Правильная планета
Часть 8 из 9 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
- Разумеется.
- Товар необходимый для выживания, ну там чистая вода, еда, лекарства лучше покупать за Честь. Тогда есть вероятность что промолчит Совесть. А Совесть, знаешь ли, тоже бывает в цене. Лучше ее без особой надобности не раздражать, и тем более по мелочам не тратить.
- А за Эго что лучше покупать?
- Ну, тебе пока за Эго лучше ничего не покупать. Ты так одет, что даже самая лютая Совесть промолчит если немного расплатишься Честью и оденешься поприличнее. А уж когда, накопится Эго и можно будет что-то приобрести уже и за него.
- Что приобрести то?
- Дык предметы второй необходимости, без которых выжить можно, но как-то грустно – приличное шмотье, оружие, транспорт. Да много чего еще. Плюс еще в том, что чем больше выше перечисленного, тем больше Эго. Само растет понимаешь?
- Э, как это?
- Ну ты совсем темный. Ведь раньше как было, помнишь?
- Ну по рассказам только.
- Ну по рассказам так по рассказам. Что такое деньги слышал?
- Слышал, но сути не понял.
- Вооот, а это был ключевой параметр сложным образом, включающий в себя противоречия между Честью и Эго.
- Как это?
- Да ты слушай, не перебивай. Деньги были эквивалентом всего, и что бы их добыть, необходимо было приложить некие зачастую немалые усилия, а мотивацией для собственно усилий и было Эго, которое тщательно поддерживалось в предельно неудовлетворенном состоянии путем нейролингвистического программирования.
- И?
- Давай без и. А Честь, и потом будь она не ладна Совесть постоянно вступали в противоречия с Эго, не давая полноценно индивиду заработать и пожить как хочется на радость изможденному, но алчущему телу. Мешая предаться гедонизму, обжорству, ну или запретным, не доступным для всех и каждого извращенным наслаждениям наращивая Эго и растрачивая Честь. Представляешь, для некоторых людей еще не так давно Честь представляла собой высшую ценность. Без Монетизации, представляешь?
- Да как это вообще возможно?
-Да дикарями жили, дикарями и померли. Работать то индивид работал, и даже пытался идти наперекор сам знаешь, чему, ибо так гораздо быстрее, но щёлк, тумблерок срабатывал в самый не подходящий момент и все. Ходи мучайся. Доходило до того что всё то что индивид потом, хитростью и кровью наработал радости не только не доставляло, но и сдавал потом добровольно.
- Ужас, даже думать об этом больно.
- А самое главное, то что у меня вообще в голове не укладывается, не было четких правил монетизации. То есть Честь то ты продать мог, то что данная процедура продажи существовала во все временя есть многочисленные свидетельства, но цена для всех и для каждого была разная. Различалась, в десятки сотни, тысячи раз. Вот такая вселенская несправедливость. Повторюсь, дикарями были наши предки, хоть и жили говорят с горячей водой в кране.
- Да как такое возможно то?
- Да сам не поверил вначале, думал, ну брехня, это надо так! Горячая вода в доме. Но на старых развалинах, там, где радиационный фон спал уже лет десять назад, я своими глазами видел по две трубы в каждой бетонной клетке. И трубы эти кончаются специальным устройством с красным и синим пятнышками. Стал изучать, и… короче, было так что крутишь с красным идет горячая вода, крутишь синий идет вода холодная.
- Да я не об этом. Черт с ней с водой. Чего только в книгах не набрешут. Я про то что как так можно Честь продать, не имея четких расценок. А если обманут? Ничего не дадут? Что получается, можешь остаться и без Чести, и без, как ты их там называл, денег?
- Ага, и фактически без порток, вон как ты сейчас, не понятно, что на что собрался менять.
- А как сейчас замеряют Честь и Эго? Как оценивают? Тут сам понимаешь, не продешевить бы.
- Так приборами же. Один Честь оценивает, другой Эго. Пытались сделать один для оценки обоих параметров, так не получилось ничего. Сбоят. А по раздельности ничего, вон, веками работают. Тут собственно, как эти приборы изобрели, так и началось всеобщее благоденствие, вон посмотри, как прекрасна пустыня вокруг. А расценки раз и на всегда в приборы жестко прошиты, не перепрограммировать, многие пробовали уже. Они хоть и дикарями были наши предки, но приборы надежно паяли. На века.
- Ну с честью более-менее понятно, обменять можно было во все времена, хоть по четкому курсу хоть как. А Эго то как обменять, кому оно это Эго нужно то?
- Дык это самый главный стимулирующий фактор же, сам по себе вроде ценности не представляющий, но при его наличии индивид мотивируется на… Да на что хошь. Хошь, на подвиг, хошь на богатство. И тут тоже, у диких предков четкой оценки не было. Бывало самомнение у человека раздуто до небес, а он нищий как церковная мышь. А бывало и наоборот. Не справедливо. Зато сейчас благодать. Вот допустим не хватает тебе мотивации чтобы разбогатеть, нору там вырыть или даже жену украсть, а Эго свое ты истратил уже. Проел. Так не беда, меняй Честь, получай истраченное Эго назад и действуй, причем, чем больше у тебя Эго, тем быстрее оно самовостанавливается и даже бывает, что самораздувается. Только со своей совестью не забудь договориться.
- А что ж наши предки приборы для оценки совести не изобрели то?
- Почему не изобрели, изобрели. Только не додумали они с приборами этими. Вон видишь радиоактивные развалины. Тяжела Совесть оказалась. Не выдержали приборы. Так что Совесть к оплате если и принимают, то редко. Вот я бы себе приборчик такой приобрел бы, хоть и опасный он. Так что получается, дикари наши Совесть нам в наказание и оставили. Хорошо живем теперь, но мучаемся. Так ты брать то будешь что? А то я смотрю ни чести у тебя ни Эго раздутого. Одна совесть. Иди, Иди, не стой тут. И это, если узнаешь где прибор для совести есть, не держи в себе, расскажи. Я тебе тогда и Честь поправлю, и Эго раздую. А пока иди себе, не стой.
Звенящая мездра
Когда жизнь сжалась до размеров проволочной клетки, а незатейливый размеренный, как сетка рабица, быт определен только ежедневной кормежкой и сменой подстилки, то любое изменение установившегося распорядка вызывает массовое изумление, грозящее мгновенно перерасти во всеобщее безумие.
C утра неуловимо изменившийся вкус столь привычного корма взвинтил расшатанные нервы. Уже потом, до этого бесшумные, тактичные рабы, подающие корм и регулярно меняющие подстилку на вкусно-пахнущие опилки, внезапно вызывающе оделись в несуразные даже для двуногих белые костюмы. Ситуация усугублялась непропорционально большими прозрачными шлемами, за стеклами которых вполне себе угадывались обычные рабские головы.
На столь вопиющие изменения организм ответил было непрерывным метанием по клетке, но что-то сломалось и в нем – неудержимо хотелось спать даже тогда, когда явно и беспардонно враги покусились на святое.
И только самые буйные рвали тонкими, как иголочки, зубками ненавистную кожу, из последних сил пытаясь сопротивляться толстым перчаткам, бесцеремонно вытаскивающим их за столь бесценно-дорогие загривки, рассаживая по унизительным мешкам.
У остальных сил защищаться не было, и для угасающих сознаний наступала, наконец, успокоительная темнота.
***
– Они всех убили, – казалось, что костюм, газета и ботинок с подметкой из натуральной кожи возмущены сим фактом не меньше, чем их хозяин. – Всех до единой! И так сплошные ограничения, да еще это!
Владелец дорогого костюма возмущенно поверх газеты осмотрел ряды пустых верстаков, заваленных скорняжным инструментом и обрезками шкур, будто ища поддержки у тех и других. Впрочем, столы пусты были не все.
– Кого всех? И кто? – скорняк, будто вышедший из легенд о своем тезке Кожемяке нежно ласкал в своих огромных руках серебристый, упоительно прекрасный мех, бывший некогда несчастным животным, трагически и временно обладавшим столь востребованным богатством.
– Норок, Никита, они убили всех норок, представляете? – костюм чуть не плакал, – два с половиной миллиона особей, а ведь среди них были и наши с вами шкуры.
– Наши с вами шкуры пока при нас, Семен Маркович, что не может не радовать, – гигант не мог оторваться от переливающегося, будто жидкого мехового серебра, именно в этот момент стекающего по татуированному парашютом и летучей мышью плечу. – А мездра, звенит, да.
– Это временно, Никита, уверяю вас, и я не про мездру сейчас. Наши с вами норочьи шкуры, столь причудливо, по роковой случайности ставшие не нашими, горят сейчас в каких-то датских крематориях, дымом перечеркивая нашу с вами судьбу да так, что у меня уже вон, сейчас глаза слезятся. В этот раз накрепко срослись их шкуры с нашими. Заказ, казавшийся столь умопомрачительным, одним мановением зазвенел над нами гулкой похоронной плитой.
– Так что, мы меха на заказ не найдем? У нас, в конце концов, тоже зверосовхозов достаточно.
– Не найдем, Никита, как не старайтесь. Качество, объемы. Да и цена теперь мгновенно вырастет. Оголтелые зеленые внесли свою лепту. То, что удастся достать – крохи и погоды они не сделают.
– Ну, пусть судятся, делов-то… – Скорняк наконец наигрался с дорогущей игрушкой и погрузился в компьютер. Казалось, что происходящее его совершенно не беспокоит. – Форс мать его мажор, стихия, наводнение и цунами в одном лице. Мы-то тут ничего не поделаем.
– Да не будут они судиться, как вы не поймете – рассердился обладатель ботинок ручной выделки – не те люди. Деньги дали? Дали. Извольте выполнить заказ или вернуть деньги с компенсацией, заметьте. Да и не упоминались в договоре в качестве форсмажора человеческие эпидемии. В голову никому не могло прийти, что из-за человеческих болезней будут убивать несчастных норок.
- Цивилизованная Европа, что с нее взять. То жирафу гвоздь в голову забьют, то дельфинам массовый ежегодный забой, то норкам геноцид устроят. Культура, тут понимать надо. - Никита, что-то сосредоточенно искал в компьютере. – Смотрите, Семен Маркович, не всё еще потеряно, целы норки-то, смотрите, что пишут!
«Норки, уничтоженные в Дании из-за пандемии коронавируса, поднялись из-под земли. Их похоронили на глубине около метра в братских могилах на военном тренировочном поле – пишет The Guardian. – “По мере разложения в тушах могут образовываться газы. Это заставляет их немного расширяться. В худшем случае тело выталкивается из земли”, — сказал пресс-секретарь датской полиции Томас Кристенсен».
– Вам смешно, Никита? – продолжал сердиться дорогой костюм. – А вот мне совершенно нет. Ситуация-то безвыходная.
– Да не волнуйтесь вы так, Семен Маркович, – Никита оторвался от своего компьютера, – я вам рассказывал, как стал таксидермистом, а потом и скорняком?
– Боже упаси! Никита, учитывая характер вашей службы, я о подобном даже думать боюсь.
– Так вот…
***
Избушка лесника или лесников, или лиц, хотевших казаться лесниками, поди, их в зеленом старом камуфляже разбери, только снаружи казалась старой покосившейся и гнилой. На самом деле новенькая железобетонная коробка умело мимикрировала под дряхлеющий рубленый пятистенок из растерзанной деревни средней полосы. Малозаметными оставались и герметичные стальные двери, и бойницы, прикрытые бронированными ставнями.
Зато высоченный бетонный забор казаться чем-то иным не собирался. Забор он и есть забор, даже если подозрительно огораживает что-то прямо посреди леса, для надёжности ощетинившись вовнутрь колючей проволокой.
На условный стук, после некоторой паузы, стальная дверь, обнажив толстенное свое нутро, плавно и беззвучно открылась и впустив в свою черную пасть гостя, так же беззвучно присосалась на место.
Гость спустился по внезапным для деревенского дома ступеням на глубину целого этажа и оказался в ярко-освещенном просторном помещении обильно заставленным светящимися мониторами.
Один из троих присутствующих заметно напрягшихся мужчин, на которых пришедший был похож как на две, нет, в данном случае как на три капли воды, молча подкатил гостю офисное кресло.
– Как-то неласково вы гостей встречаете? – достаточно своеобразно поздоровался гость с хозяевами. – Не рады?
– Мы тебя вроде знаем, а вроде и нет. Кто не попадя у нас здесь не ходит. Так что ты либо из тех, либо из этих, – как-то совсем непонятно ответил один из мужчин.
– А чего вам сейчас бояться? Сезон еще не начался. Все обладают гражданскими правами. Пока.
– Может и не начался, но мало ли кто тут шастает. Ты вот пришел.
– Ну, тогда сразу к делу. – Незнакомец достал из сумки кусок переливающейся шкуры, – узнаете?
– А то! Тут не ошибешься.
– Заберем все! Вот всё, что удастся добыть, третьи, четвертые слои – всё что успеем. Собирайте всех и всю технику. Заказывайте дополнительное оборудование. Но главное люди. За добровольно пристегнутых отдельные бонусы. Рамы для пристегивания мы обеспечим.
– Ишь ты, добровольно пристегнутых ему подавай, – хозяева бункера недобро оскалились, – если ты такой умный, то сам их и агитируй. Чего удумал то, глянь. Перед началом сезона они в таком невменяемом состоянии сюда приезжают, что нам бы без потерь их внутрь периметра заманить, а иногда и насильно, эх-м запихать. Так что сам, всё сам. Но если кто возжелает сам пристегнуться, то мы только за, бонусы за них получим и противиться конечно не будем. Нечего им без дела по лесу бегать.
– Ловушки, – гость ответил после некоторой паузы, – я бы агитировал, но я буду в этот момент занят внутри периметра. Вон у вас на мониторе фура с металлом, не пугайтесь.
Помимо уже упомянутого металла многочисленные мониторы один за другим калейдоскопом отображали разгружающуюся технику: бульдозеры, экскаваторы и погрузчики самостоятельно съезжали с низкопольных тралов, и как по команде, следуя своей неведомой логике, скрывались за многометровым забором.
– У меня одного такое чувство, что ты полностью игнорировал наше мнение? – Один из хозяев с интересом смотрел за появляющимися из сумки аккуратными пачками, – технику небось сразу заберете, а то мне тут у тёщи погребок надо выкопать?
– В технике весь смысл, да и целым, скорее всего, ничего не останется, на металлолом потом сдадите. Это вам еще один бонус.
***
- Товар необходимый для выживания, ну там чистая вода, еда, лекарства лучше покупать за Честь. Тогда есть вероятность что промолчит Совесть. А Совесть, знаешь ли, тоже бывает в цене. Лучше ее без особой надобности не раздражать, и тем более по мелочам не тратить.
- А за Эго что лучше покупать?
- Ну, тебе пока за Эго лучше ничего не покупать. Ты так одет, что даже самая лютая Совесть промолчит если немного расплатишься Честью и оденешься поприличнее. А уж когда, накопится Эго и можно будет что-то приобрести уже и за него.
- Что приобрести то?
- Дык предметы второй необходимости, без которых выжить можно, но как-то грустно – приличное шмотье, оружие, транспорт. Да много чего еще. Плюс еще в том, что чем больше выше перечисленного, тем больше Эго. Само растет понимаешь?
- Э, как это?
- Ну ты совсем темный. Ведь раньше как было, помнишь?
- Ну по рассказам только.
- Ну по рассказам так по рассказам. Что такое деньги слышал?
- Слышал, но сути не понял.
- Вооот, а это был ключевой параметр сложным образом, включающий в себя противоречия между Честью и Эго.
- Как это?
- Да ты слушай, не перебивай. Деньги были эквивалентом всего, и что бы их добыть, необходимо было приложить некие зачастую немалые усилия, а мотивацией для собственно усилий и было Эго, которое тщательно поддерживалось в предельно неудовлетворенном состоянии путем нейролингвистического программирования.
- И?
- Давай без и. А Честь, и потом будь она не ладна Совесть постоянно вступали в противоречия с Эго, не давая полноценно индивиду заработать и пожить как хочется на радость изможденному, но алчущему телу. Мешая предаться гедонизму, обжорству, ну или запретным, не доступным для всех и каждого извращенным наслаждениям наращивая Эго и растрачивая Честь. Представляешь, для некоторых людей еще не так давно Честь представляла собой высшую ценность. Без Монетизации, представляешь?
- Да как это вообще возможно?
-Да дикарями жили, дикарями и померли. Работать то индивид работал, и даже пытался идти наперекор сам знаешь, чему, ибо так гораздо быстрее, но щёлк, тумблерок срабатывал в самый не подходящий момент и все. Ходи мучайся. Доходило до того что всё то что индивид потом, хитростью и кровью наработал радости не только не доставляло, но и сдавал потом добровольно.
- Ужас, даже думать об этом больно.
- А самое главное, то что у меня вообще в голове не укладывается, не было четких правил монетизации. То есть Честь то ты продать мог, то что данная процедура продажи существовала во все временя есть многочисленные свидетельства, но цена для всех и для каждого была разная. Различалась, в десятки сотни, тысячи раз. Вот такая вселенская несправедливость. Повторюсь, дикарями были наши предки, хоть и жили говорят с горячей водой в кране.
- Да как такое возможно то?
- Да сам не поверил вначале, думал, ну брехня, это надо так! Горячая вода в доме. Но на старых развалинах, там, где радиационный фон спал уже лет десять назад, я своими глазами видел по две трубы в каждой бетонной клетке. И трубы эти кончаются специальным устройством с красным и синим пятнышками. Стал изучать, и… короче, было так что крутишь с красным идет горячая вода, крутишь синий идет вода холодная.
- Да я не об этом. Черт с ней с водой. Чего только в книгах не набрешут. Я про то что как так можно Честь продать, не имея четких расценок. А если обманут? Ничего не дадут? Что получается, можешь остаться и без Чести, и без, как ты их там называл, денег?
- Ага, и фактически без порток, вон как ты сейчас, не понятно, что на что собрался менять.
- А как сейчас замеряют Честь и Эго? Как оценивают? Тут сам понимаешь, не продешевить бы.
- Так приборами же. Один Честь оценивает, другой Эго. Пытались сделать один для оценки обоих параметров, так не получилось ничего. Сбоят. А по раздельности ничего, вон, веками работают. Тут собственно, как эти приборы изобрели, так и началось всеобщее благоденствие, вон посмотри, как прекрасна пустыня вокруг. А расценки раз и на всегда в приборы жестко прошиты, не перепрограммировать, многие пробовали уже. Они хоть и дикарями были наши предки, но приборы надежно паяли. На века.
- Ну с честью более-менее понятно, обменять можно было во все времена, хоть по четкому курсу хоть как. А Эго то как обменять, кому оно это Эго нужно то?
- Дык это самый главный стимулирующий фактор же, сам по себе вроде ценности не представляющий, но при его наличии индивид мотивируется на… Да на что хошь. Хошь, на подвиг, хошь на богатство. И тут тоже, у диких предков четкой оценки не было. Бывало самомнение у человека раздуто до небес, а он нищий как церковная мышь. А бывало и наоборот. Не справедливо. Зато сейчас благодать. Вот допустим не хватает тебе мотивации чтобы разбогатеть, нору там вырыть или даже жену украсть, а Эго свое ты истратил уже. Проел. Так не беда, меняй Честь, получай истраченное Эго назад и действуй, причем, чем больше у тебя Эго, тем быстрее оно самовостанавливается и даже бывает, что самораздувается. Только со своей совестью не забудь договориться.
- А что ж наши предки приборы для оценки совести не изобрели то?
- Почему не изобрели, изобрели. Только не додумали они с приборами этими. Вон видишь радиоактивные развалины. Тяжела Совесть оказалась. Не выдержали приборы. Так что Совесть к оплате если и принимают, то редко. Вот я бы себе приборчик такой приобрел бы, хоть и опасный он. Так что получается, дикари наши Совесть нам в наказание и оставили. Хорошо живем теперь, но мучаемся. Так ты брать то будешь что? А то я смотрю ни чести у тебя ни Эго раздутого. Одна совесть. Иди, Иди, не стой тут. И это, если узнаешь где прибор для совести есть, не держи в себе, расскажи. Я тебе тогда и Честь поправлю, и Эго раздую. А пока иди себе, не стой.
Звенящая мездра
Когда жизнь сжалась до размеров проволочной клетки, а незатейливый размеренный, как сетка рабица, быт определен только ежедневной кормежкой и сменой подстилки, то любое изменение установившегося распорядка вызывает массовое изумление, грозящее мгновенно перерасти во всеобщее безумие.
C утра неуловимо изменившийся вкус столь привычного корма взвинтил расшатанные нервы. Уже потом, до этого бесшумные, тактичные рабы, подающие корм и регулярно меняющие подстилку на вкусно-пахнущие опилки, внезапно вызывающе оделись в несуразные даже для двуногих белые костюмы. Ситуация усугублялась непропорционально большими прозрачными шлемами, за стеклами которых вполне себе угадывались обычные рабские головы.
На столь вопиющие изменения организм ответил было непрерывным метанием по клетке, но что-то сломалось и в нем – неудержимо хотелось спать даже тогда, когда явно и беспардонно враги покусились на святое.
И только самые буйные рвали тонкими, как иголочки, зубками ненавистную кожу, из последних сил пытаясь сопротивляться толстым перчаткам, бесцеремонно вытаскивающим их за столь бесценно-дорогие загривки, рассаживая по унизительным мешкам.
У остальных сил защищаться не было, и для угасающих сознаний наступала, наконец, успокоительная темнота.
***
– Они всех убили, – казалось, что костюм, газета и ботинок с подметкой из натуральной кожи возмущены сим фактом не меньше, чем их хозяин. – Всех до единой! И так сплошные ограничения, да еще это!
Владелец дорогого костюма возмущенно поверх газеты осмотрел ряды пустых верстаков, заваленных скорняжным инструментом и обрезками шкур, будто ища поддержки у тех и других. Впрочем, столы пусты были не все.
– Кого всех? И кто? – скорняк, будто вышедший из легенд о своем тезке Кожемяке нежно ласкал в своих огромных руках серебристый, упоительно прекрасный мех, бывший некогда несчастным животным, трагически и временно обладавшим столь востребованным богатством.
– Норок, Никита, они убили всех норок, представляете? – костюм чуть не плакал, – два с половиной миллиона особей, а ведь среди них были и наши с вами шкуры.
– Наши с вами шкуры пока при нас, Семен Маркович, что не может не радовать, – гигант не мог оторваться от переливающегося, будто жидкого мехового серебра, именно в этот момент стекающего по татуированному парашютом и летучей мышью плечу. – А мездра, звенит, да.
– Это временно, Никита, уверяю вас, и я не про мездру сейчас. Наши с вами норочьи шкуры, столь причудливо, по роковой случайности ставшие не нашими, горят сейчас в каких-то датских крематориях, дымом перечеркивая нашу с вами судьбу да так, что у меня уже вон, сейчас глаза слезятся. В этот раз накрепко срослись их шкуры с нашими. Заказ, казавшийся столь умопомрачительным, одним мановением зазвенел над нами гулкой похоронной плитой.
– Так что, мы меха на заказ не найдем? У нас, в конце концов, тоже зверосовхозов достаточно.
– Не найдем, Никита, как не старайтесь. Качество, объемы. Да и цена теперь мгновенно вырастет. Оголтелые зеленые внесли свою лепту. То, что удастся достать – крохи и погоды они не сделают.
– Ну, пусть судятся, делов-то… – Скорняк наконец наигрался с дорогущей игрушкой и погрузился в компьютер. Казалось, что происходящее его совершенно не беспокоит. – Форс мать его мажор, стихия, наводнение и цунами в одном лице. Мы-то тут ничего не поделаем.
– Да не будут они судиться, как вы не поймете – рассердился обладатель ботинок ручной выделки – не те люди. Деньги дали? Дали. Извольте выполнить заказ или вернуть деньги с компенсацией, заметьте. Да и не упоминались в договоре в качестве форсмажора человеческие эпидемии. В голову никому не могло прийти, что из-за человеческих болезней будут убивать несчастных норок.
- Цивилизованная Европа, что с нее взять. То жирафу гвоздь в голову забьют, то дельфинам массовый ежегодный забой, то норкам геноцид устроят. Культура, тут понимать надо. - Никита, что-то сосредоточенно искал в компьютере. – Смотрите, Семен Маркович, не всё еще потеряно, целы норки-то, смотрите, что пишут!
«Норки, уничтоженные в Дании из-за пандемии коронавируса, поднялись из-под земли. Их похоронили на глубине около метра в братских могилах на военном тренировочном поле – пишет The Guardian. – “По мере разложения в тушах могут образовываться газы. Это заставляет их немного расширяться. В худшем случае тело выталкивается из земли”, — сказал пресс-секретарь датской полиции Томас Кристенсен».
– Вам смешно, Никита? – продолжал сердиться дорогой костюм. – А вот мне совершенно нет. Ситуация-то безвыходная.
– Да не волнуйтесь вы так, Семен Маркович, – Никита оторвался от своего компьютера, – я вам рассказывал, как стал таксидермистом, а потом и скорняком?
– Боже упаси! Никита, учитывая характер вашей службы, я о подобном даже думать боюсь.
– Так вот…
***
Избушка лесника или лесников, или лиц, хотевших казаться лесниками, поди, их в зеленом старом камуфляже разбери, только снаружи казалась старой покосившейся и гнилой. На самом деле новенькая железобетонная коробка умело мимикрировала под дряхлеющий рубленый пятистенок из растерзанной деревни средней полосы. Малозаметными оставались и герметичные стальные двери, и бойницы, прикрытые бронированными ставнями.
Зато высоченный бетонный забор казаться чем-то иным не собирался. Забор он и есть забор, даже если подозрительно огораживает что-то прямо посреди леса, для надёжности ощетинившись вовнутрь колючей проволокой.
На условный стук, после некоторой паузы, стальная дверь, обнажив толстенное свое нутро, плавно и беззвучно открылась и впустив в свою черную пасть гостя, так же беззвучно присосалась на место.
Гость спустился по внезапным для деревенского дома ступеням на глубину целого этажа и оказался в ярко-освещенном просторном помещении обильно заставленным светящимися мониторами.
Один из троих присутствующих заметно напрягшихся мужчин, на которых пришедший был похож как на две, нет, в данном случае как на три капли воды, молча подкатил гостю офисное кресло.
– Как-то неласково вы гостей встречаете? – достаточно своеобразно поздоровался гость с хозяевами. – Не рады?
– Мы тебя вроде знаем, а вроде и нет. Кто не попадя у нас здесь не ходит. Так что ты либо из тех, либо из этих, – как-то совсем непонятно ответил один из мужчин.
– А чего вам сейчас бояться? Сезон еще не начался. Все обладают гражданскими правами. Пока.
– Может и не начался, но мало ли кто тут шастает. Ты вот пришел.
– Ну, тогда сразу к делу. – Незнакомец достал из сумки кусок переливающейся шкуры, – узнаете?
– А то! Тут не ошибешься.
– Заберем все! Вот всё, что удастся добыть, третьи, четвертые слои – всё что успеем. Собирайте всех и всю технику. Заказывайте дополнительное оборудование. Но главное люди. За добровольно пристегнутых отдельные бонусы. Рамы для пристегивания мы обеспечим.
– Ишь ты, добровольно пристегнутых ему подавай, – хозяева бункера недобро оскалились, – если ты такой умный, то сам их и агитируй. Чего удумал то, глянь. Перед началом сезона они в таком невменяемом состоянии сюда приезжают, что нам бы без потерь их внутрь периметра заманить, а иногда и насильно, эх-м запихать. Так что сам, всё сам. Но если кто возжелает сам пристегнуться, то мы только за, бонусы за них получим и противиться конечно не будем. Нечего им без дела по лесу бегать.
– Ловушки, – гость ответил после некоторой паузы, – я бы агитировал, но я буду в этот момент занят внутри периметра. Вон у вас на мониторе фура с металлом, не пугайтесь.
Помимо уже упомянутого металла многочисленные мониторы один за другим калейдоскопом отображали разгружающуюся технику: бульдозеры, экскаваторы и погрузчики самостоятельно съезжали с низкопольных тралов, и как по команде, следуя своей неведомой логике, скрывались за многометровым забором.
– У меня одного такое чувство, что ты полностью игнорировал наше мнение? – Один из хозяев с интересом смотрел за появляющимися из сумки аккуратными пачками, – технику небось сразу заберете, а то мне тут у тёщи погребок надо выкопать?
– В технике весь смысл, да и целым, скорее всего, ничего не останется, на металлолом потом сдадите. Это вам еще один бонус.
***