Предатели

Перебираю ее растрепанные ото сна волосы.

Агата никогда не заплетает ей косички, а сегодня я не смогла этого сделать из-за выставки.

— Теперь подписывай, Анфиса, — приказывает Марат.

— У меня было еще одно условие.

— Я помню, помню… — Он противно скалится и у него начинает дрожать веко. В последнее время такое часто. Сказывается сидящая в его башке болезнь. — Но либо ты подписываешь сейчас, либо я убью вас обоих. И начну вот с нее, — подбородком в сторону Алексы.

А вот теперь он не шутит.

Узнаю прежнего Марата.

Я прошу дать мне ручку, ставлю пару росчерков.

Конечно, это просто заявление для суда — отказ от материальных ценностей в обмен на быстрый процесс. Уверена, все остальное Островский устроит без моего участия. Быстро, чтобы потащить в постель Светлану. Что он собирается там с ней делать?

Рассмеялась бы, но поджимаю губы от греха подальше.

Островский приглядывается к моей подписи.

Шамкает губами.

И приказывает своим людям «вышвырнуть нас где-нибудь подальше».

Машина, темная дорога в ливень и молнии.

Мы с Капитошкой жмемся друг к другу, как котята, потому что даже сейчас я скорее поверю в то, что это — конец, а никакая не свобода.

— Все холосо будет, — пытается успокоить меня Алекса, и мне становится стыдно, что она — такая маленькая, успокаивает большую меня, а не наоборот. — Лэйн обещал.

Когда машина останавливается, сквозь густые потоки воды на стеклах, я вижу лишь лесополосу по обе стороны дороги. Дом Островского за городом, мы ехали не так долго, чтобы вернуться в столицу.

Кажется, дорогу перегородил еще один черный «внедорожник».

Тяжело дышу и что есть силы прижимаю к себе Капитошку.

Это не свобода. Нет.

Сажусь так, чтобы пнуть ногами первого же, кто сунется к нам через пассажирскую дверь.

За стеклом — тонкая черная тень.

Короткий обмен неясными фразами.

Дверь открывается.

— Привет, Единорожка, — слышу знакомый голос, и горло сводит от внезапно рухнувшего на плечи облегчения.

Я вряд ли понимаю, как Рэйн берет Алексу на руки, как помогает мне выйти, как уверенно держит за руку и твердой походкой ведет к своему внедорожнику. Дождь на наши головы — просто как из ведра. За несколько метров пути между автомобилями, успеваем промокнуть с ног до головы.

Внутри салона тихо.

— Не уходи! — Как ненормальная, хватаю Рэйна за рукав пиджака, когда понимаю, что он собирается вернуться. — Не надо, пожалуйста!

Он оглядывается, мягко, но уверенно снимает мою руку.

Мне хочется, чтобы улыбнулся, сказал что-то теплое, ободряющее, но у него снова все тот же совершенно непроницаемый взгляд. Чтобы сказал хоть что-то.

Но после короткого обмена взглядами, Рэйн просто захлопывает дверь, и его фигура за окном мгновенно размывается потоками дождя.

— Мамочка, куда он? — волнуется Капитошка.

— Все будет хорошо, — повторяю как мантру, обнимая дочь и приглаживая ее растрепанные волосы.

На Капитошке ее любимая пижама — белая единорогах. Я притягиваю дочь к себе, вдыхаю ее запах и обещаю, что мы больше никогда не расстанемся. Что бы ни случилось — всегда будем вместе.

Проходит несколько долгих минут, прежде чем дверь снова открывается — на этот раз рядом с водителем — и Рэйн усаживается на сиденье, ероша мокрые и прилипшие ко лбу волосы. Сейчас они кажутся почти красными, как будто реагируют на его настроение.

Он не произносит ни звука, но водитель заводит мотор, и машина резко стартует с места.

Еще ничего не ясно, но Капитошка рядом со мной, я подписала документы о разводе, и мы едем прочь от того места, где я провела четыре самых ужасных года в моей жизни. Марат не оставит все это просто так, он сам любит говорить, что «проглатывают» только бляди, а он — мужик, и он будет гнуть и нагибать всех, кто попытается его поиметь.

Что бы ни сделал Рэйн — вряд ли он сделал это вежливо и культурно.


А значит, наше с Островским «общение» еще не закончено. И не будет закончено до тех пор, пока мы не выедем из страны.

— Я есть хочу, — тихонько шепчет мне на ухо Капитошка, и я успеваю заметить взгляд Рэйна в зеркале заднего вида. — И шоколад с белыми… белым…

— С маршмеллоу? — подсказывает Дьявол, и дочка энергично кивает.

Рэйн что-то говорит водителю и когда машина въезжает в город, он притормаживает у первого же кафе с фастфудом на вынос. Капитошка радостно хлопает в ладоши, когда получает свою порцию жареной картошки, гигантский бургер и стаканчик с шоколадом.

Еще пару запечатанных бумажных пакетов и стаканов Рэйн передает мне.

— Домой.

Я выдыхаю с облегчением.

По крайней мере сегодня мы будем в безопасности.





Глава 53: Анфиса




Я даже не помню, когда в последний раз ела фастфуд, а для Капитошки это все — еда из телевизора, которую она все время клянчила, а я все время отказывала.

Мы возвращаемся в квартиру, как-то не сговариваясь хором тянем с кровати покрывала, одеяло и подушки и устраиваемся на полу. Я снимаю с Капитошки мокрую одежду, заворачиваю в теплый плед и она, изображая самого голодного в мире человека, яростно вгрызается в бургер. Я была уверена, что в нее не влезет и половина, но теперь сомневаюсь, что она не попросит добавки.

Рэйн сидит рядом: согнув ногу в колени, сосредоточено потягивает кофе из стаканчика.

У него очень сосредоточенное лицо, но когда Капитошка начинает щебетать что-то о своих игрушках, о том, что медведь не слушается и не хочет есть кашу, улыбается и тихо посмеивается.

Я незаметно щипаю себя за бедро, чтобы еще раз убедиться, что все это — не сон.

— Тебе нужно поесть, — Рэйн кивает на стоящий передо мной пакет. — Даже через силу. На тебя смотреть больно, Анфиса.

— Да, мама, — подхватывает его Капитошка.

После всех волнений я даже думать о еде не могу, но ради дочери сую в рот пару ломтиков картошки и запиваю все это порцией кофе.

Когда Капитошка, наевшись, жмется ко мне и почти мгновенно засыпает, Рэйн хочет переложить ее на кровать.

— Пусть полежит так, — прошу я, и мой рыжий Дьявол поправляет одеяло на ее плече.

Между нами висит так много вопросов, что даже непонятно, с чего начинать.

— Спасибо, что… не ушел.

Рэйн молчит.

— Спасибо, что забрал нас у Островского.

Он пьет кофе и все так же молча смотрит на дочь.

Я, незаметно для себя самой, рассказываю обо всем: и что подписала документы на отказ, которые до сих пор у Островского, и что подписала развод. Обо всех угрозах, о планах Светланы стать новой женой Марата, о том, что все наследники Островского спелись у него за спиной, чтобы разделить наследство между собой, и что в их планах нам — мне, Капитошке и Рэйну — нет места.

Рэйн зло и мрачно усмехается.

— Может… — пытаюсь подвести к тому, что нам лучше просто поскорее уехать и оставить пауков в банке жрать друг друга.

— Анфиса, — на этот раз он смотрит прямо мне в глаза, — есть вещи, которые я никогда никому не прощу.

— Иногда лучше отступить, чтобы не начинать новую войну.

— Нет, Красотка, это философия трусов и слабаков. Любому, кто тронет моих женщины, я с особой жестокостью отрежу яйца. Все, — пресекает мои попытки снова сказать что-то наперекор, — я сам знаю, что мне делать.

У меня предательски дрожат губы, и чтобы не реветь, приходится сжать кулаки так сильно, чтобы ногти врезались в кожу и боль немного привела в чувство.

Сколько лет я ждала таких слов? Сказанных не потому, что я купленная вещь и у нас договор, и не для того, чтобы затащить меня в постель. Сказанных вот как сейчас: скупо, без улыбки и красивой обертки, но по-настоящему. Сказанных так, словно мужчина уже все для себя решил и не собирается размениваться на полумеры.

— Ешь, Анфиса, — снова командует Рэйн, и на этот раз это именно та сила, которая мягко покоряет женщину, а не ломает ей кости, чтобы поставить на колени. — И договоримся сразу: из дома ты без меня никуда не выходишь. Возможно, придется посидеть затворницами какое-то время, но это ради вашей с Капитошкой безопасности. И для моей работоспособности, потому что я хрен смогу нормально шевелить мозгами, если буду названивать тебе через каждых пять минут чтобы убедиться, что моя женщина и дочь в безопасности.

«Моя женщина… — эхом у меня в голове. — Моя дочь…»