При свете луны

В кабине самолета пилот держит в своих руках жизни тех, кто летит с ним, его глаза широко раскрыты, залитые лунным светом.

Антуан де Сент-Экзюпери. Ночной полет



Жизнь не имеет смысла, если не мерить ее ответственностью.

Рейнхольд Нибур



Бери меня за руку, крепко держи.

Тебя не оставлю в несчастье и лжи,

А если я вдруг подведу – так пылай,

Душа моя, в адском огне, и пускай

Сгорит она в бездне, себе на беду.

Держи меня за руку – не подведу.





Книга сосчитанных печалей





Глава 1




Незадолго перед тем, как его отключили ударом по голове и привязали к стулу, прежде чем ввели ему в вену, против его воли, неизвестную субстанцию, прежде чем он открыл для себя, что мир полон загадочности, существование которой он и представить себе не мог, Дилан О’Коннер вышел из номера мотеля и направился к расположенному по другую сторону дороги ярко освещенному ресторану быстрого обслуживания, чтобы купить чизбургеры, картофель фри, пирожки с яблочной начинкой и ванильный молочный коктейль.

Ушедший день лежал, закатанный в асфальт. Невидимый, он все равно давал о себе знать, его призрак разгуливал по аризонской ночи: горячая душа поднималась с каждого квадратного дюйма, которые пересекал Дилан.

Здесь, на окраине города, обслуживающего путешественников с проходящей мимо национальной автострады, множество огромных многоцветных вывесок зазывали клиентов. Но несмотря на источаемый ими свет, звезды все равно сверкали от горизонта к горизонту в чистом и сухом воздухе. А по звездному океану, держа курс на запад, величественно плыла круглая, словно корабельный штурвал, луна.

Бескрайние просторы над головой казались чистенькими и полными надежд, а вот земля под ногами выглядела пыльной и утомленной. И ночь, вместо одного ветра, подметали множество ветерков, каждый с уникальным запахом и шепчущий что-то свое. «Благоухающий» пылью пустыни, пыльцой кактусов, выхлопами дизельных двигателей, горячим асфальтом, воздух сгущался по мере приближения Дилана к ресторану, пропитываясь запахами долго использующегося масла для жарки, жира гамбургеров, дымящегося на гриле, жареного лука, по плотности приближаясь к черному туману.

Если бы он более-менее знал этот город, если бы не устал после долгого, проведенного в дороге дня, если б его младший брат, Шеперд, не увлекся пазлом, Дилан наверняка поискал бы ресторан с более здоровой пищей. Но Шеп в настоящий момент не мог общаться с людьми, а пребывая в таком состоянии, ел только пищу с высоким содержанием жира.

Внутри ресторан освещался еще ярче, чем снаружи. В большинстве своем поверхности сияли белизной, и, несмотря на пропитанный жиром воздух, все помещение чистотой могло соперничать с операционной.

Современная культура подходила Дилану О’Коннеру, как трехпалая перчатка, здешний ресторан относился к тем заведениям, где перчатка эта начинала жать. Он полагал, что гамбургерная забегаловка должна выглядеть как забегаловка, а не навевать мысли о хирургии или походить на детскую с картинками клоунов и забавных животных по стенам, не должна имитировать бамбуковый павильон на тропическом острове или представлять собой сверкающую пластиком копию придорожного ресторана 1950-х годов, каких никогда не было. Если уж ты хочешь есть зажаренную котлету из говядины, сочащуюся жиром, если хочешь грызть ломтики картофеля, которые после пребывания в кипящем масле хрустят, как древний папирус, если хочешь запивать все это ледяным пивом или молочным коктейлем, в котором калорий никак не меньше, чем в поджаренной целиком свинье, то потреблять такую пищу надобно в неухоженном месте, однозначно указывающем на то, что это запретное удовольствие, а возможно, и грех. Свет должен быть приглушенным и теплым. Поверхности – темными, предпочтение Дилан отдавал красному дереву, потускневшей бронзе, обивке цвета красного вина. И музыка должна успокаивать желание нажраться от пуза, а не разжигать аппетит, исполняемая музыкантами, которые сидят на прозаке и при этом извлекают из своих инструментов звуки такие же плотские, как еда. Нет, тут подошел бы ранний рок-н-ролл или свинг в исполнении больших оркестров, а может, хорошая музыка стиля кантри, что-нибудь об искушении, угрызениях совести и любимых собаках.

Тем не менее он пересек выложенный керамической плиткой пол, направляясь к прилавку из нержавеющей стали, за которым его поджидала полная женщина с седыми волосами, чистенькая, в полосатой розово-белой униформе, вылитая миссис Санта-Клаус. Он бы нисколько не удивился, увидев выглядывающего из ее нагрудного кармана эльфа.

В стародавние времена за прилавками ресторанов быстрого обслуживания стояли исключительно подростки. Однако в последние годы все более значительное количество юношей и девушек полагали такую работу зазорной для себя, и на их место пришли пенсионеры, ищущие возможности обеспечить себе прибавку к социальному пособию по старости.

Миссис Санта-Клаус приняла заказ Дилана, назвала его «дорогой», сложила все, что он хотел приобрести, в два белых бумажных пакета, перегнулась через прилавок, чтобы прикрепить к его рубашке круглый значок-пуговицу очередной рекламной кампании. Значок украшали слоган «FRIES – NOT FLIES» и улыбающаяся зеленая мордашка мультяшной жабы, отказ которой от традиционного рациона своих братьев и сестер в пользу таких деликатесов, как чизбургеры с беконом весом в полфунта и являлся основой текущей рекламной кампании сети ресторанов быстрого обслуживания.

Вновь Дилан почувствовал на своей руке трехпалую перчатку: никак он не мог понять, зачем ему мнение мультяшной жабы, или спортивной знаменитости, или даже лауреата Нобелевской премии, когда вставал вопрос, а что ему съесть на обед. Более того, он не понимал, почему рекламный слоган, сообщающий о том, что приготовленный в ресторане картофель фри вкуснее мух, должен повлиять на его выбор. Он и по запаху знал, что обжаренные в масле ломтики картофеля лучше даже целого пакета насекомых.

Но претензии к жабе он оставил при себе еще и потому, что в последнее время начал замечать: многие пустяки вызывают у него раздражение. И понимал: если не станет более терпимым, то к тридцати пяти годам определенно превратится в грубияна, которых и так хватало вокруг. Он улыбнулся миссис Санта-Клаус и поблагодарил ее, чтобы не портить себе следующее Рождество.

Выйдя из ресторана под большущую луну, пересекая три полосы шоссе на пути к мотелю, с двумя пакетами, наполненными несколькими видами ароматного холестерина, Дилан напомнил себе, что среди прочего должен быть благодарен если не богу, то природе за хорошее здоровье, крепкие зубы, густые волосы, молодость. Ему исполнилось только двадцать девять. Он был талантливым художником, и работа его приносила людям радость, а ему доставляла наслаждение. И хотя богатство ему не грозило, он достаточно часто продавал свои картины, чтобы оплачивать текущие расходы и каждый месяц пополнять на небольшую сумму свой банковский счет. Лицо его не обезображивали шрамы, он не страдал грибковым заболеванием, ему не досаждал злобный брат-близнец, у него не бывало приступов амнезии, после которых он приходил бы в себя с окровавленными руками.

И у него был Шеперд. Благословение и проклятие одновременно. Когда Шеп был в хорошей форме, Дилан радовался тому, что он жив и у него есть такой брат.

Под красной неоновой вывеской «Мотель» черная тень Дилана проследовала по подкрашенному красным асфальту. Далее он зашагал по бетонным дорожкам, ведущим к номерам мотеля и петляющим между саговых пальм, мясистых кактусов и декоративных кустов, растущих в условиях пустыни. А вот когда миновал жужжащие и мягко щелкающие автоматы, торгующие прохладительными напитками, глубоко погруженный в мысли о семейных узах, его уже преследовали. И действовал преследователь очень профессионально: синхронизировал с жертвой как шаги, так и дыхание. У двери своего номера, держа два пакета в одной руке, а второй выуживая из кармана ключ, Дилан наконец-то услышал выдавший преследователя шорох кожаной подошвы о бетон. Повернул голову, скосил глаза, увидел бледное круглое лицо, скорее почувствовал, чем увидел, как что-то по дуге сближается с его черепом.

Как ни странно, удара он не почувствовал, не понял, что падает. Услышал, как зашуршали бумажные пакеты, унюхал жареный лук, теплый сыр, нарезанные маринованные огурчики, осознал, что лежит на бетоне лицом вниз. Оставалось лишь надеяться, что он не разлил молочный коктейль Шепа. А потом перед ним заплясали ломтики картофеля фри.






Глава 2




У Джулиан Джексон было любимое домашнее растение, денежное дерево, и она ухаживала за ним с нежной заботой. Кормила тщательно подобранной смесью питательных веществ в рекомендованных руководствами по уходу за растениями количествах, регулярно опрыскивала водой мясистые, овальной формы, размером с большой палец листья, чтобы смыть с них пыль и сохранить зеленый блеск.

В тот пятничный вечер она ехала из Альбукерке, штат Нью-Мексико, в Финикс, штат Аризона, где на следующей неделе должна была дать три концерта. Джилли сама вела машину, потому что у Фреда отсутствовало как водительское удостоверение, так и конечности, необходимые для управления транспортным средством. Как ни крути, Фред был всего лишь денежным деревом.

Темно-синий «кадиллак-девилль» модели 1956 года был ее любовью на всю жизнь, Фред это понимал и благородно с этим мирился, но он сам, Crassula argentia (так Фреда звали при рождении), занимал в списке ее привязанностей почетное второе место. Джилли купила его, когда он представлял собой росток с четырьмя короткими ветками и шестнадцатью толстыми, упругими, как резина, листьями. Торчал из черного пластикового горшка диаметром три дюйма, был клейким на ощупь и выглядел не крошечным и одиноким, но отважным и решительным. Теперь же благодаря ее нежной заботе он подрос до доброго фута, а диаметр его кроны составлял восемнадцать дюймов. Проживал он уже в двенадцатидюймовом терракотовом горшке, а весил, с учетом горшка и земли, двенадцать фунтов.

Из пенопласта Джилли соорудила подставку, отдаленно напоминающую сиденье-пончик, которым обеспечивают в больнице пациентов, перенесших хирургическую операцию по поводу геморроя. Подставка эта не позволяла дну горшка портить обивку пассажирского сиденья и при движении удерживала Фреда в вертикальном положении. В 1956 году «девилль» не комплектовали ремнями безопасности, не было такого ремня и у Джилли, когда она родилась в 1977-м. Однако она снабдила такими ремнями и себя, и Фреда. Поставленный на подставку, привязанный к сиденью, Фред не мог пожаловаться на пренебрежение хозяйки к его безопасности. Ни одно денежное дерево не могло рассчитывать на большее, путешествуя по пустынным районам Нью-Мексико со скоростью восемьдесят с небольшим миль в час.

Расположившись чуть ниже уровня окон, Фред, конечно, не мог оценить красот пустыни, но Джилли подробно рассказывала ему обо всем, что видела перед собой и по сторонам.

Ей нравилось упражнять язык и оттачивать умение описывать увиденное. Если бы ей не удалось конвертировать выступления в сомнительных коктейль-холлах и второразрядных клубах в карьеру первоклассного комика, у нее имелся и запасной вариант: начать писать романы-бестселлеры.

Даже в самые трудные времена большинство людей сохраняли надежду на лучшее, но Джулиан Джексон настаивала на том, что надеяться нужно всегда, черпала из надежды не меньше сил и энергии, чем из еды. Три года тому назад, когда она работала официанткой, делила квартиру с тремя другими молодыми женщинами, чтобы уменьшить расходы, ела лишь дважды в день, ее бесплатно кормили в ресторане, где она обслуживала клиентов, до того, как первый раз получила приглашение выйти на сцену, надежда циркулировала в ее крови точно так же, как эритроциты, лейкоциты или тромбоциты. Некоторых людей такие грандиозные планы могли напугать, но Джилли верила, что надежда и трудолюбие принесут ей все, чего она хотела.

Все, кроме достойного мужчины, мужчины ее мечты.

И теперь, когда уходящий день медленно, но верно катился к вечеру, по пути из Лос-Лунаса в Сокорро, от Сокорро в Лас-Крусес, во время долгого ожидания на таможенном пункте к востоку от Акелы, где в этот день инспектора отнеслись к своей работе с куда большей серьезностью, чем в предыдущие и, скорее всего, во многие последующие, Джилли думала о мужчинах в своей жизни. Романтические отношения у нее были только с тремя, но теперь она полагала, что именно с этими тремя мужчинами каких-либо отношений она могла и избежать. Далее дорога привела ее в Лордсбург, к северу от Пирамидальных гор, в Роуд-Форкс, штат Нью-Мексико, потом она пересекла границу штата, продолжая размышлять о прошлом, стараясь понять, где она поступила неправильно в каждом из вышеупомянутых случаев романтических отношений.

Соглашаясь всякий раз признать в разрыве свою вину, она тем не менее продолжала анализировать собственное поведение с тщательностью специалиста саперного полицейского подразделения, решающего, какой проводок нужно перерезать, чтобы предотвратить взрыв заложенной бомбы, и приходила к выводу, далеко не впервые, что в основном вина за разрыв лежала не на ней, а на этих слабаках-мужчинах, которым она доверилась. Они были предателями. Обманщиками. Она подвергала все свои аргументы сомнению, смотрела на мужчин через самые розовые очки, но они все равно оставались свиньями, тремя маленькими поросятами, которые демонстрировали все худшие свинские черты и ни одной лучшей. Если бы большой злой волк показался у дверей их соломенного домика, соседи бы только порадовались, увидев, как он, дунув, разнес домик по соломинкам, а потом предложили бы ему хорошего вина, чтобы запить сытный обед.

– Я злобная, мстительная сука, – заявила Джилли.

Своим деликатным, дружелюбным молчанием Фред с ней не согласился.

– Встречу ли я когда-нибудь достойного мужчину? – задалась она вопросом.

И хотя Фред обладал целым букетом положительных качеств: терпеливостью, спокойствием, никогда не жаловался, умел слушать и сочувствовать, как никто другой, не говоря уже о крепкой и здоровой корневой системе, он никогда не причислял себя к ясновидящим. И не мог знать, придет ли день, когда Джилли встретит достойного мужчину. Фред верил: чему быть, того не миновать. Как и другим представителям живой природы, лишенным собственных средств передвижения, ему не оставалось ничего другого, как полагаться на судьбу и надежду на лучшее.

– Разумеется, я встречу достойного мужчину, – решила Джилли со столь характерным для нее внезапным всплеском надежды. – Я встречу не одного достойного мужчину, десятки, сотни. – Меланхолический вздох сорвался с ее губ, когда она нажала на педаль тормоза, реагируя на транспортную пробку, возникшую на западных полосах автострады 10. – Вопрос не в том, встречу ли я действительно достойного мужчину. Вопрос в том, сумею ли я распознать его, если он прибудет не в окружении ангелов и без вспыхивающего над головой нимба: «ХОРОШИЙ ПАРЕНЬ, ХОРОШИЙ ПАРЕНЬ, ХОРОШИЙ ПАРЕНЬ».

Джулиан не увидела улыбки Фреда, но почувствовала ее, двух мнений тут быть не могло.

– Нет, нужно смотреть фактам в лицо, – простонала она. – Когда дело доходит до мужчин, я такая наивная и меня легко сбить с толку.

Фред узнавал правду, когда слышал ее. Мудрый Фред. Спокойствие, с которым он встретил признание Джилли, кардинально отличалось от молчаливого несогласия, которое он выражал, слыша, как его хозяйка называет себя злобной, мстительной сукой.

Автомобили встали.

Королевски-пурпурные сумерки и начало ночи они провели в еще одной длинной очереди, на этот раз у Аризонской станции контроля сельскохозяйственной продукции, расположенной восточнее Сан-Симона, на которой в тот день работали правоохранительные ведомства не только штата, но и федеральные. Помимо сотрудников министерства сельского хозяйства, автомобили досматривали несколько агентов в штатском с колючими взглядами, определенно из организации, которая лишь в малой степени интересовалась плодоовощной продукцией, и искали они что-то более вредное, чем плодовую мушку в контрабандных апельсинах. Во всяком случае, автомобиль Джилли они обыскивали так, будто не сомневались, что она везет с собой пару пистолетов и автомат, засунутые под переднее сиденье, и на Фреда поглядывали очень уж подозрительно, предполагая его ближневосточное происхождение, радикальные политические взгляды и злые намерения.

Но даже эти суровые мужчины, имеющие основания видеть в каждом путешественнике злодея, не могли долго считать таковым и Фреда. Они отступили и взмахами рук предложили «девиллю» проследовать через контрольно-пропускной пункт.

Поднимая стекло и придавив педаль газа, Джилли сказала: «Хорошо, что они не бросили тебя в кутузку, Фредди. С деньгами у нас напряженно, на залог могло бы и не хватить».

С милю они проехали в молчании.

Призрачная луна, словно гигантское бельмо, поднялась еще до захода солнца. Теперь же, с наступлением ночи, циклопический глаз заметно прибавил в яркости.

– Может, беседа с растением – это уже не эксцентричность, – размышляла Джилли. – Может, у меня поехала крыша.

К северу и югу от автострады лежала темная пустыня. Холодный лунный свет не мог разогнать печаль, в которую она погрузилась после захода солнца.

– Извини, Фред. Нехорошо так говорить.

Маленькое денежное дерево, при всей его гордости, умело прощать. Трое мужчин, с которыми Джилли познавала, как выяснилось, темную сторону романтики, без промедления извратили бы любую, самую невинную фразу, использовали бы против Джилли, с тем чтобы вызвать у нее чувство вины, а себя представить страдающей жертвой ее нереальных ожиданий. Фред, благослови его господи, никогда не играл в такие игры.

Какое-то время они ехали в дружеской тишине, экономя топливо за счет разрежения воздуха в «мешке», который образовался за громадным, несущимся на полной скорости «петербилтом». Судя по надписям на задних дверях трейлера, он вез мороженое людям, мучившимся от жары к западу от Нью-Мексико.

Когда они подъехали к городу, сверкающему вывесками мотелей и заправочных станций, Джилли свернула с автострады. На бензозаправке залила полный бак. Чуть дальше, на той же улице, купила обед в ресторане быстрого обслуживания. Седовласая женщина, стоявшая за прилавком, милая и веселая, словно бабушка из диснеевского фильма 1960-х годов, настояла на том, чтобы прикрепить к блузке Джилли значок-пуговицу с улыбающейся жабой.

Ресторан показался Джилли таким чистым, что в зале вполне могли бы провести операцию коронарного шунтирования в том случае, если б у кого-нибудь из пациентов, откушавших двойной чизбургер с беконом, холестериновые бляшки полностью заблокировали бы пару-тройку артерий. Однако одной только чистоты не хватило, чтобы побудить Джилли пообедать за одним из маленьких пластиковых столиков под таким ярким светом, что он мог вызвать генетические мутации.

На автостоянке в «девилле» Джилли ела куриный сэндвич и картофель фри и вместе с Фредом слушала свое любимое ток-шоу, основными темами которого были визуальные наблюдения НЛО, встречи со злыми инопланетянами, охочими до земных женщин, снежный человек (плюс недавно увиденный детеныш, маленький снежный человечек), путешественники во времени из далекого будущего, которые построили пирамиды по неизвестным, но, несомненно, не сулящим ничего хорошего человечеству причинам. В тот вечер ведущий ток-шоу, Пэриш Лантерн, с характерным прокуренным голосом, и его слушатели обсуждали угрозу, которую несли с собой высасывающие мозги пиявки, попадающие в наш мир из параллельной реальности.

Никто из слушателей, которые звонили в студию, ни слова не говорил о фанатичных исламских радикалах, готовых уничтожить цивилизацию ради того, чтобы править миром, что, безусловно, радовало. Угнездившись на затылочной доле, мозговая пиявка вроде бы устанавливала контроль над человеком-пленником, овладевала его разумом, использовала его тело как собственное. Эти существа наверняка были склизкими и отвратительными, но Джилли успокаивалась, слушая, как Пэриш и слушатели его передачи обсуждают их. Даже если мозговые пиявки существовали на самом деле, во что она не могла заставить себя поверить, их она, по крайней мере, понимала: генетически заложенную в них программу покорять другие существа, паразитическую натуру. С другой стороны, человеческое зло редко, а может, и никогда не находило простого биологического объяснения.

Фреду недоставало мозга, который мог бы послужить кондоминиумом для пиявки, поэтому он слушал передачу, не опасаясь за собственную безопасность.

Джилли думала, что перерыв на обед освежит ее, но, покончив с едой, поняла, что усталость никуда не делась. Ее ждала четырехчасовая поездка по пустыне до Финикса, часть пути предстояло проехать в компании с параноидальными, но успокаивающими фантазиями Пэриша Лантерна. Учитывая навалившуюся сонливость, она могла просто слететь с трассы.