Предатели

И нет ни единого намека, что вся эта слишком похожая на реальность фантазия произошла наяву.

Блядь, Рэйн, включай башку.

Откуда здесь взяться Красотке?

Заскочила посмотреть, не сдох ли еще пасынок? Она даже не знает, где я живу.

Пора прекращать накачиваться всяким дерьмом.

— Организация, которую я представляю, заинтересована в том, чтобы в ее штате были люди с исключительными умственными способностями, — спокойно отвечает мистер Безымянный. — Надеюсь, ты не станешь валять дурака и воспользуешься шансом.

Смотрю на свою, мягко говоря, засранную берлогу.

Я никогда не гнался за деньгами, но они сами догоняли меня. Природа решила, что я должен быть ненужным, нежеланным и полудохлым, но каким-то образом мне повезло отхватить исключительные мозги.

— Моя учеба, мистер Безымянный, — напоминаю о своем третьем курсе и огромных «хвостах».

Он смеется как человек, который предлагает полететь в космос, а дуралей на том конце связи отказывается, ссылаясь на перхоть.

— Вылет завтра, сегодня приедет курьер с документами. По приезду выберешь учебное заведение на свой вкус, мистер Эр. Организация за все заплатит.

И заканчивает разговор.

Как будто эта «Организация» — дочернее предприятие Илона Маска.

Хотя, если я угадал правильно…

Плюхаюсь на кровать — плашмя на спину. Не самые приятные ощущения, потому что матрас продавлен в нескольких местах и пружины впиваются в бедро и где-то под лопаткой. Зато отрезвляет. И сразу становится понятно, что Красотка была здесь только в моей больной башке: она же такая правильная, чуть не с нимбом вокруг башки. Такие не приходят трахаться просто так с нерадивыми сыновьями своих ебанутых садистов-мужей.

Закрываю глаза, вспоминаю тот наш разговор, когда мне казалось, что получилось до нее достучаться.

Я пришел, чтобы потрахаться с ней и оставить в «целочке-монашке» столько спермы, чтобы она точно залетела. Ни о чем другом и не думал — просто тупо хотелось поднасрать Островскому. А потом увидел ее — всю такую милаху с серьезной рожицей, которая не сдала меня Паучихе, хоть и могла. И, как это часто у меня бывает, бомбануло. Превратился из грешника в кающегося грешника, решил, что если открою Монашке глаза, она свалит из этого серпентария, сверкая пятками. Захочет сохранить свой этот дурацкий свет, которым так неожиданно меня обожгла.

О чем только думал?

Кто же по доброй воле сбегает от таких денег?

Раскидываю руки, чтобы отпустить, наконец, все это дерьмо.

Пусть сожрут себя сами.

И Монашка вместе с ними.

Она такая же, как Островский — не зря же стала его Золотой маткой.

А я просто съебусь от всего этого и начну новую жизнь. В лучшем мире за океаном.





Глава 22: Анфиса




— Как ты себя чувствуешь? — неожиданно и как-то даже как будто с искренним интересом спрашивает Марат за завтраком. И в ожидании моего ответа даже откладывает в сторону телефон, что для него — такая же редкость, как и выпавший в Африке снег. Хотя, с этим глобальным потеплением…

Промокаю губы салфеткой и изображаю улыбку.

Я ждала этот вопрос.

Потому что готовилась к нему.

— Мне немного… нездоровится, — говорю максимально сдержано и тихо.

Не хочу, чтобы Островский решил, будто его долгожданный ребенок причиняет мне дискомфорт.

Я же должна радоваться.

Я же должна благодарить небеса, что у нас все так хорошо сложилось.

— Может, покажешься врачу? — продолжает играть в «заботливого мужа» Марат. — Мне не нравится твой цвет лица.


Мне правда не хорошо последние дни. И задержка

И сегодня, как только Марат уедет на работу, я сделаю все купленные тесты на беременность. Кажется, их пять или шесть — я брала все с максимальной чувствительностью, обещающие самый точный результат чуть ли не через пару дней после зачатия.

Но прошло уже почти две недели, поэтому…

Мысленно скрещиваю пальцы.

— У меня как раз сегодня плановая консультация, — успокаиваю Островского.

— Делай все, что он скажет, — снова возвращается к командному тону Марат, и все-таки скашивает взгляд в телефон. — Я не хочу, чтобы с моим сыном что-то случилось. Даже пока он в твоем животе.

Так и подмывает спросить, что будет, если родится девочка, но я не настолько безумна, чтобы дергать тигра за усы. Поэтому в который раз просто поддакиваю и прикидываюсь китайским болванчиком, кивая в ответ на каждую его «просьбу».

Через полчаса, отдав какие-то распоряжения Агате, Островский уезжает.

Я поднимаюсь к себе и, ссылаясь на слабость, даю понять, что ближайшие пару часов собираюсь провести в постели, набираясь сил перед визитом в клинику. Но все же, на всякий случай, запираю дверь на защелку — после того случая, моя надзирательница перестала утруждать себя стуком в дверь. Теперь она просто заходит и обозначает свое присутствие уже постфактум.

У меня дрожат руки, когда один за другим раскладываю тесты на тумбе около раковины.

Делаю глубокий вдох и говорю своему отражению в зеркале, что самое время узнать, будет ли у пирамидки стержень или самое время повторять подвиг старшей сестры.

Первый тест через пару минут показывает уверенные и четкие две полоски.

Я держу «палочку» в руках, тяжело опускаюсь на край ванной и прикрываю рот рукой, чтобы не выдать себя вздохом удивления. Почему так — не знаю. Я сделала все, чтобы эта беременность случилась, я ждала ее и молила бога, чтобы все получилось, потому что на другой чаше весов лежала моя жизнь и жизнь моей, пусть совсем не идеальной, семьи.

Но сейчас, когда первый же тест показывает положительный результат, у меня что-то похожее на шок.

Все получилось?

Гипнотизирую полоски взглядом, как будто они могут исчезнуть мне назло.

Осторожно кладу тест поверх коробки и беру следующий.

Они все дают положительный результат.

Я читала где-то, что отрицательный тест не обязательно может быть достоверным и поэтому лучше подстраховаться парой тестов от других производителей. Но если тест положительный, то это на девяносто девять и девять процентов правильно.

Но все равно перепроверила.

Чтобы теперь сидеть над всем этим «богатством» и пытаться успокоить бешено бьющееся сердце.

Я — беременна.

Это абсолютно точно ребенок Рэйна, потому что с тех пор, как Островский узнал о том, что «станет отцом», он перестал интересоваться мной как женщиной. И практически не ночует дома — за две недели, кажется, провел в кровати всего пару ночей. И это огромное облегчение для меня.

А с другой стороны…

Медленно, вяло, как сломанный цветок, оседаю на пол ванной, до боли сжимаю колени и мысленно уговариваю себя больше не вспоминать о том единственном разе, когда мне казалось, что я, наконец, узнала, каким приятным может быть секс.

Мне нельзя думать о мальчишке.

Потому что вслед за мыслями о его губах, руках и грубых движениях во мне, приходят мысли о том, что я — хорошая и правильная молодая женщина, превратила его в средство. Сделала способом выживания. Использовала в своих целях.

Прости, Всевышний, ибо я согрешила…

И прямо сейчас я готова добровольно отдать душу дьяволу, потому что заслуживаю презрения больше, чем пропащая женщина.

Но мне очень сильно, пусти и трусливо, но хочется жить. И не в роли куклы, которую могут сломать за любой неправильный взгляд, а как живая женщина, которая хочет посмотреть мир, заниматься чем-то интересным, развиваться, становиться на ноги и больше никого и ничего не бояться.

Во мне растет маленькая жизнь.

Мой билет на свободу, как я думала в самом начале.

Но я даже выдохнуть толком не могу. В груди все горит, сдавливает, как перед сердечным приступом. Даже тяжелые длинные вдохи-выдохи не помогают справиться с паникой.

И какой-то очень тяжелой острой болью.

Разве вот так женщина должна узнавать о беременности?

Разве она не должна радоваться, прыгать до потолка и представлять, на кого будет похож ее будущий ребенок?

Мой будет рыжим и голубоглазым?