Придурки
Часть 36 из 48 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
7. Уши у красивой женщины должны быть расположены симметрично какой-нибудь оси.
8. Внутри красивой женщины обязательно должен быть язык.
Зорка
У Зорки было два глаза, которые смотрели только друг на друга, и длинные волосы, растущие в том месте, из которого у мужчин растет плешь. У неё не было пупка на животе: вместо него был влажный по утрам рот, наполненный сладкой слюной, вкуса которой не знал никто, кроме неё самой. Зато у неё было по пупку на обеих ладонях, и каждый пупок можно было вывернуть так, чтобы он стал мужским пенисом.
Зорка была счастлива с собой, и у неё никогда не было мужчины, кроме неё, потому что мужчина, теряя с женщиной своё семя, теряет и ненависть, которая защищает его от внешнего мира, и тогда он становится слабым и ненужным, как котёнок, которого пожирает его мать. У Зорки же ненависть никогда не покидала её тела.
У неё было две тени. Первая принадлежала мальчику в очках, левое стекло которых было заклеено белым пластырем, а вторую тень Зорка украла у торговки-гречанки, усы которой были похожи на растущую из носа берестяную дудочку. Торговка спала на солнцепёке, широко раскинув ноги, и из ее грудей текло молоко, так и не выпитое шестью сыновьями, убитыми на Кипре в том самом бою, когда победа была так близка, что кони встали как вкопанные и пули летали как во сне.
Когда Зорка вытягивала тень из-под гречанки, та сказала, не разжимая глаз и рта: «Никогда не нужно пользоваться тем, что тебе принадлежит, потому что, пользуясь, ты берёшь в долг, и завтра, когда ты будешь принадлежать тому, что раньше принадлежало тебе, на суде у тебя не будет других защитников, кроме выпавших из тебя волос и состриженных с тебя ногтей».
Зорка запомнила эти слова и стала собирать себе защитников. Она поняла, что каждый день часть её падает на землю и утекает в воду, а место этой части занимает другая, принадлежащая чужим людям и животным, так что скоро от неё, Зорки, не останется ничего, кроме заблуждения в том, что это по-прежнему она.
Поэтому Зорка стала собирать содержимое своего горшка, выпавшие волосы и состриженные ногти в пакеты, которые она туго перевязывала ниткой и складывала в платяной шкаф. На каждом пакете она надписывала дату его наполнения, чтобы, когда придёт время, снова стать собой, ничего не перепутать и использовать пакеты точно в обратном порядке.
Вскоре шкаф был заполнен пакетами, и, когда Зорка однажды пыталась втиснуть хотя бы ещё один, несколько нижних пакетов лопнули, и она почувствовала, как часть неё вытекла на пол, и слюна во рту на животе в этот день пахла мужской спермой, которой Зорка никогда не пробовала на вкус. Чужая ненависть попала в её тело, не защищённое от мужской ненависти, потому что она никогда не была с мужчиной.
Утром Зорка разорвала ещё несколько пакетов и забыла своё имя, потому что в нём уже не было нужды.
Затем она стала рвать и топтать другие пакеты, и когда в комнату вошли люди, она лежала неподвижно посреди зловонной лужи, зажав ладони между ног.
Когда люди попытались разжать её ладони, чтобы надеть смирительную рубашку, оказалось, что они срослись друг с другом, поэтому никто никогда не увидел двух навсегда соединившихся пупков. Впрочем, в смирительной рубашке не было никакой необходимости, потому что Зорка стала просто большим прохладным куском мяса с костями внутри.
Доктор, осматривавший её в больнице, приподнял веки смотрящих в противоположные стороны глаз и, убедившись, что никто за ним не следит, сунул свой чисто вымытый медицинский палец в тот рот Зорки, который был у неё на животе. Достав оттуда песчинку, уже покрытую чёрной перламутровой слизью, доктор расстегнул штаны и при помощи тонкой стеклянной палочки ввёл песчинку в самое основание своего пениса.
Сделав это, он так широко улыбнулся, что у него треснуло одно стекло на очках, и ему пришлось заклеить его белым медицинским пластырем.
Любовь и Космос
В городе моего детства с неба часто спускались Космонавты.
Стоишь, бывало, вечером на балконе, а в небе над соседним домом летит охваченный пламенем спускаемый аппарат, и Космонавты внутри его смотрят на тебя сквозь языки пламени и радуются, что вот наконец-то они и дома.
Впрочем, Космонавты никогда не приземлялись на центральной площади нашего города, а улетали дальше – в Кургальджинские озёра, где и по сей день, может быть, бродят розовые фламинго с кривыми клювами. Там космонавты падали в озеро и, дожидаясь спасателей на вертолётах, рассматривали сквозь круглые иллюминаторы, как изумрудная жаба мечет икру и как подводный паучок носит в свой дом пузырьки воздуха с далёкой поверхности.
Потом Космонавтов вылавливали из озера, и они улетали в Москву за золотыми звёздами Героев Советского Союза.
Но однажды мимо наших окон пролетел вдруг очень страшный спускаемый аппарат: не светились в нём окошки, не выглядывали из них Космонавты, и упал он не в озеро, а прямо в степь и раскололся на две части. И лежали внутри него мёртвые Космонавты: Волков, Пацаев и Добровольский.
В булочной рассказывали (а в булочной всегда про всё на свете знают), что Космонавт Пацаев будто бы умер ещё в космосе, а Волков с Добровольским хотели вытолкнуть его тело через люк космического корабля, но не учли того, что в космосе нет воздуха, и тоже умерли. Это всё было очень страшно.
И с тех пор что-то такое случилось с космосом – вроде бы и летает там кто-то всё время, а кто? Как их фамилии? Зачем? Говорят, что за много миллионов долларов туда могут отправить кого угодно, даже если он самый последний подлец и мерзавец. Дрянь, в общем, а не космос. И Гагарин давно умер.
«Ну и где же тут любовь?» – спросит автора недоумевающий читатель.
«Любовь, она везде», – пожмёт плечами автор, плюнет на пол и уйдёт не попрощавшись.
Шарик
У бабушки моей на серванте с хрусталём стоял всем известный шарик: внутри него домик, собачья будка, ёлочки, и всё это залито глицерином. Когда потрясёшь такой шарик, начинает падать пенопластовый снег. Если трясти сильно, то внутри шарика начинается настоящий снежный буран – вообще ни зги не видно. А потом всё потихоньку успокаивается, и опять падает снежок, а потом жизнь там и вовсе останавливается.
Через много лет я купил похожий шарик своей тогда совсем ещё небольшой дочке – очень уж он ей понравился. Этот шарик был несколько усовершенствованным: трясти его было не нужно, потому что он стоял на подставке, а сбоку была ручка. Если покрутить ручку, с шарикового неба начинал падать всё тот же снег под бессмертную песню про элизу.
Кстати сказать, Бетховен был действительно нечеловеческим гением: даже когда не останется вообще никакой культуры, эта песня всё равно будет звучать для услаждения античеловеческих киборгов.
Да, про шарик. Если вращать ручку очень-очень быстро, в нём тоже начиналась буря, но вот что интересно – песенка оставалась такой же унылой и монотонной. Потом буря прекращалась, и снег прекращался, а песенка всё играла, играла, блядь, и играла.
Хочу Всё Знать
Когда-то очень давно, в прошлом, что ли, веке, перед кинофильмами обязательно показывали киножурнал. Перед взрослыми фильмами был скучный сатирический журнал «Фитиль» под редакцией вечноживого Сергея Михалкова, а перед детскими на экране появлялся неестественного размера грецкий орех, и к нему тут же прилетал в ракете пионер с задорным женским голосом и, вынув из кармана огромнейшую кувалду (как она там помещалась – одна из главнейших загадок моего детства), по очереди выколачивал из этого ореха слова «ХОЧУ!» «ВСЁ!» «ЗНАТЬ!». От четвёртого удара орех этот наконец лопался, и все могли убедиться, что внутри него ровно ничего нету – пустой.
Пионер этот с тех пор давно состарился или, может быть, улетел в какие-то другие счастливые места, в Северную Корею, или на Кубу, или же вообще навсегда покинул нашу капиталистическую галактику в поисках заоблачного своего Артека, но дело его не пропало: все те, кто его видел, и даже те, кто его никогда не видел и не увидит, и по сю пору обязательно ХОТЯТ ВСЁ ЗНАТЬ.
Правда, как раз те знания из химии, физики и астрономии, которые навязчиво предлагал зрителям забытый пионер, никого давно не интересуют: нет более бесполезных наук, чем эти, разве что математика. Зато все хотят всё знать про всё остальное.
Что мог узнать человек о мире в стародавние времена? Что Клавка родила не от Петра, а от Николая, Василий побил жену оглоблей, а председатель третий день как запил.
Теперь же пред тобою весь огромный мир, полный разнообразнейших происшествий, тайн и загадок – выбирай любую, какая нравится. Сколько миллионов долларов висит в каждом ухе Ксении Собчак? Пьёт ли президент Путин? Или, может быть, хотя бы курит? Чем в тюрьме кормят Ходорковского? На ком женился футболист Кержаков? Сколько зубов во рту Саддама Хусейна? Летал ли Гагарин в космос? Устроилась ли личная жизнь Кристины Орбакайте, в кого снова влюбился Игорь Николаев и когда это наконец кончится?
И вот парит человек над личным своим этим мирозданием, всеведущ и вездесущ, с пультом в одной руке и мышкой в другой, как Дух над водами. Хочет – свет сделает, а хочет – тьму, щёлк – и нету никого. Хорошо!
Ну что тут поделаешь, раз желаешь всё знать – знай. Но только вот от таких непомерных знаний мало-помалу развивается в человеке страшная скорбь.
Вот тебе прекраснейшая из блондинок с во-оот такими грудями. А вот она же с прыщом на носу и целлюлитом на жопе. Вот балерина изящной ножкой ножку бьёт, а за ремонт платить никак не хочет. Вон певец – плясал-плясал до тех пор, пока нос у него не отвалился, так он стал тогда малых мальчиков за пиписьки хватать.
Всюду кипит жизнь в этом подвластном тебе мире, и все в нём живущие – они или идиоты, или мерзавцы, или в лучшем случае просто тебя дурят. То есть вообще все: президенты, министры, артисты и футболисты. Особенно, конечно, футболисты – от футболиста никто даже и не требует, чтобы он складно разговаривал, но хоть мячик пнул вовремя! Нет, и того не умеет. Вон певица девушку изображает, а на самом деле цветное телевидение появилось, когда ей уже за сорок было. Вот вышел на сцену юморист и думает, что дураков потешает, а на самом деле это зрители пришли над дураком посмеяться. Вот депутат – у него же на лице всё про его жизнь написано, так почему он на свободе до сих пор разгуливает? Он же для людей опасный. Про министров вообще лучше не говорить: такому человеку ремонт в кухне не доверишь, не то что удвоение валового продукта.
Нет, глупость сказал Пионер. Не нужно ничего знать. В Багдаде всё спокойно – вот и всё, что необходимо знать про Багдад. Не нужно читать чужие письма, подслушивать чужие разговоры и сверлить дырочку в женское отделение бани. Ничего там хорошего не покажут, разве что тот же самый целлюлит в особо ужасающих размерах.
Ну а то, что действительно необходимо знать, так это всё равно узнаешь, никуда не денешься.
Люди добрые
Добрых людей на свете гораздо больше, чем требуется. Конечно, если спуститься в метро или зайти в собес, покажется, что их нет вообще ни одного, но это не так: за неприветливыми и угрюмыми лицами сплошь и рядом скрываются добрейшие из людей.
Главным качеством доброго человека является то, что он искренне желает счастья кому-нибудь другому и, что самое страшное, совершенно точно знает, что для этого нужно сделать. И делает! Добрые люди вообще гораздо энергичнее мизантропов и человеконенавистников: у них всегда найдётся пара минут для правильного обустройства чьей-нибудь жизни. Кто не спрятался, тот и будет счастливым.
Вот котик, например, любимый орёт: кошку ему надо. Орёт и гадит, гадит и орёт. А выпустить нельзя: там стригущий лишай, парша, глисты и другие коты, все бандиты – вернётся, если вообще вернётся, с одним глазом да и сдохнет. Поэтому для его же пользы следует отрезать ему яйца, потому что ему так будет лучше. Потому что его любят, а не любили бы – так бы и ходил как дурак с яйцами.
Под удары доброты чаще всего попадают родственники, но иногда может пострадать и совершенно посторонний человек: навалятся и осчастливят. Был, например, случай, когда ни в чём не повинной семье из какого-то далёкого города дали сто миллионов рублей из телевизионной лотереи. Так из них не выжил никто – уже на втором миллионе случилась у них белая горячка и мучительная смерть.
Хуже всего, когда у доброго человека есть возможность проявить свою доброту в больших масштабах. Вот, скажем, Гитлер – он же добрейший был человек! Он ведь даже мяса не ел, потому что ему зверушек было жалко. Он что, думаете, когда подстригал утром усики перед зеркалом, мечтал о том, сколько людей он сегодня сожжёт в печке? Нет, он думал о том, как всё будет прекрасно и волшебно, когда весь этот кошмар кончится, когда не будет уже этих пархатых, черножопых и узкоглазых и счастливые люди построят хрустальный купол над Антарктидой, а потом улетят в космос и будут все братья и сёстры – стройные, красивые и весёлые. И ведь так бы оно и вышло, да пришли злые грубые солдаты и всё испортили. А счастье было так возможно.
Но, впрочем, и по сей день добрые люди не убирают ладоней со лба и думают, думают непрерывно, чего бы такого ещё сделать, чтобы всем было хорошо. У человека злого, если он включит телевизор, может даже случиться разлитие желчи, до того там много любви, доброты и сострадания. Всем надо помочь: старушке – повысить пенсию, миллиардеру – передать в тюрьму продуктов, детям – освобождение от армии, родителям – достойную старость, узнику совести – свободу, президенту – третий срок. Всем чего-то не хватает, у всех в жизни хоть что-нибудь да не ладится.
8. Внутри красивой женщины обязательно должен быть язык.
Зорка
У Зорки было два глаза, которые смотрели только друг на друга, и длинные волосы, растущие в том месте, из которого у мужчин растет плешь. У неё не было пупка на животе: вместо него был влажный по утрам рот, наполненный сладкой слюной, вкуса которой не знал никто, кроме неё самой. Зато у неё было по пупку на обеих ладонях, и каждый пупок можно было вывернуть так, чтобы он стал мужским пенисом.
Зорка была счастлива с собой, и у неё никогда не было мужчины, кроме неё, потому что мужчина, теряя с женщиной своё семя, теряет и ненависть, которая защищает его от внешнего мира, и тогда он становится слабым и ненужным, как котёнок, которого пожирает его мать. У Зорки же ненависть никогда не покидала её тела.
У неё было две тени. Первая принадлежала мальчику в очках, левое стекло которых было заклеено белым пластырем, а вторую тень Зорка украла у торговки-гречанки, усы которой были похожи на растущую из носа берестяную дудочку. Торговка спала на солнцепёке, широко раскинув ноги, и из ее грудей текло молоко, так и не выпитое шестью сыновьями, убитыми на Кипре в том самом бою, когда победа была так близка, что кони встали как вкопанные и пули летали как во сне.
Когда Зорка вытягивала тень из-под гречанки, та сказала, не разжимая глаз и рта: «Никогда не нужно пользоваться тем, что тебе принадлежит, потому что, пользуясь, ты берёшь в долг, и завтра, когда ты будешь принадлежать тому, что раньше принадлежало тебе, на суде у тебя не будет других защитников, кроме выпавших из тебя волос и состриженных с тебя ногтей».
Зорка запомнила эти слова и стала собирать себе защитников. Она поняла, что каждый день часть её падает на землю и утекает в воду, а место этой части занимает другая, принадлежащая чужим людям и животным, так что скоро от неё, Зорки, не останется ничего, кроме заблуждения в том, что это по-прежнему она.
Поэтому Зорка стала собирать содержимое своего горшка, выпавшие волосы и состриженные ногти в пакеты, которые она туго перевязывала ниткой и складывала в платяной шкаф. На каждом пакете она надписывала дату его наполнения, чтобы, когда придёт время, снова стать собой, ничего не перепутать и использовать пакеты точно в обратном порядке.
Вскоре шкаф был заполнен пакетами, и, когда Зорка однажды пыталась втиснуть хотя бы ещё один, несколько нижних пакетов лопнули, и она почувствовала, как часть неё вытекла на пол, и слюна во рту на животе в этот день пахла мужской спермой, которой Зорка никогда не пробовала на вкус. Чужая ненависть попала в её тело, не защищённое от мужской ненависти, потому что она никогда не была с мужчиной.
Утром Зорка разорвала ещё несколько пакетов и забыла своё имя, потому что в нём уже не было нужды.
Затем она стала рвать и топтать другие пакеты, и когда в комнату вошли люди, она лежала неподвижно посреди зловонной лужи, зажав ладони между ног.
Когда люди попытались разжать её ладони, чтобы надеть смирительную рубашку, оказалось, что они срослись друг с другом, поэтому никто никогда не увидел двух навсегда соединившихся пупков. Впрочем, в смирительной рубашке не было никакой необходимости, потому что Зорка стала просто большим прохладным куском мяса с костями внутри.
Доктор, осматривавший её в больнице, приподнял веки смотрящих в противоположные стороны глаз и, убедившись, что никто за ним не следит, сунул свой чисто вымытый медицинский палец в тот рот Зорки, который был у неё на животе. Достав оттуда песчинку, уже покрытую чёрной перламутровой слизью, доктор расстегнул штаны и при помощи тонкой стеклянной палочки ввёл песчинку в самое основание своего пениса.
Сделав это, он так широко улыбнулся, что у него треснуло одно стекло на очках, и ему пришлось заклеить его белым медицинским пластырем.
Любовь и Космос
В городе моего детства с неба часто спускались Космонавты.
Стоишь, бывало, вечером на балконе, а в небе над соседним домом летит охваченный пламенем спускаемый аппарат, и Космонавты внутри его смотрят на тебя сквозь языки пламени и радуются, что вот наконец-то они и дома.
Впрочем, Космонавты никогда не приземлялись на центральной площади нашего города, а улетали дальше – в Кургальджинские озёра, где и по сей день, может быть, бродят розовые фламинго с кривыми клювами. Там космонавты падали в озеро и, дожидаясь спасателей на вертолётах, рассматривали сквозь круглые иллюминаторы, как изумрудная жаба мечет икру и как подводный паучок носит в свой дом пузырьки воздуха с далёкой поверхности.
Потом Космонавтов вылавливали из озера, и они улетали в Москву за золотыми звёздами Героев Советского Союза.
Но однажды мимо наших окон пролетел вдруг очень страшный спускаемый аппарат: не светились в нём окошки, не выглядывали из них Космонавты, и упал он не в озеро, а прямо в степь и раскололся на две части. И лежали внутри него мёртвые Космонавты: Волков, Пацаев и Добровольский.
В булочной рассказывали (а в булочной всегда про всё на свете знают), что Космонавт Пацаев будто бы умер ещё в космосе, а Волков с Добровольским хотели вытолкнуть его тело через люк космического корабля, но не учли того, что в космосе нет воздуха, и тоже умерли. Это всё было очень страшно.
И с тех пор что-то такое случилось с космосом – вроде бы и летает там кто-то всё время, а кто? Как их фамилии? Зачем? Говорят, что за много миллионов долларов туда могут отправить кого угодно, даже если он самый последний подлец и мерзавец. Дрянь, в общем, а не космос. И Гагарин давно умер.
«Ну и где же тут любовь?» – спросит автора недоумевающий читатель.
«Любовь, она везде», – пожмёт плечами автор, плюнет на пол и уйдёт не попрощавшись.
Шарик
У бабушки моей на серванте с хрусталём стоял всем известный шарик: внутри него домик, собачья будка, ёлочки, и всё это залито глицерином. Когда потрясёшь такой шарик, начинает падать пенопластовый снег. Если трясти сильно, то внутри шарика начинается настоящий снежный буран – вообще ни зги не видно. А потом всё потихоньку успокаивается, и опять падает снежок, а потом жизнь там и вовсе останавливается.
Через много лет я купил похожий шарик своей тогда совсем ещё небольшой дочке – очень уж он ей понравился. Этот шарик был несколько усовершенствованным: трясти его было не нужно, потому что он стоял на подставке, а сбоку была ручка. Если покрутить ручку, с шарикового неба начинал падать всё тот же снег под бессмертную песню про элизу.
Кстати сказать, Бетховен был действительно нечеловеческим гением: даже когда не останется вообще никакой культуры, эта песня всё равно будет звучать для услаждения античеловеческих киборгов.
Да, про шарик. Если вращать ручку очень-очень быстро, в нём тоже начиналась буря, но вот что интересно – песенка оставалась такой же унылой и монотонной. Потом буря прекращалась, и снег прекращался, а песенка всё играла, играла, блядь, и играла.
Хочу Всё Знать
Когда-то очень давно, в прошлом, что ли, веке, перед кинофильмами обязательно показывали киножурнал. Перед взрослыми фильмами был скучный сатирический журнал «Фитиль» под редакцией вечноживого Сергея Михалкова, а перед детскими на экране появлялся неестественного размера грецкий орех, и к нему тут же прилетал в ракете пионер с задорным женским голосом и, вынув из кармана огромнейшую кувалду (как она там помещалась – одна из главнейших загадок моего детства), по очереди выколачивал из этого ореха слова «ХОЧУ!» «ВСЁ!» «ЗНАТЬ!». От четвёртого удара орех этот наконец лопался, и все могли убедиться, что внутри него ровно ничего нету – пустой.
Пионер этот с тех пор давно состарился или, может быть, улетел в какие-то другие счастливые места, в Северную Корею, или на Кубу, или же вообще навсегда покинул нашу капиталистическую галактику в поисках заоблачного своего Артека, но дело его не пропало: все те, кто его видел, и даже те, кто его никогда не видел и не увидит, и по сю пору обязательно ХОТЯТ ВСЁ ЗНАТЬ.
Правда, как раз те знания из химии, физики и астрономии, которые навязчиво предлагал зрителям забытый пионер, никого давно не интересуют: нет более бесполезных наук, чем эти, разве что математика. Зато все хотят всё знать про всё остальное.
Что мог узнать человек о мире в стародавние времена? Что Клавка родила не от Петра, а от Николая, Василий побил жену оглоблей, а председатель третий день как запил.
Теперь же пред тобою весь огромный мир, полный разнообразнейших происшествий, тайн и загадок – выбирай любую, какая нравится. Сколько миллионов долларов висит в каждом ухе Ксении Собчак? Пьёт ли президент Путин? Или, может быть, хотя бы курит? Чем в тюрьме кормят Ходорковского? На ком женился футболист Кержаков? Сколько зубов во рту Саддама Хусейна? Летал ли Гагарин в космос? Устроилась ли личная жизнь Кристины Орбакайте, в кого снова влюбился Игорь Николаев и когда это наконец кончится?
И вот парит человек над личным своим этим мирозданием, всеведущ и вездесущ, с пультом в одной руке и мышкой в другой, как Дух над водами. Хочет – свет сделает, а хочет – тьму, щёлк – и нету никого. Хорошо!
Ну что тут поделаешь, раз желаешь всё знать – знай. Но только вот от таких непомерных знаний мало-помалу развивается в человеке страшная скорбь.
Вот тебе прекраснейшая из блондинок с во-оот такими грудями. А вот она же с прыщом на носу и целлюлитом на жопе. Вот балерина изящной ножкой ножку бьёт, а за ремонт платить никак не хочет. Вон певец – плясал-плясал до тех пор, пока нос у него не отвалился, так он стал тогда малых мальчиков за пиписьки хватать.
Всюду кипит жизнь в этом подвластном тебе мире, и все в нём живущие – они или идиоты, или мерзавцы, или в лучшем случае просто тебя дурят. То есть вообще все: президенты, министры, артисты и футболисты. Особенно, конечно, футболисты – от футболиста никто даже и не требует, чтобы он складно разговаривал, но хоть мячик пнул вовремя! Нет, и того не умеет. Вон певица девушку изображает, а на самом деле цветное телевидение появилось, когда ей уже за сорок было. Вот вышел на сцену юморист и думает, что дураков потешает, а на самом деле это зрители пришли над дураком посмеяться. Вот депутат – у него же на лице всё про его жизнь написано, так почему он на свободе до сих пор разгуливает? Он же для людей опасный. Про министров вообще лучше не говорить: такому человеку ремонт в кухне не доверишь, не то что удвоение валового продукта.
Нет, глупость сказал Пионер. Не нужно ничего знать. В Багдаде всё спокойно – вот и всё, что необходимо знать про Багдад. Не нужно читать чужие письма, подслушивать чужие разговоры и сверлить дырочку в женское отделение бани. Ничего там хорошего не покажут, разве что тот же самый целлюлит в особо ужасающих размерах.
Ну а то, что действительно необходимо знать, так это всё равно узнаешь, никуда не денешься.
Люди добрые
Добрых людей на свете гораздо больше, чем требуется. Конечно, если спуститься в метро или зайти в собес, покажется, что их нет вообще ни одного, но это не так: за неприветливыми и угрюмыми лицами сплошь и рядом скрываются добрейшие из людей.
Главным качеством доброго человека является то, что он искренне желает счастья кому-нибудь другому и, что самое страшное, совершенно точно знает, что для этого нужно сделать. И делает! Добрые люди вообще гораздо энергичнее мизантропов и человеконенавистников: у них всегда найдётся пара минут для правильного обустройства чьей-нибудь жизни. Кто не спрятался, тот и будет счастливым.
Вот котик, например, любимый орёт: кошку ему надо. Орёт и гадит, гадит и орёт. А выпустить нельзя: там стригущий лишай, парша, глисты и другие коты, все бандиты – вернётся, если вообще вернётся, с одним глазом да и сдохнет. Поэтому для его же пользы следует отрезать ему яйца, потому что ему так будет лучше. Потому что его любят, а не любили бы – так бы и ходил как дурак с яйцами.
Под удары доброты чаще всего попадают родственники, но иногда может пострадать и совершенно посторонний человек: навалятся и осчастливят. Был, например, случай, когда ни в чём не повинной семье из какого-то далёкого города дали сто миллионов рублей из телевизионной лотереи. Так из них не выжил никто – уже на втором миллионе случилась у них белая горячка и мучительная смерть.
Хуже всего, когда у доброго человека есть возможность проявить свою доброту в больших масштабах. Вот, скажем, Гитлер – он же добрейший был человек! Он ведь даже мяса не ел, потому что ему зверушек было жалко. Он что, думаете, когда подстригал утром усики перед зеркалом, мечтал о том, сколько людей он сегодня сожжёт в печке? Нет, он думал о том, как всё будет прекрасно и волшебно, когда весь этот кошмар кончится, когда не будет уже этих пархатых, черножопых и узкоглазых и счастливые люди построят хрустальный купол над Антарктидой, а потом улетят в космос и будут все братья и сёстры – стройные, красивые и весёлые. И ведь так бы оно и вышло, да пришли злые грубые солдаты и всё испортили. А счастье было так возможно.
Но, впрочем, и по сей день добрые люди не убирают ладоней со лба и думают, думают непрерывно, чего бы такого ещё сделать, чтобы всем было хорошо. У человека злого, если он включит телевизор, может даже случиться разлитие желчи, до того там много любви, доброты и сострадания. Всем надо помочь: старушке – повысить пенсию, миллиардеру – передать в тюрьму продуктов, детям – освобождение от армии, родителям – достойную старость, узнику совести – свободу, президенту – третий срок. Всем чего-то не хватает, у всех в жизни хоть что-нибудь да не ладится.