигуру и неожиданно спросил:
— Эй ты, забияка, скажи мне лучше, что такое «Альджебр и аль-мукабала»?
Сергей ничего не ответил. Он пошире расставил ноги и сунул руки в карманы брюк.
— Пора бы знать, что это — математическое сочинение девятого века, которое дало название алгебре. — Попов глядел на забияку с явной иронией. — И между прочим, молодой человек, профессора, которые навещают нашу школу, называют меня коллегой. Слышал? Коллегой.
На этом, собственно, столкновение кончилось.
Витька Попов давным-давно все забыл. А Сыроежкин помнил. И быть может, именно после того случая он придумал такую историю.
Вот он через два года — никому не известный девятиклассник — приходит в университет на математическую олимпиаду. Берет лист бумаги, читает условия задач. Десять минут — и он подает комиссии исписанный листок. В зале скрипят вовсю перья, но он удаляется, даже не оглянувшись. Комиссия читает его работу и дивится: «Кто такой этот Сыроежкин? Никогда не посещал математических кружков, не присутствовал на заседаниях секции и так легко, играючи нашел свои остроумные решения. Даже странно, что для него не существует неразрешенных задач…»
А на другой день повесят плакат:
«Первое место занял ученик девятого класса Сергей Сыроежкин. Почет и слава!..»
Витька Попов узнает об этом и протягивает руку примирения: «Извини, коллега. Такие задачи не мог решить даже я…»
А что? Разве не может так быть? Сережка читал в одной книге, что знаменитая теорема Стокса появилась на свет, когда Стоке был студентом и отвечал на экзамене самому Максвеллу. С тех пор теорема носит его имя. И теорема Релея доказана тоже на экзамене. Так почему же не может быть открыта когда-нибудь теорема Сыроежкина?…
Но чаще всего, когда Сергей задумывается, кем ему быть, мысли его скачут в полном беспорядке, и он удивляется своему непостоянству.
«Почему ни с того ни с сего я начинаю думать про Антарктиду, про марки Мадагаскара и забываю, что надо идти в школу? — философствует в такие минуты Сыроежкин. — Я могу думать или не думать, учиться или лениться, делать что-нибудь или совсем ничего не делать. Почему, если я захочу, все выходит быстро и хорошо — и уроки, и уборка дома, и кросс. Захочу — и не буду ни математиком, ни инженером, а буду шофером, или геологом, или, как отец и мать, конструктором. На уроках географии меня так и тянет уехать на Север, работать там на заводе и отдыхать в стеклянном санатории. А на истории — раскапывать скифские курганы, искать стрелы, щиты, копья и разгадывать древние пергаменты. И конечно, всегда хочется быть космонавтом!.. Почему я такой, что сам себя не могу понять?»
И Сережка спрашивает отца:
— Пап, а как ты узнал, что хочешь быть конструктором?
Он спрашивает это, наверно, в сотый раз, хотя заранее знает все: как отец окончил школу, потом работал шофером на сибирской стройке — водил здоровенные самосвалы, потом поступил в автостроительный и там встретил маму. И пока Павел Антонович — наверно, в сотый раз — с удовольствием вспоминает молодость, Сережка думает о своем:
«Почему— то раньше все было просто. Люди знали, кем они хотят быть, на кого надо учиться. А тут стоишь, как Илья Муромец перед камнем, и не знаешь: налево пойдешь, направо пойдешь или прямо пойдешь? Даже тоска берет…»
И он опять вспомнил ту самую собаку, которая бежала за ним в темноте. Так долго бежала, и на тебе — только он хотел подобрать ее, принести домой, как она удрала. Чего она, глупая, испугалась?
— О чем ты думаешь? — спрашивает отец, прервав свой рассказ.
— Пап, а собака — умное существо? Она понимает, что ей говоришь?
— По-моему, понимает. Когда слушается, то понимает.
— А как понять человеку, что она чувствует?
— Наверно, надо научить ее говорить, — шутит отец.
— Пап, ты больше не рассказывай. Я все уже вспомнил, что было дальше… Пап, я твердо решил: я буду ветеринаром.
— Ну, как знаешь! — Павел Антонович пожимает плечами и уходит из комнаты.
Обиделся, что ли?
— А ветеринар — неплохая специальность! — кричит за стенкой отец.
Нет, не обиделся.
Павел Антонович возвращается с томом энциклопедии.
— Сейчас мы прочтем о ветеринарах, — говорит он.
«Неплохая»! — про себя усмехается Сергей, пока отец читает вслух энциклопедию. — Лечить всяких кошек да коров. Ну и занятие!.. Ничего они не понимают, эти взрослые. Скажешь что-нибудь нечаянно, а они уже развивают. А что хочется узнать на самом деле, так они этого не знают. Да и откуда им знать, как понимать собачьи чувства!.. Что же все-таки хотела та бездомная дворняга? Почему она убежала?"
КТО ОН, ЧЕМПИОН?
В воскресенье Сыроежкин встал рано. Не потому, что у него были неотложные дела. Просто утро выдалось настолько яркое, свежее после ночного дождика, что было бы глупо валяться в постели. В такое утро всегда чувствуешь, что случится что-то радостное или необыкновенное: ведь день будет длинным-предлинным и очень далек тот час, когда позовут спать.
В соседней комнате было тихо, и Сережка хотел незаметно ускользнуть из дома. Как можно осторожнее взялся он за тугой замок, но тот все же предательски щелкнул.
— Сережа! — Это мама зовет из соседней комнаты. Услышала.
— Чего?
— Сходи, пожалуйста, за хлебом. И не опаздывай на зарядку.
Зарядка бывает в восемь. Звучит горн. На футбольном поле стоит человек в красной майке. Это мастер спорта Акулыпин, он живет на третьем этаже. Стоит и ждет, когда сбегутся ребята из всех подъездов. Потом пробежка, прыжки и игра в мяч. Как видите, зарядка совсем не скучная, и Сережка не собирается увиливать. А вот хлеб — это уже обязанность. Зачем ходить за ним, когда можно заказать на дом? Мама говорит так: из воспитательных целей, чтобы он, Сережка, не разленился.
— Две булки?
— Ну конечно. Ты же знаешь, — слышится из-за двери.
— Сейчас выясним, одну минуточку! — громко говорит Сергей и усмехается, представив недоуменные лица родителей.