Приказано жениться
Часть 8 из 30 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Белов хотел возразить, что это не стоит благодарности, но передумал. Пусть лучше так.
— И, кстати, не говорите пока никому о том, что произошло у государыни, — приказал он, уже вскакивая в седло и пуская коня вскачь.
После отъезда гвардейца напряжение ослабло. Настя выдохнула и нерешительно посмотрела на своего слугу. Тот неодобрительно качал головой.
— Настасья, Настасья, с таким характером и поведением ты никогда себе мужа не найдешь. Вон и этот ускакал, будто ошпаренный.
— Да куда он ускачет от приказа государыни, — пробурчала Настя себе под нос и добавила громче, — Ты, Петр, езжай в казармы Преображенского полка, располагайся там, вещи мои привезешь, как дождь закончится!
— Преображенского? — ахнула Глаша, осеняя себя крестом.
— Глаша, ступай в комнату! — Настя строго посмотрела на нее, — Дверь направо. Я там теперь жить буду. Государыня меня во фрейлины приняла.
— А… — девка замялась. — А Платон Александрович.
— Потом расскажу. Ступай!
Глаша кивнула и поспешно ушла в дом. Настасья вновь обернулась к Петру.
— Петр, я…
В носу противно защипало, словно слуга уезжал навсегда.
— Вы б под дождем не стояли, Анастасия Платоновна, — строго произнес слуга, поняв, что у девушки сейчас на душе. — Не рове́н час застудитесь! Ветер вон какой! А за меня не переживайте, я ж по соседству буду!
Настя невольно улыбнулась.
— Бог в помощь, Петр! Если что — мигом ко мне! — наказала она, стараясь, чтобы голос звучал твердо.
— Будет сделано! — мужик развернул возок и причмокнул губами, высылая лошадь.
Девушка украдкой перекрестила удаляющуюся фигуру и вернулась в комнату.
Глаша уже хлопотала у печки, выложенной сине-белыми изразцами, пытаясь развести огонь.
— Дрова сырые, — пожаловалась она хозяйке. — Словно неделю под дожем были.
— Может и были, — вздохнула Настя. — Кто ж их разберет…
Оглянувшись, чтобы никто не видел, она подошла к печи и провела рукой над поленьями. Сила отозвалась волной тепла. Водя запузырилась, зашипела на древесине, сразу посветлевшей.
— Вот. Сухие, — улыбнулась девушка.
Глаша неодобрительно покосилась на хозяйку.
— Осторожнее бы вы, Настасья Платоновна с шалостями такими. Что, если кто увидит?
— А кто увидит? — отмахнулась Настя, — тут кроме меня да тебя и нет никого!
— Оно то так, токмо постелей то две. Стало быть, соседка у вас имеется!
— Имеется, — подтвердила Настя, вновь садясь на кровать. — Зябко как, Глаша, ты печь-то подожги!
Та послушно постучала кресалом, поджигая трут. Разведя огонь, она прикрыла заслонку и повернулась к хозяйке, явно желая выведать подробности, как хозяйку зачислили в фрейлины, и откуда вдруг Настя водит знакомства с преображенцами.
К счастью девушки, не желавшей отвечать на вопросы молочной сестры, дверь в комнату отворилась и на пороге возникла высокая темноволосая девица в желтом платье.
— Ты что ли новенькая? — она с любопытством посмотрела на сидящую на кровати девушку.
— Наверное я.
— Лизетта ко мне весточку отправила. Просила за тобой присмотреть, пока сама на дежурстве, — девица с завистью посмотрела на огонь в печи, — Не дымит! А у нас дрова сырые!
Глаша бросила многозначительный взгляд на хозяйку, та сделала вид, что не заметила, внимательно рассматривая незваную гостью.
— Дарья я, — представилась та, — Соседка твоя и Лизетты. Вы с ней в этой комнате, а я одна — в соседней. Остальные — в других домах расселены.
— А почему ты одна живешь? — вырвалось у Насти.
Девушка хмыкнула:
— Каморка там, а не комната. Вторая кровать не поместится, да и окна нет, окромя меня никто туда и не хотел.
— А ты захотела?
— Меня и не спрашивали. Я ж во фрейлинах из милости государевой, а не по протекции, как остальные.
Настя слегка смутилась.
— За меня тоже никто не просил, — тихо сказала она. — Елисавета Петровна сама так решила.
— Значит, понравилась ты ей! — улыбнулась Даша.
Улыбка преобразила фрейлины сделав почти красавицей. Настя лишь махнула рукой в ответ: она до сих пор с трудом вспоминала все, что произошло на аудиенции. Да и Белов к чему-то просил не говорить никому. Ссориться с женихом, пусть даже и нежеланным, не хотелось.
— А сколько у Елисаветы Петровны фрейлин? — поинтересовалась девушка, желая сменить тему для разговора.
Дарья в задумчивости покусала губу.
— С тобой девять будет. В прошлом году аж двенадцать было, да Марфа умерла от простуды, Анна в опалу попала, а Матрена и Пелагея замуж вышли. Им обоим государыня приданое дала аж на двадцать пять тысяч каждой!
— Сколько? — ахнула Настя, думая, что ослышалась.
— Двадцать пять тысяч. Сервизы, гарнитуры, украшения брриллиантовые… — Дарья завистливо вздохнула. — Но они обе богатые были… А тебя-то как звать?
— Настасья.
— Настя то есть.
— Можно и Настя.
— Девку твоя? — Дарья небрежно кивнула на Глашу, скромно стоявшую у печки.
— Моя. Аглаей кличут. Можно просто Глаша.
— Красивая она у тебя, даром что крепостная, — Дарья с завистью вздохнула. — Намучаешься ты с ней!
— С чего это? — насупилась Настя.
— Да с того, что мужиков здесь тьма-тьмущая! Кто в солдатах, кто при заводе Стрельнинском, где кирпичи обжигают, а еще те, кто дворец строил, не уехали! — начала перечислять Дарья. — В общем, отослала бы ты её подобру-поздорову!
Глаша бросила на хозяйку беспомощный взгляд. Та вздохнула.
— Не могу, — призналась она. — Я и взяла то её, лишь бы дома не оставлять. У нас сосед есть… уж очень до красивых девок охоч. Говорят, у него рядом с домом флигель выстроен, он там всех их держит и тешиться с ними каждую ночь… непотребствами разными. Уже нескольких в могилу свел.
— А ты что, видела? — оживилась Дарья.
— Что видела?
— Ну, флигель?
— Нет. На те земли мне путь заказан. Особенно сейчас, когда… — Настя оборвала себя, вдруг вспомнив, что Белов наказал ей пока молчать о случившимся.
— Когда что? — Дарья даже подпрыгнула от любопытства.
Настасья вдруг поняла, почему преображенец так ухмылялся, когда просил молчать. Фрейлина допрашивала похлеще любой тайной канцелярии.
— Когда государыня меня фрейлиной назначила. Ты же понимаешь, что появись я там, слухи пойдут гадкие, да и не к чему мне это.
Объяснение вполне устроило Дарью. Она кивнула.
— Верно. До невест из фрейлин все охотчи! Только ко не всем достается!
Настя невесело улыбнулась. Это не укрылось от взгляда Глаши, она вопросительно посмотрела на хозяйку, но та приняла беззаботный вид, якобы слушая без умолку болтавшую Дарью.
Та перескакивала с темы на тему, перебивая саму себя и ничуть не смущаясь этим. Наконец, изложив все последние сплетни, фрейлина спохватилась, что ее уже ждут и выскользнула из комнаты. Чуть позже послышался дробный стук каблучков по коридору, хлопнула входная дверь.
Настя все еще сидела на кровати, смотря в стену безжизненным взглядом. Глаша подошла, села рядом, погладила по спине.
— Настасья Платоновна, голубушка, что с тобой?
Этот жест был последней каплей.
— Ох, Глаша, что же я натворила! — девушка прижалась к плечу своей горничной девки и расплакалась.
— И, кстати, не говорите пока никому о том, что произошло у государыни, — приказал он, уже вскакивая в седло и пуская коня вскачь.
После отъезда гвардейца напряжение ослабло. Настя выдохнула и нерешительно посмотрела на своего слугу. Тот неодобрительно качал головой.
— Настасья, Настасья, с таким характером и поведением ты никогда себе мужа не найдешь. Вон и этот ускакал, будто ошпаренный.
— Да куда он ускачет от приказа государыни, — пробурчала Настя себе под нос и добавила громче, — Ты, Петр, езжай в казармы Преображенского полка, располагайся там, вещи мои привезешь, как дождь закончится!
— Преображенского? — ахнула Глаша, осеняя себя крестом.
— Глаша, ступай в комнату! — Настя строго посмотрела на нее, — Дверь направо. Я там теперь жить буду. Государыня меня во фрейлины приняла.
— А… — девка замялась. — А Платон Александрович.
— Потом расскажу. Ступай!
Глаша кивнула и поспешно ушла в дом. Настасья вновь обернулась к Петру.
— Петр, я…
В носу противно защипало, словно слуга уезжал навсегда.
— Вы б под дождем не стояли, Анастасия Платоновна, — строго произнес слуга, поняв, что у девушки сейчас на душе. — Не рове́н час застудитесь! Ветер вон какой! А за меня не переживайте, я ж по соседству буду!
Настя невольно улыбнулась.
— Бог в помощь, Петр! Если что — мигом ко мне! — наказала она, стараясь, чтобы голос звучал твердо.
— Будет сделано! — мужик развернул возок и причмокнул губами, высылая лошадь.
Девушка украдкой перекрестила удаляющуюся фигуру и вернулась в комнату.
Глаша уже хлопотала у печки, выложенной сине-белыми изразцами, пытаясь развести огонь.
— Дрова сырые, — пожаловалась она хозяйке. — Словно неделю под дожем были.
— Может и были, — вздохнула Настя. — Кто ж их разберет…
Оглянувшись, чтобы никто не видел, она подошла к печи и провела рукой над поленьями. Сила отозвалась волной тепла. Водя запузырилась, зашипела на древесине, сразу посветлевшей.
— Вот. Сухие, — улыбнулась девушка.
Глаша неодобрительно покосилась на хозяйку.
— Осторожнее бы вы, Настасья Платоновна с шалостями такими. Что, если кто увидит?
— А кто увидит? — отмахнулась Настя, — тут кроме меня да тебя и нет никого!
— Оно то так, токмо постелей то две. Стало быть, соседка у вас имеется!
— Имеется, — подтвердила Настя, вновь садясь на кровать. — Зябко как, Глаша, ты печь-то подожги!
Та послушно постучала кресалом, поджигая трут. Разведя огонь, она прикрыла заслонку и повернулась к хозяйке, явно желая выведать подробности, как хозяйку зачислили в фрейлины, и откуда вдруг Настя водит знакомства с преображенцами.
К счастью девушки, не желавшей отвечать на вопросы молочной сестры, дверь в комнату отворилась и на пороге возникла высокая темноволосая девица в желтом платье.
— Ты что ли новенькая? — она с любопытством посмотрела на сидящую на кровати девушку.
— Наверное я.
— Лизетта ко мне весточку отправила. Просила за тобой присмотреть, пока сама на дежурстве, — девица с завистью посмотрела на огонь в печи, — Не дымит! А у нас дрова сырые!
Глаша бросила многозначительный взгляд на хозяйку, та сделала вид, что не заметила, внимательно рассматривая незваную гостью.
— Дарья я, — представилась та, — Соседка твоя и Лизетты. Вы с ней в этой комнате, а я одна — в соседней. Остальные — в других домах расселены.
— А почему ты одна живешь? — вырвалось у Насти.
Девушка хмыкнула:
— Каморка там, а не комната. Вторая кровать не поместится, да и окна нет, окромя меня никто туда и не хотел.
— А ты захотела?
— Меня и не спрашивали. Я ж во фрейлинах из милости государевой, а не по протекции, как остальные.
Настя слегка смутилась.
— За меня тоже никто не просил, — тихо сказала она. — Елисавета Петровна сама так решила.
— Значит, понравилась ты ей! — улыбнулась Даша.
Улыбка преобразила фрейлины сделав почти красавицей. Настя лишь махнула рукой в ответ: она до сих пор с трудом вспоминала все, что произошло на аудиенции. Да и Белов к чему-то просил не говорить никому. Ссориться с женихом, пусть даже и нежеланным, не хотелось.
— А сколько у Елисаветы Петровны фрейлин? — поинтересовалась девушка, желая сменить тему для разговора.
Дарья в задумчивости покусала губу.
— С тобой девять будет. В прошлом году аж двенадцать было, да Марфа умерла от простуды, Анна в опалу попала, а Матрена и Пелагея замуж вышли. Им обоим государыня приданое дала аж на двадцать пять тысяч каждой!
— Сколько? — ахнула Настя, думая, что ослышалась.
— Двадцать пять тысяч. Сервизы, гарнитуры, украшения брриллиантовые… — Дарья завистливо вздохнула. — Но они обе богатые были… А тебя-то как звать?
— Настасья.
— Настя то есть.
— Можно и Настя.
— Девку твоя? — Дарья небрежно кивнула на Глашу, скромно стоявшую у печки.
— Моя. Аглаей кличут. Можно просто Глаша.
— Красивая она у тебя, даром что крепостная, — Дарья с завистью вздохнула. — Намучаешься ты с ней!
— С чего это? — насупилась Настя.
— Да с того, что мужиков здесь тьма-тьмущая! Кто в солдатах, кто при заводе Стрельнинском, где кирпичи обжигают, а еще те, кто дворец строил, не уехали! — начала перечислять Дарья. — В общем, отослала бы ты её подобру-поздорову!
Глаша бросила на хозяйку беспомощный взгляд. Та вздохнула.
— Не могу, — призналась она. — Я и взяла то её, лишь бы дома не оставлять. У нас сосед есть… уж очень до красивых девок охоч. Говорят, у него рядом с домом флигель выстроен, он там всех их держит и тешиться с ними каждую ночь… непотребствами разными. Уже нескольких в могилу свел.
— А ты что, видела? — оживилась Дарья.
— Что видела?
— Ну, флигель?
— Нет. На те земли мне путь заказан. Особенно сейчас, когда… — Настя оборвала себя, вдруг вспомнив, что Белов наказал ей пока молчать о случившимся.
— Когда что? — Дарья даже подпрыгнула от любопытства.
Настасья вдруг поняла, почему преображенец так ухмылялся, когда просил молчать. Фрейлина допрашивала похлеще любой тайной канцелярии.
— Когда государыня меня фрейлиной назначила. Ты же понимаешь, что появись я там, слухи пойдут гадкие, да и не к чему мне это.
Объяснение вполне устроило Дарью. Она кивнула.
— Верно. До невест из фрейлин все охотчи! Только ко не всем достается!
Настя невесело улыбнулась. Это не укрылось от взгляда Глаши, она вопросительно посмотрела на хозяйку, но та приняла беззаботный вид, якобы слушая без умолку болтавшую Дарью.
Та перескакивала с темы на тему, перебивая саму себя и ничуть не смущаясь этим. Наконец, изложив все последние сплетни, фрейлина спохватилась, что ее уже ждут и выскользнула из комнаты. Чуть позже послышался дробный стук каблучков по коридору, хлопнула входная дверь.
Настя все еще сидела на кровати, смотря в стену безжизненным взглядом. Глаша подошла, села рядом, погладила по спине.
— Настасья Платоновна, голубушка, что с тобой?
Этот жест был последней каплей.
— Ох, Глаша, что же я натворила! — девушка прижалась к плечу своей горничной девки и расплакалась.