Поворот ключа

— Спасибо, очень мило с твоей стороны.

Когда я поделилась своими страхами, мне стало чуть легче. Правда, я чувствовала себя немного глупо. В конце концов, что там можно обнаружить, кроме пыли и старой мебели? И все-таки надо посмотреть. Вдруг найдется какое-то простое объяснение? Открытое окно, кресло-качалка, поскрипывающее от сквозняка, лампа, качающаяся на ветру…

Тут подоспела миссис Эндрюс с нашим кофе — настоящим капучино, приготовленным руками человека, а не чертовым приложением. Я поднесла чашку к губам и с наслаждением отпила большой глоток обжигающей ароматной жидкости. По телу разлилось блаженное тепло, и ко мне впервые за последние дни вернулась уверенность в себе.

— Спасибо, восхитительный кофе, — сказала я хозяйке, и та расплылась в довольной улыбке.

— На здоровье. Наверное, он не идет ни в какое сравнение с кофе из новомодной машины Элинкортов, но я старалась.

— Ваш гораздо лучше, — засмеялась я и добавила: — Если честно, их кофемашина для меня слишком навороченная, и я до сих пор не освоила управление.

Как приятно иметь дело с живым человеком!

— Джин говорит, у них весь дом такой, да? По ее словам, она рискует жизнью каждый раз, как включает свет.

Мы с Джеком весело переглянулись.

— Сказать по чести, мне не нравится, что они сделали с домом, однако хорошо, что его в конце концов купили, — заметила миссис Эндрюс, вытерев руки о фартук. — Мало кто в округе решил- ся бы. Дурная слава!

— Вы о чем? — удивилась я.

— Ох, не слушайте старую сплетницу. И все-таки этот дом какой-то странный. Он унес жизнь не одного ребенка. Во всяком случае, докторская дочка — не первая.

— Что вы имеете в виду? — Стараясь заглушить тревожное чувство, я сделала еще глоток кофе.

— Еще в бытность Струан-Хаусом… — Миссис Эндрюс понизила голос. — Струан — старинный благородный род, и не совсем… Говорят, у них было не все в порядке с головой. Один убил жену и ребенка — утопил в ванне, а другой вернулся с войны и застрелился собственным ружьем.

О господи! Перед моими глазами встала роскошная хозяйская ванная в Хетербро с марокканской плиткой. Ванна, может, и другая, но трагедия, несомненно, произошла в той самой комнате.

— Я слышала… об отравлении, — неловко произнесла я.

— Да то уж потом, с доктором Грантом. Он поселился там в пятидесятых, когда последний из семейства Струан уехал за границу. Говорят, он отравил свою дочку. Кто-то считает, случайно, другие…

Миссис Эндрюс отвлекло появление новой посетительницы, о котором возвестил звон колокольчика. Она расправила фартук и с улыбкой повернулась к двери.

— Вот я разболталась! Не обращай внимания на глупые сплетни… Здравствуй, Кэролайн! Что тебе приготовить?

Я задумчиво посмотрела вслед хозяйке. Интересно, что хотела сказать миссис Эндрюс дальше? Да какая разница, что мне глупые суеверия! Любой старинный дом пережил свою долю смертей и несчастий, и то, что в Хетербро умер ребенок, ничего не значит.

Я повязала Петре слюнявчик и достала рисовые крекеры, а в ушах звучали слова Элли: Докторская дочка — не первая.



Вернувшись к машине, мы пустились в обратный путь. Дорога петляла между старых торфяников по сосновому лесу, порой между ветвями проглядывало солнце. Петра задремала, Джек показывал мне местные достопримечательности: руины замка, старую крепость. Вдалеке вырисовывались очертания гор, и я старалась запомнить вершины, которые называл Джек.

— Ты любишь прогулки по горам? — спросил Джек, когда мы остановились на перекрестке, чтобы пропустить грузовик.

— Не знаю, — задумалась я. — Дело в том, что я никогда не пробовала. Просто гулять пешком — люблю. А что?

— Ничего, просто…

Мой спутник почему-то смутился, у него даже щеки покраснели.

— Я подумал… ну когда Сандра с Биллом вернутся, у тебя будут выходные, мы бы могли… я показал бы тебе гору Монро. Если хочешь.

— Я… очень хотела бы, — ответила я и тоже залилась румянцем. — Если не буду в тягость. Наверное, для этого нужна специальная одежда и обувь.

— Да, без крепких ботинок и дождевика не обойтись. Погода в горах меняется быстро. Но я…

Телефон Джека коротко пискнул, Джек бросил взгляд на экран и нахмурился.

— Извини, Роуэн, пришло сообщение от Билла. Будь добра, прочти. Я не люблю читать за рулем, а Билл пишет только в экстренных случаях.

Не разблокировав телефон, я смогла увидеть сообщение только в режиме предварительного просмотра, однако смысл был понятен.

Джек, мне к сегодняшнему вечеру нужны бумажные копии документов по Пембертону. Бросай все и привези их, пожалуйста.

— Черт, — сказал Джек и виновато глянул в зеркало заднего вида на спящую Петру. — Извини, я нечаянно. Просто поездка займет весь сегодняшний день и вечер, да и большую часть завтрашнего, а у меня были планы.

Я не стала спрашивать какие. Возникло неясное беспокойство — не то чтобы сожаление или страх, просто стало как-то неуютно при мысли, что я останусь наедине с детьми на целые сутки — пока Джек съездит к Биллу, отдохнет и вернется. А еще это означало, что мы не сможем проверить чердак.




Джек уехал, как только мы вернулись, и хотя я с благодарностью приняла его предложение захватить с собой собак, чтобы избавить меня от лишних хлопот с кормлением и прогулками, в доме стало непривычно тихо. Накормив и уложив Петру, я посидела в необъятной кухне, барабаня пальцами по бетонной столешнице и глядя на плывущие за стеклом облака. Вид действительно был сногсшибательный, и сейчас, при свете дня, я поняла, почему хозяева располосовали дом на две части, пожертвовав викторианской архитектурой.

Тем не менее он оставлял странное чувство уязвимости — скромный классический фасад и выставленные напоказ обнаженные внутренности с тыльной стороны дома. Словно человек, у которого с виду все в порядке, а когда он снимает рубашку, ты видишь кровоточащие раны. Еще это навевало мысли о раздвоении личности — точно дом изо всех сил пытается оставаться самим собой, а Сандра с Биллом беспощадно тянут его в другую сторону, отрубая конечности, проводя операции на открытом сердце, ломая старые почтенные кости, норовя насильно превратить его в нечто модное, стильное и блистательное, в то время как он предпочел бы оставаться скромным и достойным.

Призракам это не понравится… — вновь услышала я тихий голос Мэдди и покачала головой. Какая чушь — призраки! Всего лишь местные легенды, сплетни и печальный старик, коротавший здесь свои дни после кончины собственного ребенка.

От нечего делать я открыла телефон и загуглила «Хетербро-Хаус, смерть ребенка, ядовитый сад».

Большая часть результатов не относилась к делу, но в конце концов я наткнулась на блог какого-то местного любителя истории.



СТРУАН — поместье Струан-Хаус (в настоящее время переименовано в Хетербро) в окрестностях городка Карнбридж, Шотландия, представляет собой любопытную местную достопримечательность. Здесь сохранился один из немногих ядовитых садов на территории Соединенного Королевства (второй известный пример — ядовитый сад в замке Алник, Нортамберленд). Заложен в пятидесятых годах прошлого века аналитическим химиком Кенвиком Грантом. Считается, что в саду произрастают редчайшие и наиболее ядовитые образцы культурных растений, преимущественно разновидности, характерные для Шотландии. К несчастью, сад оказался заброшенным после смерти юной дочери Гранта, Илспет, которая скончалась в тысяча девятьсот семьдесят третьем году, в возрасте одиннадцати лет. Согласно местной легенде, девочка случайно употребила в пищу плоды ядовитого растения. После смерти дочери доктор Грант закрыл сад для посещений исследователей и широкой публики, а после его кончины в две тысячи девятом году дом был продан частному покупателю. Новые владельцы переименовали Струан в Хетербро-Хаус и, по слухам, подвергли обширной реконструкции. Неизвестно, что осталось от ядовитого сада, однако хочется верить, что нынешние владельцы понимают историческую и научную ценность этой страницы шотландской истории и относятся к наследию доктора Гранта с подобающим уважением.



Фотографий на сайте не было. Я вернулась к поиску и загуглила «доктор Кенвик Грант». Поскольку имя редкое, результатов оказалось мало. На большинстве снимков был один и тот же человек. На первом черно-белом фото я увидела мужчину лет сорока с аккуратной козлиной бородкой, в очках с металлической оправой, стоящего перед кованой калиткой, похожей на ту, что открыла Элли. Он смотрел в камеру с серьезным и спокойным выражением, и все-таки в его позе читалась гордость.

Следующий снимок представлял собой разительный и печальный контраст с первым. Опять в монохроме, тот же человек, но здесь доктору Гранту могло быть за пятьдесят. На его лице застыла искаженная маска эмоций — печаль, страх, гнев или все вместе. Он бежал к невидимому фотографу, протягивая руку, чтобы оттолкнуть камеру или спрятать лицо. Рот над козлиной бородкой искривился в болезненной гримасе, заставившей меня содрогнуться, несмотря на маленький экран и не очень хорошее качество фото.

Последняя фотография, в цвете, сделанная через прутья металлической ограды, изображала скрюченного старика в защитном комбинезоне и широкополой шляпе, надвинутой на лицо. До истощения худой, сгорбленный старик в очках с толстыми запотевшими стеклами опирался на палку, а вторую руку сжимал в костлявый кулак, как бы угрожая зрителю.

Я отложила телефон, и меня охватила невыносимая грусть — по доктору Гранту и его дочери, по дому, где все это случилось.

Не в силах сидеть наедине со скорбными мыслями, я встала, положила в карман радионяню, схватила из ящика буфета моток упаковочной веревки, вышла через черный ход и направилась по тропинке, что показали мне девочки на прогулке.



Утреннее солнце скрылось за тучами, и к тому времени как я дошла до мощеной дорожки, ведущей к ядовитому саду, я изрядно продрогла. Подумать только, июнь месяц — в Лондоне я бы обливалась потом в короткой юбке и майке без рукавов, кляня дышащий на ладан кондиционер в «Малышатах», а здесь, на севере, почти на полпути к полярному кругу, пожалела, что не взяла пальто. Радионяня молчала. Я подошла к калитке и с трудом просунула руку между прутьями. Отверстие в кованом узоре было слишком узким, и я никак не могла нащупать задвижку, расположенную под странным углом. Ржавый металл царапал кожу.

Я поменяла положение, встав коленями на холодные мокрые булыжники. Наконец нащупала пальцами язычок и надавила изо всех сил. Калитка распахнулась, а я чуть не упала носом в дорожку.

Как я могла принять его за обычный сад? Теперь, узнав правду, я во всем видела предупреждающие знаки. Крупные черные плоды волчеягодника, тонкие иглы тиса, пурпурные колокольчики наперстянки, кустики крапивы, которые я приняла за сорняки, но теперь увидела возле них ржавый столбик с табличкой urtica dioica. И другие, незнакомые растения: пышный куст с крупными ярко-фиолетовыми цветами, какая-то лиана, ужалившая меня за ногу, что-то похожее на шалфей, но, должно быть, гораздо более опасное.

Заглянув в полуразвалившийся сарай, я увидела целую плантацию мухоморов и, передернувшись от отвращения, осторожно прикрыла скрипучую дверь. Подумать только, все эти растения ядовиты! Прекрасные или вызывающие отвращение, знакомые и никогда мне не встречавшиеся. Некоторые цветы были так красивы, что прямо просились в вазу. Конечно, теперь мне и в голову не пришло их сорвать. Даже старые знакомые выглядели в этом окружении странными и зловещими — ведь их выращивали не ради чудесных цветов и листьев, а за способность убивать.

Растения разрослись так пышно, что, как я ни старалась держаться в стороне, задевали мои руки и ноги. Каждое прикосновение обжигало кожу.

Уже повернув к выходу, я вдруг заметила на низкой стене клумбы садовые ножницы — новенькие, блестящие, и, подняв голову, увидела, что куст, нависавший над дорожкой, подрезан — не сильно, а только чтобы можно было пройти. Дальше впереди какая-то лиана была подвязана садовой бечевкой.

Значит, сад не так уж и заброшен, как кажется на первый взгляд. За ним кто-то ухаживает, и явно не Мэдди с Элли. Девочкам не пришло бы в голову подрезать свисающую ветку — даже будь они выше ростом, просто наклонились бы или оборвали ее.

Кто же здесь хозяйничает? Точно не Сандра. Джин Маккензи? Джек Грант? Где-то я слышала эту фамилию… в принципе, она довольно распространенная, тем более в Шотландии. И все же… Доктор Кенвик Грант! Совпадение?

Радионяня подала признаки жизни; вернувшись к реальности, я вспомнила, зачем пришла. Взяла ножницы, вышла и закрыла калитку. Ее стук эхом отозвался от ближайшего холма и спугнул стаю птиц на сосне.

Отрезав приличный кусок веревки, я встала на цыпочки и стала обматывать ее вокруг калитки и кирпичной перемычки у себя над головой. Я не успокоилась, пока не истратила всю веревку, после чего накрепко связала концы «бабушкиным узлом».

Из динамика радионяни вновь послышалось хныканье, теперь более явственное. Однако дело было сделано. Чтобы проникнуть в сад, девочкам придется захватить с собой лестницу. Засунув ножницы в карман, я открыла приложение и включила микрофон.

— Иду, Петра, не плачь, иду.

И бросилась бежать.



Оставшееся время я возилась с Петрой, а затем практиковалась ездить на «Тесле». Джек взял «Лендровер», а перед отъездом дал мне небольшой урок вождения на электрическом авто, чтобы я могла забрать девочек из школы. И все равно было непривычно: нет сцепления, не надо переключать передачи, а как только убираешь ногу с педали газа, машина замедляет ход.

Элли и Мэдди, очевидно, устали от уроков и за всю дорогу не проронили ни словечка. Вечер прошел вполне мирно. Они без капризов съели приготовленный мной ужин, поиграли по очереди на планшете, надели пижамы и, не пикнув, улеглись в кроватки. В восемь часов я поднялась к ним, чтобы выключить свет и подоткнуть одеяла, как вдруг услышала женский голос.

Сначала я подумала, что девочки слушают аудиокнигу, но затем поняла: они говорят с Сандрой. Я не расслышала, что сказала Мэдди, а громкий голос из динамиков ответил:

— Умница! Десять из десяти! Я тобой горжусь! А ты, Элли? У вас тоже было правописание?

Сандра позвонила, чтобы поговорить с дочками перед сном. Я постояла у двери, прислушиваясь к беседе — вдруг заговорят обо мне. Нет. Велев девочкам приглушить свет и улечься поудобнее, Сандра запела колыбельную. Ее голос чуть подрагивал на высоких нотах, и она раз-другой запнулась, вспоминая слова, но в этой незатейливой песенке звучало столько материнской любви и нежности, что мне стало неловко, точно я подслушиваю. Нестерпимо захотелось тихонько открыть дверь, на цыпочках подойти к Мэдди и Элли, поцеловать их горячие лобики и сказать, что им очень повезло с мамой.

К девяти вечера в доме воцарилась полная тишина, я заперла двери и на цыпочках поднялась к себе. Почистила зубы, выключила свет и улеглась в постель, чувствуя, что падаю с ног от усталости. Вместо того чтобы поставить телефон на зарядку и уснуть, я зачем-то опять загуглила «доктор Грант» и стала рассматривать фотографии, вспоминая слова миссис Эндрюс. Мне не давал покоя ошеломляющий контраст между первым и последним снимком. Сколько горя перенес несчастный доктор, сколько бессонных ночей провел — возможно, в этой самой комнате. Он жил здесь много лет, терзаемый сплетнями и горестными воспоминаниями о смерти дочери.

Вернувшись к поиску, я набрала «смерть Илспет Грант, Карнбридж». Фотографии я не нашла. Только короткая заметка в отделе некрологов местной газеты «Новости Карнбриджа», где говорилось, что Илспет Грант, горячо любимая дочь доктора Кенвика Гранта и покойной Эльзы Грант, скончалась в больнице Сент-Винсент 21 октября 1973 года в возрасте одиннадцати лет. И еще несколько строчек в «Инвернесс газетт» по поводу медицинской экспертизы и расследования смерти Илспет. Как выяснилось, девочка умерла, поев ягод лавровишни, случайно попавших в джем. Неопытные люди могут принять плоды этого растения за вишню или черешню. Илспет нарвала ягод и принесла домработнице, которая, не разобравшись, высыпала их в кастрюлю. Доктор Грант не любил сладкого, он даже овсянку ел с солью, приходящая экономка питалась у себя дома, а няня покинула свой пост почти за два месяца до инцидента, так что Илспет оказалась единственной, кто съел ядовитое варенье. Ей практически сразу стало плохо, и она скончалась от многочисленных поражений внутренних органов, несмотря на усилия врачей. Дело квалифицировали как несчастный случай.

Получается, что отравленный джем могла съесть только Илспет. Я понимала, откуда пошли сплетни, вот только почему все шишки полетели в доктора Гранта, а не в домработницу? Потому что она местная, а доктор Грант — чужак? А что няня? Согласно автору заметки, последняя уволилась «буквально за два месяца до происшествия», что вроде бы подтверждало ее невиновность, а с другой стороны, вызывало вопросы. Очевидно, она была непричастна к инциденту, иначе ее имя всплыло бы в расследовании. Отсутствие няни отмечалось лишь в связи с фактом, что Илспет собирала ягоды без присмотра и таким образом совершила роковую ошибку.

Однако вряд ли девочка могла насобирать ядовитых ягод случайно. Даже я, выросшая в девяностые годы в лондонском предместье и считавшая, что яблоки и сливы растут в магазине, имела кое-какое представление об отличиях черешни от лавровишни. Как могла сделать столь непростительную ошибку дочь эксперта по ядам, специально разбившего сад смертельно опасных растений?

Перечитывая заметку, я посочувствовала няне — недостающем звене этого расследования. Ее не допрашивали. О ней ничего не писали. И все же от участия в скандальной истории ее отделяло всего несколько недель. Какое будущее могло ожидать няню, на попечении которой умер ребенок? Однозначно незавидное.