Предатели

Так что я и правда плохо торгуюсь.

Но мне ничего не нужно. Утром была готова драться на смерть за то, на что имею право. А сейчас хочется лишь одного: пережить весь этот кошмар и уехать в мою маленькую лондонскую квартирку, где нас с Капитошкой уже никто и никогда не достанет.

— Часть суммы мне нужна уже сейчас. На чистом счету, куда не доберутся ищейки Островского.

— Сколько?

— Пятьсот тысяч.

— Значит, и правда плохой звонок, — подытоживает Дьявол и достает телефон. — Закажи еще вина, Монашка. Хочу, чтобы сегодня была пьяная и дурная.

Я стараюсь не придавать большого значения его этим заявлениям.

Просто держу в уме, что Рэйн, даже в дорогом костюме и туфлях, и явно с хорошими деньгами, все равно еще мальчишка: фыркает, смотрит на все с максимализмом, много ругается и не думает о будущем. Хочет все и сразу, не думая о последствиях.

Вино я не заказываю. С моим на «вы» к алкоголю, даже одного бокала будет достаточно, чтобы в голове зашумело. Не люблю чувствовать себя расслабленной, теряющей контроль, но сейчас это необходимо, потому что иначе просто сбегу. Забуду обо всем — и сбегу.

Рэйн говорит по телефону: расслабленно, лениво, на хорошем английском с выразительным британским акцентом. Нетрудно догадаться, где он провел все эти годы. Чем занимался? Остается только догадываться.

На мгновение, когда Дьявол слегка повышает голос, отдавая какие-то указания, я пытаюсь представить, каким бы теперь была та их встреча в день нашей с Маратом свадьбы. Дал бы этот, новый Рэйн, так себя избить? Это настолько абсурдно, что рот снова наполняется горькой слюной.

Он убирает телефон на стол, смотрит на часы, на меня и все-таки заказывает вино. Просит не откупоривать, потому что возьмем с собой. Чувствуя хорошие чаевые, официант чуть не кланяется в пояс. И мне снова дурно.

Четыре года я огрызалась из последних сил, и для чего? Чтобы сменить одного Островского на другого. Перекочевать из одних рук в другие, оставшись такой же бесправной игрушкой.

— Мне… — резко встаю, чуть не опрокидывая стул. — Нужно на воздух. И позвонить.

Иду быстро, но Рэйн даже не пытается меня остановить.

На улице снова морось и серые тучи прямо над головой.

Как будто даже погода со всеми ими заодно и подбирает максимально мрачные декорации.

— Я… не могу сегодня, — одергиваю локоть, когда Рэйн выходит и пытается провести меня до машины. — Дочь с няней, мне нужно ее забрать.

— Ни один ребенок не умер от того, что остался под присмотром няни, — заявляет он. Без заминки, как будто точно знал, что сейчас я скажу именно это.

Отхожу в сторону, зло всматриваюсь в его не красивое, но какое-то адски притягательное лицо. Бесполезно искать там хотя бы намеки на сострадание, но во все всегда жила мечтательница и идеалистка. Иначе я бы просто не выжила.

— Мне плевать на твое сломанное детство, Рэйн. — Меня рвет в клочья. Он не может знать, что у них с Алексой… Но мне все равно больно от этого пренебрежительного тона, словно речь идет о домашней зверушке. — И на то, что у тебя злость на весь мир. Я люблю свою дочь больше всего на свете, и она всегда, ВСЕГДА будет моим номером один. Так что либо ты сейчас успокоишь свое взбесившееся от вседозволенности либидо и мы встретимся завтра, либо тебе придется меня изнасиловать прямо сейчас. Выбирай. Мне все равно, я просто хочу, чтобы все это закончилось.





Глава 31: Рэйн




Никогда еще женщина не смотрела на меня с такой откровенной злой брезгливостью.

Типа, ты, конечно, можешь меня выебать, но только тебе придется пыхтеть самому и «наслаждаться» видом моего недовольного лица. Уверен, что если я сейчас поддамся похоти и отвезу ее в гостиницу, все именно так и будет: секс, который не принесет удовольствия ни душе, ни телу.

Но я не представляю, как ее отпустить.

Просто не хочу и не могу терять ее из виду хотя бы на минуту. Чтобы снова не проснуться в пустой смятой постели, вдруг осознав, что все это было просто сном. Очень реальным, но все-таки сном.

Думай, Рэйн, соображай. Ты же гребаный гений, мастер создавать сложнейшие схемы просто в голове, находить и исключать ошибки еще на этапе создания.

Она боится расставаться со своей ненаглядной дочуркой?

Ок.

Пока Монашка ждет мой ответ, я забиваю в гугл поисковый запрос, выбираю первый же рекомендуемый результат и набираю номер риелтора. Озвучиваю требования: элитное жилье со всеми удобствами и парой комнат, на несколько недель, и с возможностью заехать прямо сегодня. И добавляю, что меня не интересует процентная ставка и за срочность я готов заплатить двойную цену.

Монашка отворачивается.

Я практически чувствую, как под одеждой напрягается ее спина, позвонки выстраиваются в идеально ровный клавишный ряд. Приходится сунуть руку в карман, чтобы не поддаться искушению потрогать их пальцами. Просто погладить, без дурных мыслей.

Но это слишком непозволительная слабость.

Риелтор сразу предлагает пару вариантов, и я спрашиваю, куда за ней подъехать.


— Что ты делаешь? — не поворачивая головы, спрашивает Монашка. — Думаешь, можешь так просто щелкнуть пальцами и… что?

— И все, — начинаю злиться с этой непробиваемой гордыни. На этот раз успеваю поймать ее за руку и как бы сильно Анфиса ни старалась — ей не вырваться. Никак. — Я уже щелкнул пальцами, Монашка. Хочешь квартиру и быть рядом с дочерью? Вообще никаких проблем. Я тоже отвык жить в гостиницах.

Вталкиваю ее в машину, бросаю рядом бутылку вина из ресторана.

Злой как дьявол, что слишком груб с этой упрямой недотрогой. Но что я мог поделать, если она вдруг словно задеревенела? Уверен, что если взять на руки — ни хрена не согнется, как долбаная доска.

— Ты сумасшедший! — неожиданно, словно мина под моей пяткой, взрывается Монашка. Пытается открыть дверцу со своей стороны, но не попадает и водитель, согласовав все с моим взглядом, включает блокировку. — Я не привезу дочь в тот дом, где ты… где мы…

— А я, представь себе, ни хера тебя не спрашиваю! — в ответ закипаю я. Выводит на нервы как никто. Только в путь, с пары слов, с этого сумасшедшего взгляда загнанной в угол дикой кошки: могла бы — вгрызлась бы мне в глотку и вырвала к херам трахею. Еще бы и сидела, ждала, пока захлебнусь собственной кровью. — Я решил, Монашка! Потому что это мое мужское право — решать, когда у дуры в башке кипит и она не способна соображать! Так что заткнись.

Анфиса моргает.

Несколько раз, и ее взгляд неожиданно затуманивается, становится именно таким, как в том сумасшедшем сне. Она как будто вдруг меняет шкалу зрения, начинает видеть совсем не так, как простые смертные.

Тяжело дышит.

Облизывает губы.

К херам все.

Сгребаю ее за шиворот, как маленькую девчонку, тяну к себе одной рукой и впечатываю ее рот в свои губы.

Жадно, жестко. До болезненного удара зубами, поцарапанных в кровь и соль десен.

Сердце стучит в венах, когда Монашка распахивает губы, обхватывает мой язык и сосет его, словно чертов Чупа-чупс. Тяжело нервно дышит, выстанывает мне в рот дыхание со вкусом секса и виноградного алкоголя.

Обнимает за шею.

Больно кусает за нижнюю губу, а мне в кайф — хрипло смеюсь, позволяя издеваться над собой, как ей вздумается.

Трахнуть бы ее прямо здесь.

Посадить на себя и смотреть, как сдуреет.

Но звонок моего телефона врезается в этот дурман отрезвляющим ударом по башке.

Анфиса отшатывается, в панике прижимается спиной к дверце.

Пытается — и не понимает, что это было.

Усмехаюсь, нарочно поправляя член в штанах так, чтобы она это точно видела.

Риелтор в трубке говорит, что она «на всякий случай» подготовит все необходимые документы. Угукаю и кладу трубку, называю адрес водителю.

Монашка дрожит и прикрывает губы ладонью.

— Рэйн, не надо… — просит еле слышно.

Еще бы я знал о чем.

— Я снимаю жилье, Анфиса, и ты с дочерью живешь там вместе со мной. Я вас защищаю от псов Островского, а ты со мной трахаешься. Все. — В ответ на ее попытку возразить. — Я сказал.

Я не очень верю, что Монашка послушается, но она неожиданно замолкает. Садится ровно, но многозначительным взглядом очерчивает дистанцию между нами.

Усмехаюсь.

Да класть я хотел на твои эти глазки, Анфиса.

Потому что в моем рту — вкус твоего поцелуя. Именно такой, как я помню из того проклятого сна, который скоро начну считать пророческим. Потому что, когда отворачиваюсь к окну и как бы невзначай провожу ладонью возле носа, в ноздри ударяет тот самый запах: сладко-дымный, тягучий, пряный, словно упал лицом скошенные полевые цветы и травы.

Мне нельзя так сильно ей увлекаться.

Это затягивает как адская смесь.

Как будто сатана создал эту женщину только для того, чтобы она стала моей одержимостью и потребностью.

Мы забираем риелтора в назначенном месте. Ее явно воодушевляет и представительский автомобиль и мой «солидно-костюмный вид». Я уже привык к тому, что когда упаковываюсь в социальный формат — люди перестают видеть во мне прибитого идиота. Предки, придумавшие поговорку про одежку, явно высосали ее не из пальца.

— Вот, — женщина усаживается на сиденье рядом с водителем и протягивает мне планшет с отрытой «позицией». — Вся необходимая информация там есть. Три комнаты, все удобства, рядом удобная транспортная развязка, рестораны, торговые центры и исторические…

— Охраняемая территория? — перебиваю ее более важным для меня вопросом. Развязка — это, конечно, хорошо, но при наличии автомобиля — не так актуально.

— Это элитный жилой комплекс, — делает «глаза» риелтор. — Посторонним на его территорию просто не попасть.