Право на жизнь

Кроме обучения стрельбе из обычных видов оружия, полковник сделал попытку обучить нескольких человек снайперскому делу. После того, как в Убежище появилось высокоточное оружие, таким занятиям стало уделяться особое внимание. В число бойцов, проходящих специализированную подготовку, попали Данил со своей ВСС, Счетчик и Славка Локатор, имеющие СВД. Попытка эта, однако, не сказать, чтоб увенчалась большим успехом: Данил и Славка постигали науку с трудом, и основной виной тому были баллистические таблицы, которые нужно было знать наизусть, но учить которые было откровенно лень. Однако не таков был китаец. Ван смог не только зазубрить их в самое кратчайшее время, но и весь его организм, казалось, был приспособлен, заточен под снайперскую науку Он с поистине азиатским терпением мог часами находиться на одном месте, сидя или лежа без движения. А потом стоило лишь цели появиться – следовал один-единственный выстрел, и цель оказывалась поражена. И это было едва ли не важнее поражения цели вообще. Ведь грамотная цель после промаха ни за что не появится на том же месте второй раз, а постарается уйти или, пользуясь укрытиями и неровностями рельефа, подойти – и атаковать.

Полковник не мог нахвалиться на своего низкорослого и узкоглазого ученика:

– Будь ты хоть трижды уникум, имей ты какой угодно талант к стрельбе – ты никогда не научишься стрелять метко и, что самое главное, – поражать цель с первого выстрела, если не изучишь самый важный раздел снайперского искусства – практическую баллистику, баллистические таблицы! – не единожды повторял он. – Ли вызубрил их наизусть, успешно применяет – и вот вам результат!

– Ван у нас вообще уникум, – ворчал в ответ Ариец. – Всего три года в Убежище – а русский язык уже как родной…

Однако вскоре Ван рассказал, чем объясняется его феноменальная меткость. Именно после его объяснений за ним и закрепился его позывной – Счетчик.

– Понимаешь, Добрыня, – поделился он, когда, возвращаясь как-то со стрельбища, Данил принялся выспрашивать у китайца его профессиональные секреты, – у меня в голове словно счетчик стоит… Когда я вижу цель, я могу сказать не только точное расстояние до нее, но и скорость, с которой она передвигается. Я словно вижу самые вероятные траектории этой цели и каким-то образом уже знаю время, через которое она будет в нужной мне точке до сотой доли секунды, а значит, и знаю, куда послать пулю. Это все происходит спонтанно, автоматически. Я просто чувствую это – и все.

Сказать, что Данил был поражен – значит, ничего не сказать.

– Слушай, так ведь это же куча факторов! Воздух[17], гравитация, деривация, угол места цели, Кориолисова сила, патрон-оружие[18]… Это что-то невероятное… Ты, может, робот? Зачем же тогда таблицы учил?

Ли пожал плечами:

– Для меня это нормально… Мне более невероятными кажутся способности Локатора или твои. А таблицы мне легко дались. К тому же они здорово стрельбу облегчают – я просто опираюсь на готовые значения и только лишь слегка их корректирую под определенные обстоятельства.

Единственной проблемой в обучении китайца было лишь то, что он боялся выстрела – во время нажатия на спуск жмурился и, естественно, переставал целиться. Из-за этого ствол винтовки смотрел куда угодно, но только не в цель. Да еще при этом Ли, нервничая в ожидании громкого выстрела и удара приклада в плечо, резко дергал спусковой крючок, окончательно сбивая наводку. Полковник посмеивался, говоря, что среди новичков эта болезнь довольно распространена, но успешно лечится. И он подтвердил свои слова, избавив китайца от боязни выстрела всего за несколько тренировочных выходов на полигон.

– Тут ведь в чем секрет, – рассказывал он как-то спустя несколько месяцев на занятиях по психологии. – Подкладываем такому моргуну вместо боевых патронов с порохом – тренировочные, с песком. Отличия никакого – и вес тот же и шелест внутри гильзы слышен. Человек заряжает патрон, целится, жмурится, рвет спусковой крючок – а выстрела нет… Открывает глаза – и видит, что ствол смотрит черт те куда, только не туда, куда нужно. Начинает понимать: «Чё-то я не то делаю…». Но это еще не все. Потом все происходит с точностью до наоборот. Начинаем работать тренировочными патронами с песком, человек приучается, что после нажатия на курок выстрела не произойдет – и потому не моргает, а выжимает спуск плавно. Я же тем временем незаметно подкладываю боевой патрон. Выстрел, грохот – и цель поражена. И так раз за разом. Так и знаменитые финские «кукушки» тренировались, и немецкие снайпера времен Великой Отечественной, и наши снайперы-спецназовцы. Очень эффективный метод, скажу я вам, и еще более эффективного я просто не знаю.



Однако, пожалуй, более всего поверить в себя ребятам помогали не беседы и психологические тренинги, не стрелковая подготовка, а игры.

Их было две.

Самой любимой Родионычем и самой ненавистной для его воспитанников была игра под названием «Убей животную». В роли «животной» обычно выступали две зверушки – собака или крыса. Их ловили в самодельные ловушки, причем полковник отбирал всегда только самые крупные и агрессивные экземпляры. Пойманного зверя некоторое время держали в клетке в подвале вокзала, голодом доводя до кондиции, а потом в один прекрасный день, когда у мутантов начинался сезонный гон, выпускали в отсек с человеком, причем обязательным условием являлась полная его обнаженность. Если это была собака, то разрешалось взять с собой нож или саперную лопатку, и это было еще терпимо. Но вот если в отсек выпускалась крыса, то боец обязан был убить ее голыми руками. И это была настоящая жесть… Крыса – быстрая, вертлявая, агрессивная – не находя выхода из замкнутого пространства отсека, мгновенно зверела и в бешенстве бросалась на врага. Поймать и придушить ее было чрезвычайно трудно – она изворачивалась, выскальзывала из рук, бросалась прямо в лицо, атакуя глаза, рвала длинными острыми зубами руки, пыталась добраться до горла… После боя на теле можно было насчитать не один десяток укусов, а уж о ломке от яда, попавшего в организм с зубов, и говорить не стоило. В дни таких игрищ количество пациентов у Айболита резко прибавлялось, и нередко на койках больничного отсека поголовно валялись все родионычевы воспитанники.

Кроме игры в «Убей животную» полковник так же практиковал веселую игру, которую сам он называл «Карнавал вурдалаков». Проводилась она в подвале вокзального здания регулярно, и Родионыч придавал ей исключительное значение – игра эта, пусть и жестоко, но крайне эффективно приучала его воспитанников к виду крови.

Игра заключалась в следующем.

За день до «карнавала» на поверхности проводилась настоящая охота на мутантов. Преимущественно это были собаки и выродки, но иногда попадался и куропат, и это значило, что праздник удастся на славу.

Убитые мутанты стаскивались в подвал и тут же свежевались силами трех-пяти бойцов. Кишки и прочую требуху раскидывали по полу, содранные шкуры бросали тут же, тушки подвешивали на крюки к потолку и оставляли на ночь, давая стечь крови. Единственный, кто не обдирался – это куропат. Ему распарывали брюхо, изымая содержимое, а тушу оставляли в дальнем углу. После этого рано утром тушки снимались с крюков, рубились на части и разбрасывались тут же, на полу. Все это обильно поливалось водой, включалось тусклое освещение – и подвал становился преисподней… Мерзкой, отвратительной и кровавой. И по этой преисподней, круг за кругом, по лужам крови, между длинных сизых веревок кишок, кусков мяса, шкур, гроздьев внутренних органов и прочей требухи ползали воспитанники. Гвоздь программы – куропат – оставался на последок. Бойцы, полуживые от перенесенных испытаний, давящиеся рвотными спазмами и закатывающие глаза, становились перед куропатом и полковник начинал по одному погружать их в его кровавое чрево. Продержав с минуту внутри, он распахивал шкуру и извлекал человека наружу. Некоторых в полубессознательном состоянии со свободно плавающим взглядом, а некоторых и вовсе в глубоком ступоре. Никаких реанимационных процедур не оказывалось – бойца в обмороке сгружали куда-нибудь в угол и продолжали тренировку, предоставляя ему полное право приходить в себя самостоятельно. В этом тоже был практический смысл – на поверхности мамок-нянек не будет, и справляться со своим организмом придется самому.

Сразу после куропата предстояло обыскивать чучело, и это было финальным этапом занятия. Чучело изготавливалось из тела выродка. Мертвого мутанта одевали в обычный, изрядно поношенный комок, а в один из его карманов пряталась какая-нибудь мелкая вещица, зачастую – патрон от ПМ. После этого тело обильно поливалось кровью, а затем полковник лично вспарывал выродку брюхо, вытаскивая наружу липкие внутренности, и живописно раскладывал все это на теле монстра. Очередному испытуемому требовалось обыскать труп и найти патрон, который полковник мог засунуть, куда буйная фантазия подскажет.

В эти игры всегда играли на голодный желудок – так их легче было перенести. Меньше бунтовал желудок, да и спазмы его были не столь мучительны. После проведенных процедур обеззараживания в подвале практически не фонило, и за полчаса игры сколь-нибудь сильного вреда здоровью радиация принести не могла. И полковник этим пользовался – его воспитанники ползали без защиты, в одних только комках, в противном случае пропадал весь воспитательный эффект.

По-первости, конечно же, эмоций было выше крыши. Сашку, например, регулярно выворачивало наизнанку, Данила постоянно били адреналиновые удары, а Миха Порох до дрожи в коленях и трясущихся рук боялся лезть в брюхо куропата. Но со временем, спустя несколько месяцев, вся эта кровавая атрибутика стала восприниматься гораздо спокойнее. Мозг устал бояться, привык к этим глянцево блестящим в полутьме подвала лужам крови на полу и брызгам ее на стенах, кускам мяса и частям тел, в беспорядке валяющемся вокруг. Полковник добился своего – кровь стала восприниматься совершено спокойно, будто это была не кровь, а так… водичка. Родионыч исполнял свое обещание. Ребята постепенно становились теми, кто на поверхности чувствует себя так же свободно и спокойно, как обычный человек у себя дома за бронированной гермодверью, – матерыми сталкерами.

Волками.





Глава 7 «Timed Danaos…»[19]




После селения на острове вновь потянулись фонящие радиацией поля, леса и перелески. Хотя здесь, между Кировом и Сыктывкаром, где отсутствовали крупные города и мегаполисы, радиационный фон был значительно ниже, – порой караван без помех шел в течение всего дня, по прямой, без единой остановки и задержки, не обходя локалки и не тычась вслепую в поисках прохода. В такие дни удавалось пройти по сто километров, и это было немало – от дорог здесь, в таежной глуши, осталось одно воспоминание, многие уже заросли молодым леском и иногда, чтобы хоть как-то расчистить путь, приходилось останавливаться и пускать вперед вооруженных топорами бойцов. К счастью, такие участки были редки и тянулись недалеко, иначе путь мог бы затянуться на неопределенно долгое время.

С поселком островитян распрощались без особых проблем, дня три назад. Очевидцев происшествия не было – даже Счетчик отработал тихо, без стрельбы, воспользовавшись ножом. А к середине ночи, когда обнаружили тела в кожанках у камней, сталкеры уже дрыхли без задних ног, не вызвав чьих-либо подозрений.

Сказочника оставили там же, в поселке. Ивашуров, узнав примерный маршрут каравана, очень жалел, что не сможет ехать вместе ним и дальше.

– Вы если Руч, что за Сыктывкаром, будете проезжать, – заехали бы. Там, говорят, какое-то очень уж ценное снадобье варят. Я бы с вами проехал – одиночке в тех местах нынче опасно – но и тут еще дела имеются. Так что как-нибудь своим ходом доберусь.

– А что за снадобье? – заинтересовался Данил, который уже испробовал на себе действие народной медицины, помазав купленной накануне мазью прощальный подарок Барыги – ножевой порез на правом боку.

– Сам не знаю, но слухи ходят… Хотя, чего гадать? Можно и крюк ради такого дела сделать, поинтересоваться…

Данил, конечно, сомневался, что ради склянки со снадобьем Хасан повернет караван с маршрута, но заверил Сказочника, что всенепременно заедут, если случится проходить мимо. С тем и распрощались.

Так и получилось. На упоминие о снадобье Хасан лишь отмахнулся:

– И без того из графика выбиваемся! Считай, лишние сутки пути… Это вам не экскурсия.


Данил, впрочем, особо не настаивал. Прежде всего – дело, а уж потом все остальное.

Из графика выбивались уже даже больше чем на сутки. На вечерних привалах – если удавалось найти чистую местность и расположиться с относительным комфортом – Данил видел, как, сидя с картой у костра, Хасан меряет курвиметром расстояние и хмурит брови. До комбината было еще порядочно, а времени оставалось меньше половины отпущенного срока. А что за путь впереди, в каком состоянии дороги… насколько проходимы, да и проходимы ли – как знать?

И все же Данил надеялся, что они успеют. Иного просто не могло быть – ведь их возвращения с нетерпением ждало Убежище. Он надеялся, что еще дальше к северу количество локальных пятен станет исчезающе мало и караван вообще перестанет петлять в поисках проходов, – а это так необходимое им дополнительное время.

Хотя и на сегодняшний день грех жаловаться. С утра как тронулись – так и идут по прямой без снижения скорости.

«Километров полтораста уже сделали, – размышлял он, лежа на полке. – Хорошо если до самого вечера так… Мы б тогда эти сутки отбили да в график вошли…»

Сглазил…



– Внимание. Машины – стоп! – из динамика, как всегда, неожиданно раздался голос Хасана. – Экипажи кунгов один-два – на выход. Не торопимся, но и не медлим. Жду у КШМ. Остальным – внимание по всем направлениям.

«Урал» последний раз тряхнуло, и он остановился, глуша двигатель.

Данил чертыхнулся.

– Что там на этот раз? – недовольно проворчал прикорнувший на полке Санька. – Поспать спокойно не дадут…

Облачались не спеша – какой смысл летать бешеным галопом, если команды не было? Натянули демроны, противогазы, взгромоздили на себя броники, оружие, принялись потихоньку выбираться из кунга.

Хасан уже ждал их около «Тигра».

– В километре прямо по курсу – селение, – дождавшись, пока бойцы соберутся вокруг, сообщил он. – Разведка доложила – есть живые обитатели. Дым из труб, собачки погавкивают… Стоит вдоль дороги, так что нам его не миновать и обойти не получится – лес вокруг серьезный, с дороги не свернуть. Нужно сбегать, поглядеть. Вполне возможно, что и на ночлег встанем, если селяне не будут против.

– Типа, если будут – не встанем… – из-под противогаза послышалась усмешка Урюка.

– Бригада, понятное дело, сильнее, – спокойно ответил Хасан, – но лишних врагов заводить не стоит. Вдруг пригодятся… Итак. Задание первому отделению – разведка. Выяснить, что за деревушка, сколько народа, как настроены, узнать фон. Это мне особенно интересно, так как уже здесь он практически отсутствует. Похоже, опять чистая местность начинается.

Данил, и правда, вдруг обратил внимание, что дозиметр почти не стрекочет – пощелкивает слегка и только. Значит, и верно – один-два рентгена.

– Задание четвертому отделению, – продолжал между тем майор, – страховка первого. В деревушку не лезть – разворачиваетесь на окраине, в случае огневого контакта прикрываете отход. Всем ясно? Комоды – как поняли?

– Как настроены жители – это без прямого контакта не получится выяснить, – сказал Данил.

– Не запрещаю, – ответил майор. – Еще вопросы? Нет? Тогда пять минут на маскировку – и вперед.



Ходить по лесу Данила с Сашкой учили все те же Родионыч с дедом.

Дед, охотник, учил ставить ногу не на пятку, а на внешнее ребро. И – словно доворачивать, слегка ввинчивать в землю, разгребая этим движением листву. Тогда ни сучок под ногой не стрельнет, ни лист не зашелестит. Полковник же, напротив, говорил, что нога должна выноситься на пятку, а другая слегка сгибаться в колене, пружинить, чтобы человек имел возможность быстренько перенести вес тела с передней ноги, сделавшей шаг, на заднюю, если под подошвой вдруг почувствуется предмет, способный произвести шум. Данилу больше подошел способ деда, в то время как более легкий Сашка предпочел метод полковника. Главное – результат один. Еще бы мягкие подошвы у обуви, но это уж – предел мечтаний. Подошвы «берцев» из толстой резины, твердые, так что уж приходится обходиться тем, что есть. Хотя – тоже неплохо получалось: Данил, Сашка и Ван неслышными тенями скользили меж деревьев впереди и чуть обоч остальной группы, от которой шум исходил, как от медведей в малиннике. Шрек, видимо, не мог ходить тихо в принципе, а Кубович, Профессор и Урюк, похоже, не умели. Дума немного приотстал, вел своих в сотне метров, и оттуда тоже временами шумело и потрескивало. И, вероятнее всего, треск этот издавали не ноги сталкеров – приходилось констатировать, что воины Братства, какими бы крутыми бойцами они ни были, передвигаться по лесу не умели совершенно.

Деревушка возникла внезапно. Вот, вроде бы, лес – и вдруг в просветах между деревьями замелькали небольшие кирпичные домишки, крытые потрескавшимся от времени шифером.

Добрынин, похожий в своем «Лешем» на ходячую кучу мусора, остановился. Приподнял вверх руку, сжатую в кулак, и плавно, развернув ладонью вниз, опустил на уровень пояса – «стой, сидеть». Присел сам. Хруст за спиной умолк. Оглянулся – группа, все как один, стоит на одном колене, контролируя периметр, шаря стволами по сторонам.

Оставив людей в засидке, Данил выдвинулся на опушку леса. Вынырнул из зарослей подлеска, начал осматриваться. Огород. Полоса зеленеющей ровными рядами грядок земли тянется от края леса метров на сто, прямиком до сараев. Из-за сараев торчит крыша жилого дома с флюгером на коньке в виде стрелы. Тишина – ни корова не мыкнет, ни петух не заорет, даже птицы и те молчат. Только где-то в противоположном конце деревни слышны металлические удары – может, косу кто отбивает или ремонтирует чего… Так, а что там на счет кандидатов в языки? Ага: по огороду ползает молоденькая девчушка – Данил глянул в бинокль – годков шестнадцать. И – совершенно без каких-либо средств защиты. Он опустил бинокль, глянул на дозиметр – пятьдесят микрорентген! Нырнул в густой подлесок, прячась от посторонних глаз, проверил еще раз – не врет! Значит, опять намордник и костюм можно снять! Стянул противогаз, засунул в сумку, вдохнул с наслаждением, полной грудью – хорошо! Костюм бы еще стянуть, но с ним позже, не до того пока… Вновь высунулся из кустов, глянул – юная селянка за это время чуть приблизилась. Длинную юбку подоткнула за пояс, стоит задницей кверху, траву дергает. Край приподнялся, голые загорелые ноги видны аж до середины бедра… Распрямилась – ого! Данил ухмыльнулся – девчушка, а уже в теле… Вон как из-под рубахи выпирает. Как у Иринки, если не больше… Хороша! Ухмыльнулся – вот ее-то сейчас и возьмем… Развернувшись, ползком вернулся к группе. Бойцы слегка прибалдели, узрев командира, выползающего из зарослей без противогаза и тут же, сообразив в чем дело, поскидывали свои. Данил подождал пару минут, пока они надышатся свежим воздухом и приступил к первому этапу операции под названием «Пленение селянки»: Сашку угнал на опушку, в кусты, где только что сидел сам, Счетчика с СВД загнал на дерево, остальным же велел растянуться в редкую цепь и залечь, причем тяжелую артиллерию с пулеметами – Кубовича и Шрека – расположил по флангам цепи. Самое милое дело – кинжальным огнем группу прикрывать. Пусть только попробует кто под 7,62 сунется…

Однако операция со столь заманчивым названием провалилась, так и не начавшись. Едва добравшись до валяющегося в кустах Сашки и выглянув наружу, Данил увидел, как девчушка, расправляя на ходу юбку, уходит с огорода к дому.

Данил чертыхнулся.

– Чего там? – высунулся рядом товарищ. – Ушла?

– Не судьба нам, Санька…

Напарник усмехнулся, подмигнул:

– Тебе двух жен мало, что ли?

– Шучу, – отмахнулся Данил. – Шутки – шутками, а вариант с селянкой отпадает. Что делать будем?

Сашка показал глазами на огород. Данил оглянулся – из сарая вышел дюжий бородатый детина в клетчатой кепке, пиджаке на голое тело, угвазданных навозом штанищах с отвисшими коленями и кирзачах, и с решительным, даже каким-то грозным видом двинулся по тропке прямиком в лапы диверсантов.

– Нам фартит, Саня, – прошипел Данил, прижимаясь к земле. – Берем этого агрария. Ну, давай родной, давай… Че пузо-то чешешь – ты ближе подходи, ближе…

– Чего это он сюда прет? – заинтересовался напарник. – Нас, вроде, не мог увидеть, а если б и увидал – чесанул бы куда подальше.

Ответ последовал буквально через секунду – мужичина открыл рот и заорал: