Позывной «Крест»

Девушка держалась стойко. Она смогла преодолеть свой страх перед «кораблем пустыни» и все ерзала, пытаясь устроиться, то свесив ноги по бокам, как на лошади, то сидя в слишком широком седле по-турецки.

— Правой ногой удерживай левую ногу, как всадница на картине Карла Брюллова, — посоветовал бывалый путешественник Лавров. — Когда захочешь ехать побыстрее, ударь ею и скажи: «Хат-хат!»

Девушка так и поступила, ее дромадер воспрянул, рванул во всю прыть и, обогнав проводника, скрылся за ближайшим гребнем бархана. Виктору, чтобы догнать их, пришлось «угостить» верблюда хлыстом по крупу. За барханом он увидел стоящего в ожидании дромадера и девушку, сидящую в похожем на пудру песке.

— Спасибо, посоветовал, — обиженно ворчала Светлана.

— Сегодня это сложно, — утешил ее Лавров, — завтра будет легко.

— Если вы будете так ездить, то зачем вам проводник? — недовольно сказал подоспевший старый сириец. — Я ваш проводник, а не гонщик на верблюдах. Не в том возрасте!

Виктор и Светлана хором извинились перед стариком. В конце концов он один знал дорогу, и не стоило его раздражать.

Соломина настояла на том, чтобы добираться обратно не через Турцию, как предлагал до этого Виктор, а через Израиль. Для этого нужно было всего лишь проехать на верблюдах по Сирийской пустыне до Голанских высот, а там пересечь почти прозрачную границу с Израилем.

С 1944 года Голанские высоты являлись частью Сирии. Затем две трети Голан были захвачены Израилем в ходе Шестидневной войны в июне 1967 года. Фактической линией размежевания между Сирией и Израилем, которые де-юре пребывают в состоянии войны, оставалась нейтральная демилитаризованная полоса, на которую из-за мин с 1967 года не ступала нога человека. Там не было ни израильских, ни, что особенно важно, сирийских пограничников. Развал Османской империи после Первой мировой войны стал крупным геополитическим катаклизмом, едва ли не большим, чем развал СССР. До сих пор на османской земле идут войны.

Лавров счел план Соломиной вполне реалистичным, но для пущей безопасности предложил ехать по ночам.

Путешественники совершили короткий привал, чтобы немного отдохнуть от непривычной езды на верблюдах. Виктор даже не стал разводить костер, да и, по правде говоря, дрова искать было негде.

— К утру мы должны добраться до колодца Мастура, там пересидим день, и до Голанских высот останется еще одна ночь, — тихо, словно самому себе, сказал старик Метушелах, достав из сумки, притороченной к его верблюду, несколько ячменных лепешек, бутылку козьего молока и несколько кусков вяленого мяса.

Он разложил все на плотном полосатом покрывале и пригласил гостей к столу.

— В пустыне без еды нельзя, — многозначительно сказал сириец.

«А где можно? — весело подумал Виктор и тут же сам себе ответил: — Не юродствуй, Лавров. Что он видел, кроме пустыни, этот старик? А сердце доброе… Мог бы и тайком все сожрать, прямо в пути».

Светлана и Виктор многозначительно переглянулись. Впору было расчувствоваться. Ведь с прошлого вечера у них не было и маковой росинки во рту.

— Сердечный старик, — сказал Виктор Светлане по-русски. — Ой, блин!

Вяленое мясо было настолько жестким, что Виктор чуть не сломал зубы. А Светлана, не успев надкусить лакомство, засмеялась. Метушелах же улыбнулся:

— Смотри, как надо!

Он взял кусок мяса и принялся его сосать, как ребенок соску, затем отправил в рот кусок лепешки и запил молоком.

— Ясно как? — засмеялась Светлана и последовала примеру старого сирийца.

— Мясо вприглядку. Такого я еще не видел, — вымолвил Лавров, хмыкнув от удивления, но все-таки больше есть это блюдо не пробовал даже таким способом. Поди знай, сколько раз это мясо до него уже жевали. Он ограничился куском лепешки и маленькой пиалой молока.

— О-о-о, а вкусно! — обрадовалась Светлана, размочив мясо до того состояния, когда его стало можно жевать.

— Да. Очень вкусно. Это верблюжатина, — подтвердил сириец и разоткровенничался: — Старый Али-Али уже не мог ходить в караване, пришлось забить.

Виктор едва сдержал смех, а Светлана, подскочив, убежала куда-то в темноту.

Вернувшись, она увидела, что Метушелах и Виктор уже собираются в путь.

— Если меня кто-то когда-нибудь еще раз заставит пойти в зоопарк, я прежде всего задам вопрос: а верблюды там будут? Ненавижу… — ворчала девушка. — Скорей бы эта, как ее… Кунейтра. Там отдадим верблюдов старику, и адью!

— Если он сам нас не съест до этого, — ответил Виктор, глядя, как старик собирает недоеденное мясо.

— Ну вот, ты уже и отошел, — обрадовалась девушка. — Я рада за тебя.

И правда, Виктор, который едва не погиб, достаточно легко справился с последствиями отравления. Но даже его железный организм в любую минуту мог дать сбой, поэтому, едва сев на своего дромадера и поймав темп маленького каравана, он опять уснул.

Белый песок под лунным светом был схож со снегом, словно зима сбежала со свадьбы и накрыла все вокруг подолом белоснежного платья. Птички на ветках саксаула напоминали подтаявшие леденцы. Ветер столетиями шлифовал известковые камни-останцы и за века превратил этих толстых «снеговиков» в стройных, подтянутых «снежных баб».

Колодец они нашли на рассвете. Это была полуметровая в диаметре дыра в земле, огороженная почти развалившимся поребриком. Чтобы напоить верблюдов, Метушелах на веревке опустил в колодец мягкое резиновое ведро, сделанное из секции автомобильной камеры.

Пока мужчина поил животных, девушка в его бинокль рассматривала столб пыли, появившийся на горизонте.

— Машина? — спросил у нее Лавров и взглянул вдаль.

На границе, где сливались бледно-желтые, почти белые пески и зыбь бледно-голубого неба, появился вертикальный черный столбик.

Испуганный Метушелах с прытью, достойной юноши, запрыгнул в седло и заорал:

— Хат-хат! — И что есть мочи пустился вдаль.


— Что? Куда? — вскрикнул Виктор.

Светлана в замешательстве посмотрела на спутника.

— Что это с нашим проводником?

Ответ не заставил себя долго ждать. Вскоре черный столбик на горизонте превратился во всадника на верблюде.

Под боками дромадера колыхались тяжелые кисти шерстяных украшений, не таких, как у верблюдов Метушелаха. Его хозяин был в черной накидке-абайе и черном платке-куфии. В двухстах метрах от колодца он снял с плеча карабин и выстрелил, Светлана взвизгнула.

— Спокойно, — обнял ее за плечи Виктор. — Если бы он хотел убить, убил бы. Просто пугает. Сейчас узнаем, что ему нужно.

Виктор успокаивал девушку, а сам держал руку на рукояти «Глока». Если что, он готов был выстрелить прямо из кармана.

Всадник не доехал до них метров пятнадцать. Верблюд остановился и аккуратно, будто оберегая хозяина, опустился на колени, затем стал приседать. Бедуин спешился и походкой хозяина направился к путешественникам. Подойдя к колодцу, он забавным жестом обхватил ведро одной рукой и сверкнул глазами.

— Это мой колодец! — заявил бедуин, на плече которого висел карабин.

«Эх, пальнуть, что ли? — подумал Виктор, вновь трогая «Глок» в правом кармане. — Ладно, не буду. Не бандит же…»

Бедуин левой рукой освободил кончик платка, закрывавший лицо, ткань повисла и обнажила усатую физиономию мужчины лет тридцати, весьма хищно улыбавшегося.

— Это мой колодец! — повторил он.

— Мы не пили из него! — заверила девушка.

— Можете пить на здоровье! — предложил бедуин, и его улыбка изменила оттенок. — Но верблюдам нельзя.

— Это почему? — поинтересовалась Светлана.

— Ваши верблюды в попонах хашимитов! — пояснил человек в черном.

Виктор и Светлана переглянулись.

— Видимо, дело в застарелой войне между кланами хашимитов и харишей, — вполголоса сказал Виктор Светлане по-русски. — Это у них свято.

— Ты русский? — с удивлением спросил боевик на русском же языке, но с приличным акцентом.

— Нет, украинец. Виктор Лавров, — представился журналист, отпустил пистолет, вынул руку из кармана и протянул ее незнакомцу.

— Ты прав, европеец. Ни хашимиты, ни их верблюды не будут пить из колодца харишей. Я Али ибн аль-Хариш! — ответил бедуин, не подавая Виктору руки.

«Почти Гассан Абдурахман ибн Хаттаб, — злился Виктор. — Врезать бы тебе».

На груди хариша красовался патронташ с патронами калибра 7,62 для самозарядного карабина Симонова, на левом боку в большой кобуре оттягивал ремень тульский пистолет системы Токарева.

— Ну, что здесь делают верблюды хашимитов? — спросил бедуин-хариш у Лаврова, заметив, как тот разглядывает его вооружение.

— Мы едем на них в Кунейтру, — ответил Виктор.

— Кунейтра контролируется силами ООН. Город необитаем, — сообщил хариш, продолжая говорить по-русски, и спросил: — Ты из Москвы?

— Из Киева.

— Я был в Москве, учился там, — объяснил бедуин. — Умею читать и писать по-русски.

Али дал ведро Виктору и на правах хозяина колодца обратился к девушке:

— Как твое имя?

— Мое имя для отца! — ответила Светлана и кивнула на Лаврова.

— Ты злая, женщина, — сказал бедуин и направился к своему дромадеру.

Животное неуклюже поднялось на ноги, когда бедуин взгромоздился в седло.

— Верблюдам хашимитов нельзя пить из этого колодца, — еще раз сказал по-русски хозяин колодца. — А вы можете пить. Салам!

Бедуин постучал хлыстиком по шее своего скакуна: «Хат-хат!»

— Али ибн аль-Хариш! — окликнула его Светлана. — Пока бедуины будут драться друг с другом, они навсегда останутся второсортным народом, глупым, жадным, варварским и жестоким! Как ты!

Услышав это, бедуин развернул верблюда обратно.

— С ума сошла? — зашипел на девушку Лавров.