Приказано жениться
Часть 12 из 30 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Григорий лишь усмехнулся. Он видел, что Рассумовский уже успел опьянеть, и не будет вставать, чтобы выполнить свою угрозу. К тому же лютовал Алексей Григорьевич лишь на охоте, входя в азарт, отчего его егеря, как правило, были биты. Но на охоте Белов предпочитал на глаза фавориту государыни не попадаться.
— Ладно, чего во дворец пожаловал? — Рассумовский, убедившись, что ему не будут перечить, сменил гнев на милость.
— Милости у Елисаветы Петровны испросить хочу, — преображенец оглянулся, заметив, что вокруг все навострили уши.
Стало быть, сплетня о том, что любимец женщин Белов попался в силки еще не облетела дворец. Скорее всего, Алексей Григорьевич, услышав занимательный анекдот за завтраком, позабыл об этой шутке и вспомнил лишь когда увидел самого Григория.
— Мало тебе вчера было? — хмыкнул фаворит. — Ты учти, Елисавета Петровна про тебя решительно настроена. Перечить будешь, в сердцах и в Сибирь послать может!
— На все воля божья и государыни нашей! — отозвался Белов. И чуть подался вперед, наклоняясь к Рассумовскому. — Алексей Григорьевич, просьба у меня к вам. Наедине бы…
Тот вздохнул и тяжелым взглядом обвел комнату. от него не укрылись пристальные взгляды присутствующих. Ночной император почмокал губами, подыскивая нужные слова.
— А ну пшливон! — наконец негромко приказал он.
Все засуетились, замельтешили, торопясь выйти сквозь золоченые двери.
— А то вставать лень, — пояснил Рассумовский гвардейцу, весьма довольный собой. — Говори, что у тебя?
Белов на секунду заколебался, а потом решительно сказал:
— Окажите мне милость: не говорите никому о приказе Елисаветы Петровны.
— А что так? — бывший церковный певчий с интересом посмотрел на преображенца. — Никак от свадьбы уйти хочешь?
— Хочу, — Белов не стал отрицать. — Только не дано это. Сами знаете, коли Елисавета Петровна решила что, отступать не будет!
— Верно, тогда пошто тайну хранить?
— Да вы сами подумайте! Девки наши узнают, кто в фрейлинах ходит, они ж невесту мою со свету сживут! — Григорий покачал головой. — А я службу оставлять не намерен, вот и придется…
— Ты что, тайно венчаться решил? Ох, Гришка, после такого курицы наши точно жену твою заклюют!
— Мыслей о тайном венчании у меня и в помине не было, но… хочу представить, что по любви мы сошлись. Оно всем спокойнее будет.
— По любви-и-и, — протянул Алексей Григорьевич. — На обман, стало быть, пойдешь?
— Пойду, коль женщину защитить надо.
— А невеста твоя что, сама за себя не постоит?
— Постоит… — в памяти сразу же всплыло как гневно сверкали огромные серые глаза, когда Настасья бросила мундир в траву. — Я больше яду боюсь. Вдруг решит кто так… А Настасье… ей много не надо — худенькая, маленькая… вот и подумал: может вы Елисавете Петровне все изложите?
Рассумовский как-то странно посмотрел на гвардейца, потом хмыкнул и, тяжело опираясь на стол, поднялся, едва не опрокинув мебель на себя.
— Ладно, Гришка, — он сделал несколько неуверенных шагов. — Попрошу за тебя у Елисаветы Петровны. Помоги до дверей дойти!
Белов мгновенно подставил плечо. Тяжело ступая по наборному паркету, они прошли несколько комнат.
— Жди здесь! — приказал Рассумовский, самолично распахивая дверь под любопытными взглядами лакеев, — Душа моя, Елисавета Петровна, услышал я интереснейшую новость!
Двери захлопнулись.
Заложив руки за спину, Григорий прошелся по комнате, хмуро посматривая на свои множественные отражения в зеркалах. От нечего делать, он остановился перед одним из них и начал считать. Насчитал двенадцать. Фыркнул и подошел к окну. Отодвинул портьеру. Внизу в парке вокруг ковша фонтана фрейлины и те из статс-дам, кто помоложе, играли в салочки.
Григорий сразу же углядел Головину. Она кружилась с завязанными глазами, юбка небесно-голубого с золотым шитьем платья качалась в такт шагам. Какой-то хлыщ подскочил к ней и обнял. Смеясь, Головина сорвала с глаз повязку, оказавшуюся офицерским шарфом и горячо поцеловала мужчину.
Белов в раздражении отошел от окна. Его уязвило то, как быстро ему отыскали замену. Впрочем, что еще ожидать от искушенной дворцовой жизнью бывшей фрейлины.
Двери, наконец, распахнулись. Рассумовский вышел, слегка посмеиваясь.
— Гриша, — ласково позвал он преображенца. — Зайди! Государыня кликать изволит!
Привычно одернув мундир, Белов шагнул за порог и оказался в дубовом кабинете, принадлежавший еще самому Петру Великому. Щелкнув каблуками, преображенец почтительно замер, стараясь не обращать внимания ни на царивший на столе беспорядок, ни на ворох бумаг, рассыпавшихся по полу.
— Ну подойди что ли, Белов, — императрица расправила смятые кружева на груди, и лукаво посмотрела на незадачливого преображенца. Губы Елисаветы Петровны слегка припухли, а глаза особенно сверкали. — Вижу, уже заступника себе нашел?
— Так Алексей Григорьевич сами изволили… — понимая, что государыня в благостном расположении духа, преодраженец дерзко улыбнулся.
— Ну что Алексей Григорьевич изволил, я то знаю, — императрица рассмеялась собственной шутке, потом с почти томной нежностью взглянула на молодого офицера. — Эх, Белов, Белов! Вот ведь дурная голова, что ногам покоя не дает! Сам все придумал? Али подсказал кто?
— Сам, — усмехнулся Григорий.
— Ладно, так и быть, просьбу твою уважу… и с Марфой сама поговорю, чтоб язык за зубами держала…
— Спасибо, — совершенно не по уставу поблагодарил Белов.
Императрица снисходительно улыбнулась.
— Благодарить потом будешь, после свадьбы! А к невесте своей присмотрись. Девка правильная! Ладно, ступай уже и более меня по этому делу не беспокой! Месяц тебе даю! И меня на свадьбу чтоб позвал! Страсть как свадьбы люблю!
Григорий лишь вздохнул в ответ и, поклонившись, вышел. Он не стал возвращаться через все залы, а быстро юркнул на боковую лестницу для слуг, огибая горничных, недовольных явным пренебрежением со стороны статного офицера, спустился на первый этаж и направился к казармам.
Деревянные срубы, выкрашенные в полковые цвета, были окружены палатками, в которых жили солдаты. Сейчас те из них, кто не стоял в караулах, расположились на траве вокруг, играя в кости.
Несколько кашеваров помешивали еду в огромных котлах, с завистью посматривая на товарищей. Белов прошел в конюшню, по обыкновению громко выкрикивая имя своего денщика.
— Васька, шельмец, где ты?
— Нету его, барин, — Петр выглянул из стойла, где начищал коня Григория. — Убёг. Сказывал, что на рынок.
— Он же вчера туда ходил?
— И завтра пойдет… — Петр криво усмехнулся.
— Что он там забыл?
— Да так… — мужик махнул рукой и вновь принялся чистить коня. — Вы ж мою Глашку видели? Её и забыл.
— Так Васька что, к ней бегает?
— А куда ж еще! То дрова принести в комнату Настасьи Платоновны, то еще чего помочь! Вот за вареньем да ягодами отправились…
Григорий только присвистнул.
— А ты что? — спросил он у Настасьиного мужика, вдруг вспомнив, что Глаша приходится тому племянницей.
— А я ничего. Дело то молодое! — мужик утер рукавом пот, выступивший на лбу, и продолжил чистить коня. — Так что, почитай, я у вас за денщика покамест буду, коли вы не возражаете…
Григорий пристально взглянул на неожиданного слугу:
— Петр, верно?
— Он самый…
— Пойди сюда!
— Барин? — Петр вышел из стойла, делая вид, что отряхивает щетки. Григорий слегка помедлил.
— Племянница твоя тебе жаловалась? — спросил он.
— Чего ей жаловаться? Васька ваш получше многих наших будет! Так что, коли сладится у них все — лишь рад буду. Токма вы б разрешение жениться дали.
— Я-то дам. — Григорий слегка обрадовался такому повороту разговора, — А вот хозяйка твоя…
— Настасья Платоновна против Глашкиного счастья возражать не будет! — уверенно заявил Петр.
— Ты ее так хорошо знаешь?
— Так барыня, почитай, на моих руках и выросла. Сестра моя сперва ее кормилицей, а потом и няней была.
— А с матерью ее что приключилось? — Белов решил не упускать момента и расспросить слугу о невесте.
Тот вздохнул и перекрестился.
— Представилась она. Роды тяжелые. Ни она, ни ребенок не выжили… Настасье нашей тогда всего семь лет было.
— И что, её отец так и не женился?
— Платон Сергеич? Нет. Ему вся это суета не к чему была, — Петр вновь вздохнул. — Так и остался вдовствовать, а дочь, как подросла, на хозяйстве.
Петр помолчал и вдруг добавил.
— Вы на нее не серчайте, коли что. Она барышня хорошая, токмо своевольничать привыкла…
— А с четы ты взял, что я на нее осерчать должен? — оскорбился Белов.
— Так она ж своим характером кого угодно доведет! — охотно воскликнул Петр. — Нрав то у нее, мужикам фору даст!
— Ладно, чего во дворец пожаловал? — Рассумовский, убедившись, что ему не будут перечить, сменил гнев на милость.
— Милости у Елисаветы Петровны испросить хочу, — преображенец оглянулся, заметив, что вокруг все навострили уши.
Стало быть, сплетня о том, что любимец женщин Белов попался в силки еще не облетела дворец. Скорее всего, Алексей Григорьевич, услышав занимательный анекдот за завтраком, позабыл об этой шутке и вспомнил лишь когда увидел самого Григория.
— Мало тебе вчера было? — хмыкнул фаворит. — Ты учти, Елисавета Петровна про тебя решительно настроена. Перечить будешь, в сердцах и в Сибирь послать может!
— На все воля божья и государыни нашей! — отозвался Белов. И чуть подался вперед, наклоняясь к Рассумовскому. — Алексей Григорьевич, просьба у меня к вам. Наедине бы…
Тот вздохнул и тяжелым взглядом обвел комнату. от него не укрылись пристальные взгляды присутствующих. Ночной император почмокал губами, подыскивая нужные слова.
— А ну пшливон! — наконец негромко приказал он.
Все засуетились, замельтешили, торопясь выйти сквозь золоченые двери.
— А то вставать лень, — пояснил Рассумовский гвардейцу, весьма довольный собой. — Говори, что у тебя?
Белов на секунду заколебался, а потом решительно сказал:
— Окажите мне милость: не говорите никому о приказе Елисаветы Петровны.
— А что так? — бывший церковный певчий с интересом посмотрел на преображенца. — Никак от свадьбы уйти хочешь?
— Хочу, — Белов не стал отрицать. — Только не дано это. Сами знаете, коли Елисавета Петровна решила что, отступать не будет!
— Верно, тогда пошто тайну хранить?
— Да вы сами подумайте! Девки наши узнают, кто в фрейлинах ходит, они ж невесту мою со свету сживут! — Григорий покачал головой. — А я службу оставлять не намерен, вот и придется…
— Ты что, тайно венчаться решил? Ох, Гришка, после такого курицы наши точно жену твою заклюют!
— Мыслей о тайном венчании у меня и в помине не было, но… хочу представить, что по любви мы сошлись. Оно всем спокойнее будет.
— По любви-и-и, — протянул Алексей Григорьевич. — На обман, стало быть, пойдешь?
— Пойду, коль женщину защитить надо.
— А невеста твоя что, сама за себя не постоит?
— Постоит… — в памяти сразу же всплыло как гневно сверкали огромные серые глаза, когда Настасья бросила мундир в траву. — Я больше яду боюсь. Вдруг решит кто так… А Настасье… ей много не надо — худенькая, маленькая… вот и подумал: может вы Елисавете Петровне все изложите?
Рассумовский как-то странно посмотрел на гвардейца, потом хмыкнул и, тяжело опираясь на стол, поднялся, едва не опрокинув мебель на себя.
— Ладно, Гришка, — он сделал несколько неуверенных шагов. — Попрошу за тебя у Елисаветы Петровны. Помоги до дверей дойти!
Белов мгновенно подставил плечо. Тяжело ступая по наборному паркету, они прошли несколько комнат.
— Жди здесь! — приказал Рассумовский, самолично распахивая дверь под любопытными взглядами лакеев, — Душа моя, Елисавета Петровна, услышал я интереснейшую новость!
Двери захлопнулись.
Заложив руки за спину, Григорий прошелся по комнате, хмуро посматривая на свои множественные отражения в зеркалах. От нечего делать, он остановился перед одним из них и начал считать. Насчитал двенадцать. Фыркнул и подошел к окну. Отодвинул портьеру. Внизу в парке вокруг ковша фонтана фрейлины и те из статс-дам, кто помоложе, играли в салочки.
Григорий сразу же углядел Головину. Она кружилась с завязанными глазами, юбка небесно-голубого с золотым шитьем платья качалась в такт шагам. Какой-то хлыщ подскочил к ней и обнял. Смеясь, Головина сорвала с глаз повязку, оказавшуюся офицерским шарфом и горячо поцеловала мужчину.
Белов в раздражении отошел от окна. Его уязвило то, как быстро ему отыскали замену. Впрочем, что еще ожидать от искушенной дворцовой жизнью бывшей фрейлины.
Двери, наконец, распахнулись. Рассумовский вышел, слегка посмеиваясь.
— Гриша, — ласково позвал он преображенца. — Зайди! Государыня кликать изволит!
Привычно одернув мундир, Белов шагнул за порог и оказался в дубовом кабинете, принадлежавший еще самому Петру Великому. Щелкнув каблуками, преображенец почтительно замер, стараясь не обращать внимания ни на царивший на столе беспорядок, ни на ворох бумаг, рассыпавшихся по полу.
— Ну подойди что ли, Белов, — императрица расправила смятые кружева на груди, и лукаво посмотрела на незадачливого преображенца. Губы Елисаветы Петровны слегка припухли, а глаза особенно сверкали. — Вижу, уже заступника себе нашел?
— Так Алексей Григорьевич сами изволили… — понимая, что государыня в благостном расположении духа, преодраженец дерзко улыбнулся.
— Ну что Алексей Григорьевич изволил, я то знаю, — императрица рассмеялась собственной шутке, потом с почти томной нежностью взглянула на молодого офицера. — Эх, Белов, Белов! Вот ведь дурная голова, что ногам покоя не дает! Сам все придумал? Али подсказал кто?
— Сам, — усмехнулся Григорий.
— Ладно, так и быть, просьбу твою уважу… и с Марфой сама поговорю, чтоб язык за зубами держала…
— Спасибо, — совершенно не по уставу поблагодарил Белов.
Императрица снисходительно улыбнулась.
— Благодарить потом будешь, после свадьбы! А к невесте своей присмотрись. Девка правильная! Ладно, ступай уже и более меня по этому делу не беспокой! Месяц тебе даю! И меня на свадьбу чтоб позвал! Страсть как свадьбы люблю!
Григорий лишь вздохнул в ответ и, поклонившись, вышел. Он не стал возвращаться через все залы, а быстро юркнул на боковую лестницу для слуг, огибая горничных, недовольных явным пренебрежением со стороны статного офицера, спустился на первый этаж и направился к казармам.
Деревянные срубы, выкрашенные в полковые цвета, были окружены палатками, в которых жили солдаты. Сейчас те из них, кто не стоял в караулах, расположились на траве вокруг, играя в кости.
Несколько кашеваров помешивали еду в огромных котлах, с завистью посматривая на товарищей. Белов прошел в конюшню, по обыкновению громко выкрикивая имя своего денщика.
— Васька, шельмец, где ты?
— Нету его, барин, — Петр выглянул из стойла, где начищал коня Григория. — Убёг. Сказывал, что на рынок.
— Он же вчера туда ходил?
— И завтра пойдет… — Петр криво усмехнулся.
— Что он там забыл?
— Да так… — мужик махнул рукой и вновь принялся чистить коня. — Вы ж мою Глашку видели? Её и забыл.
— Так Васька что, к ней бегает?
— А куда ж еще! То дрова принести в комнату Настасьи Платоновны, то еще чего помочь! Вот за вареньем да ягодами отправились…
Григорий только присвистнул.
— А ты что? — спросил он у Настасьиного мужика, вдруг вспомнив, что Глаша приходится тому племянницей.
— А я ничего. Дело то молодое! — мужик утер рукавом пот, выступивший на лбу, и продолжил чистить коня. — Так что, почитай, я у вас за денщика покамест буду, коли вы не возражаете…
Григорий пристально взглянул на неожиданного слугу:
— Петр, верно?
— Он самый…
— Пойди сюда!
— Барин? — Петр вышел из стойла, делая вид, что отряхивает щетки. Григорий слегка помедлил.
— Племянница твоя тебе жаловалась? — спросил он.
— Чего ей жаловаться? Васька ваш получше многих наших будет! Так что, коли сладится у них все — лишь рад буду. Токма вы б разрешение жениться дали.
— Я-то дам. — Григорий слегка обрадовался такому повороту разговора, — А вот хозяйка твоя…
— Настасья Платоновна против Глашкиного счастья возражать не будет! — уверенно заявил Петр.
— Ты ее так хорошо знаешь?
— Так барыня, почитай, на моих руках и выросла. Сестра моя сперва ее кормилицей, а потом и няней была.
— А с матерью ее что приключилось? — Белов решил не упускать момента и расспросить слугу о невесте.
Тот вздохнул и перекрестился.
— Представилась она. Роды тяжелые. Ни она, ни ребенок не выжили… Настасье нашей тогда всего семь лет было.
— И что, её отец так и не женился?
— Платон Сергеич? Нет. Ему вся это суета не к чему была, — Петр вновь вздохнул. — Так и остался вдовствовать, а дочь, как подросла, на хозяйстве.
Петр помолчал и вдруг добавил.
— Вы на нее не серчайте, коли что. Она барышня хорошая, токмо своевольничать привыкла…
— А с четы ты взял, что я на нее осерчать должен? — оскорбился Белов.
— Так она ж своим характером кого угодно доведет! — охотно воскликнул Петр. — Нрав то у нее, мужикам фору даст!