Поворот ключа

10.30–11.15. Перекус — например, фрукты или ягоды, а именно: бананы, голубика, виноград (для Петры виноградинку следует разрезать на четыре части), изюм (не много, он вреден для зубов), хлебцы, рисовые крекеры, огуречные палочки. Никакой клубники (у Элли аллергия), никаких орехов (ореховую пасту можно, но только натуральную, без соли и сахара), и наконец, Петре нельзя продуктов, которые содержат рафинированный сахар либо соль (старшим можно продукты, содержащие сахар в умеренных количествах). За этим трудно уследить, если вы на прогулке; в таких случаях я предлагаю брать с собой заранее приготовленный перекус.

Понятно, перекус готовлю все-таки я, а не приложение. На предыдущих работах я никогда не сталкивалась с такими подробными указаниями. В «Малышатах» инструкция для персонала представляла собой тоненькую брошюрку, в которой основное внимание уделялось тому, как сообщить о невыходе на работу в связи с болезнью.

Правила — согласна. Ограничения телевизора, предосторожности, аллергия — это нормально. Но объяснять человеку, почти десять лет проработавшему с детьми, что виноградинку для Петры надо порезать на четыре части?..

Закрыв папку, я погрузилась в раздумья. Может, у Сандры началась паранойя из-за частой смены нянь? Или она пытается не терять связь с детьми даже во время вынужденного отсутствия? С Биллом все ясно: он готов без сожалений оставить своих детей с практически незнакомым человеком. А папка Сандры указывает на совершенно иной тип родителя, который тяжело переживает по этому поводу. Напрашивается вопрос: почему в таком случае она уезжает вместе с мужем? Необходимость реализовать себя в профессии? Или что-то другое?

Посредине бетонной столешницы стояла огромная мраморная ваза со свежими апельсинами, мандаринами, яблоками и бананами. Оторвав от связки банан, я очистила его, положила несколько кусочков на подносик перед Петрой и пошла посмотреть, не вернулась ли Мэдди. Ее не было ни в детской, ни в гостиной, ни вообще в доме. Я подошла к двери черного хода, через которую она убежала утром, и крикнула:

— Мэдди! Элли! Мы с Петрой едим мороженое!

Я замолчала и прислушалась, ожидая треска веток и топота детских ног. Тишина.

— С посыпками!

Я понятия не имела, есть ли у Сандры посыпки, и совершенно не беспокоилась, что могу ненароком обмануть детей, главное — увидеть, что они здесь.

Тишина, только птицы поют. Солнце скрылось за тучами, стало прохладно, на моих голых руках выступила гусиная кожа. Мне подумалось, что, несмотря на июнь, сейчас был бы куда уместнее горячий шоколад, чем мороженое.

— Как хотите, — крикнула я, — мне больше достанется!

Не дождавшись ответа, я вернулась в дом, оставив дверь приоткрытой. И не поверила своим глазам. Петра стояла на высоком стульчике в дальнем конце стойки, победно размахивая куском банана.

— Твою мать!

Кровь отхлынула от моего лица, я застыла на месте, тупо уставившись на опасную позу малютки, бетонный пол и ее слабенькие ножки на скользком дереве.

Придя в себя, я метнулась вперед, споткнувшись о лежащего на полу плюшевого мишку, ударилась об угол стойки и схватила ребенка на руки.

— О боже! Петра, ты плохая девочка! Нельзя так делать.

Господи, она запросто могла погибнуть! Если бы она упала и ударилась головой о бетонный пол, то вряд ли отделалась бы сотрясением мозга.

Как я могла совершить такую глупость? Большую часть сознательной жизни я присматривала за маленькими детьми. Я все сделала правильно — отодвинула стульчик от стойки, чтобы Петра не могла оттолкнуться ножками и упасть назад. Я точно знала, что пристегнула ее. Застежки были слишком жесткими для ее пальчиков.

Как же у нее получилось? Вывернулась из ремешков? Я осмотрела застежки. Одна была закрыта, а другая расстегнута. Черт. Наверное, я защелкнула ее не до конца, она расстегнулась от возни Петры, и та выбралась из стульчика.

Значит, это я виновата. У меня на ладонях выступил холодный пот, к щекам прилила кровь. Слава богу, что Сандры нет дома. Я допустила элементарную небрежность, и она могла уволить меня немедленно.

«Она и сейчас может, — подумалось вдруг мне, — если наблюдает за мной через камеру». Я невольно подняла взгляд к потолку, и кто бы сомневался — увидела в дальнем углу знакомый яйцевидный предмет. Вот вляпалась!

Оставалось только надеяться, что у Сандры с Биллом найдутся другие дела, кроме как глазеть в камеры безопасности. Наверняка Билл с момента отъезда ни разу не заглянул в приложение, а вот Сандра… Красная папка показывала степень ее одержимости безопасностью детей. После собеседования, на котором она вела себя расслабленно и дружелюбно, я этого не ожидала.

Если мне повезло, они сейчас вне зоны мобильного покрытия, а может, уже в самолете. А вдруг камеры ведут запись? Сколько они хранятся? Я почему-то сомневалась, что найду эту информацию в красной папке.

Я с ужасом поняла, что за мной могут следить даже в данный момент. Чувствуя себя как на сцене, я поцеловала Петру в макушку, почувствовав губами хрупкий детский череп с не полностью закрывшимся родничком.

— Не делай так больше, — строго сказала я ей, все еще охваченная страхом, и, чтобы успокоиться, поднесла малышку к раковине и умыла ей личико.

Затем я посмотрела на часы, стараясь восстановить дыхание и вспомнить, чем занималась до того, как Петра меня напугала.

Начало второго. В папке говорилось, что Петра обедает с половины первого до часа, а в два ее надо уложить спать. Однако малышка хныкала и сердито терла глаза, и я лихорадочно соображала, как быть. В садике мы укладывали детей спать сразу после обеда, в час дня.

Я не хотела сбивать распорядок Петры; с другой стороны, неразумно мучить хныкающего ребенка до установленного времени. Если она принадлежит к тому типу детей, которые еще больше заводятся от усталости, она потом и ночью будет плохо спать. Кроме того, было бы очень кстати выкроить час времени на поиски Элли и Мэдди. Сделать это значительно легче, когда Петра спокойно спит в своей кроватке.

Малышка раздраженно потерла глаза кулачком и устало зевнула. Это помогло мне принять окончательное решение, и я понесла ее в комнату.

Глухие шторы были задернуты. Согласно инструкции, я включила подвеску над кроваткой и положила девочку на матрас. Она перевернулась на животик и уткнулась лицом в подушку. Я села и положила руку ей на спинку. Блики от подвески мигали на потолке и стенах. Петра хныкала все тише, а спустя несколько минут уснула. Я тихонько встала и положила с ней рядом плюшевого зайчика. Девочка шевельнулась, и я испуганно замерла, но она сжала мягкую ткань и тихонько засопела. Я с облегчением вздохнула, взяла радионяню, висевшую на перилах кроватки, и на цыпочках вышла из комнаты.

Затем постояла на площадке, надеясь услышать топот ног или детский смех. В доме стояла полная тишина. Черт, где же они?

До сих пор я не бывала в спальне Билла и Сандры, но по расположению поняла, что окно должно выходить на дорогу. Затаив дыхание я повернула ручку, открыла дверь и застыла на месте. Комната была огромная. Вероятно, они соединили две или даже три спальни. На гигантской кровати с белоснежным бельем громоздились пухлые подушки. Напротив стоял не менее впечатляющих размеров мраморный камин. Три высоких окна выходили на фасад; одно было приоткрыто, и тонкие муслиновые занавески трепетали на ветерке.

Подходя по серебристо-серому ковру к центральному окну, я заметила слегка выдвинутые ящики комода и приоткрытую дверь шкафа и с трудом подавила приступ любопытства, понимая, что Билл с Сандрой могут следить за мной прямо в эту минуту. Мое появление в хозяйской спальне можно оправдать необходимостью посмотреть на дорогу, но это не дает мне права рыться в их вещах.

Выглянув в окно, я убедилась, что Элли на дороге нет. С одной стороны, это хорошо: по крайней мере, Джек не переедет ее, когда будет возвращаться. А вот куда она пропала? Сандра очень спокойно относилась к тому, что дети свободно бегают по парку, но у меня волосы на теле вставали дыбом от такой беспечности. В детском саду мы должны были оценивать факторы риска любого самого невинного занятия, от прогулки на свежем воздухе до развивающих игр с овсяными хлопьями, а в парке детям угрожает масса опасностей, о которых я даже не подозреваю. Вдруг поблизости есть пруд? Или обрыв? Что, если они залезут на дерево и не смогут спуститься? Или найдут дырку в заборе и выйдут на дорогу? Что, если собака…

Собаки! Я забыла спросить у Сандры, кто должен кормить и выгуливать Хиро и Клода. Впрочем, лишняя прогулка не навредит, к тому же они наверняка помогут найти девочек. Во всяком случае, их общество позволит мне не выглядеть полной дурой в глазах детей. Нужно с самого начала показать Мэдди с Элли, что я контролирую ситуацию, иначе они не будут меня уважать.

Я старалась пока не думать о том, что будет, когда к чудному трио присоединится Рианнон. Может, к этому времени уже вернется Сандра?

Лежавшие на подстилках в кухне собаки с надеждой посмотрели на поводки у меня руках.


— Гулять! — бодро скомандовала я, и они вскочили с подстилок. — Хорошая девочка… и ты, мальчик, — приговаривала я, пытаясь присоединить поводки к ошейникам.

Клод возбужденно подпрыгивал, пока я боролась с Хиро. Наконец у меня в руках оказалось два поводка, а в карманах — горсть собачьих печенек на случай непредвиденных трудностей. Выйдя через черный ход во двор, мы прошли мимо конюшни в парк.

Несмотря на растущую тревогу за детей, я не могла не заметить, что стоит чудесный денек. Я быстро шла по вьющейся между деревьями тропинке, едва поспевая за натягивавшими поводки собаками. Сквозь узорчатый полог ветвей проглядывало солнце. Золотистые пылинки, поднимавшиеся от засыпанной листьями глинистой почвы, кружились и танцевали в его лучах. На висящих в неподвижном воздухе зарослях крестовника, похожих на длинные старческие бороды, играли солнечные блики.

Собаки явно знали, куда идут, и я полностью положилась на их чутье. Я подозревала, что они привыкли гулять без поводков, но решила, что так безопаснее: вдруг они не станут выполнять мои команды. Не хватало ещ е этих потерять!

Мы спускались к дороге, хотя ее не было видно из-за деревьев. За спиной треснула ветка, и я бросила взгляд назад, однако никого не увидела. Должно быть, лиса.

Наконец деревья расступились, и мы вышли на небольшую поляну. У меня сжалось сердце. Этого я и боялась с тех пор, как пропали девочки, — пруд. Небольшой, но с виду достаточно глубокий, чтобы в нем мог утонуть ребенок, с коричневатой торфянистой водой. На поверхности плавала маслянистая пленка от гниющих сосновых иголок.

Я с сомнением ткнула палкой в темную воду, и на поверхность лениво всплыли пузырьки. К моему облегчению, поверхность пруда выглядела непотревоженной и прозрачной, не считая мутных завихрений, поднятых палкой.

Пройдя дальше, я увидела на берегу две пары детских следов, подходящих к самому краю водоема. Я не знала, когда были сделаны эти отпечатки, хотя они казались относительно свежими. Следы шли по берегу, становясь все глубже по мере приближения к воде, а затем поворачивали обратно к лесу. Скоро земля стала слишком твердой, и следы оборвались. Единственное, что мне удалось установить, — девочки, похоже, вместе, и они ушли от пруда целыми и невредимыми.

Клод с Хиро, которым хотелось поплескаться в заболоченном пруду, скулили и рвались с поводков, но я не собиралась их отпускать. Не хватало еще ко всему в свой первый рабочий день мыть собак.

Тропинки в том направлении, куда уходили следы, не было, и я шла наугад. Неожиданно тишину разорвал душераздирающий вопль.

Сердце чуть не выскочило из моей груди второй раз за день, собаки истерически лаяли и рвались с поводков. Несколько секунд я растерянно оглядывалась по сторонам. Кричали совсем близко, но я никого не видела и ничего не слышала из-за шума, поднятого собаками.

Крик раздался вновь, долгий и отчаянный, и до меня наконец дошло: радионяня! Я вытащила из кармана устройство, тупо уставившись на мигающие огоньки и слушая захлебывающийся визг. Меня буквально парализовало. Что делать? Попробовать включить камеру? Я трясущимися руками достала телефон и нажала значок приложения.

Мне показалось, что прошла вечность, когда на экране появилась надпись:

Добро пожаловать, Роуэн! Дом — там, где «Хэппи»! А затем, к моему отчаянью: Обновление доступа. Пожалуйста, подождите. Дом — там, где «Хэппи»!

Я выругалась, засунула бесполезные устройства в карман и побежала. Бежать приходилось вверх, и к тому времени, как показался Хетербро-Хаус, у меня разрывались легкие.

По дороге собаки освободились, вырвав поводки из моих онемевших пальцев, и теперь с озорным лаем бежали в отдалении, уверенные, что я наконец решила поиграть в веселую игру.

Парадная дверь была приоткрыта, хотя я оставляла ее закрытой. Я вышла через черный ход и не стала запирать его на случай, если Мэдди с Элли вернутся в мое отсутствие. Я чуть не потеряла сознание. Что я наделала? Что случилось с бедняжкой Петрой?

Несмотря на охвативший меня ужас, я спотыкающимися шагами поднялась на второй этаж, бросив в прихожей запутавшихся в поводках собак, и остановилась перед комнатой Петры.

Дверь была закрыта, как я ее и оставляла. Подавив всхлип, я повернула ручку… и остановилась на пороге, потрясенно моргая. Петра как ни в чем не бывало спала в своей кроватке, разметав ручонки, черные реснички мирно лежали на розовых щечках. Она сжимала левой рукой плюшевого зайчика и не переменила позы с тех пор, как я уложила ее в постель.

Я ничего не понимала. У меня хватило самообладания на то, чтобы тихонечко выйти из комнаты и прикрыть за собой дверь. Оказавшись в коридоре, я села на пол, упираясь спиной в перила, и закрыла лицо руками, с трудом удерживаясь от рыданий, испытывая одновременно шок и облегчение. Легкие натужно хрипели, пытаясь набрать побольше кислорода.

Трясущимися руками достав из кармана ингалятор, я сделала вдох и задумалась. Что же произошло? Получается, звук исходил не из радионяни. Нет, это невозможно, ведь там есть еще и световой сигнал, на случай если звук окажется выключен, и я своими глазами видела мигающий красный огонек. Кроме того, звук явно исходил из динамика.

Может, Петре приснился кошмар и она заплакала? Нет, в этом тоже нет никакого смысла. Кричал явно не грудной младенец. Поэтому я так испугалась. Это был не детский крик, хорошо знакомый мне по садику, а долгий, протяжный вопль ужаса, исходящий из груди гораздо более взрослого ребенка. Или даже взрослого человека.

— Эй, есть кто живой?

Голос, прозвучавший снизу, заставил меня судорожно вскочить на ноги и свеситься через перила.

— Кто там?

Я хотела произнести это твердо и уверенно, но мой голос дрожал от страха.

— А там кто? — снова послышался женский голос, раздались шаги, и я увидела внизу чье-то лицо. — Осмелюсь предположить, вы и есть новая няня?

Под лестницей стояла полная женщина лет пятидесяти пяти, с румяным круглым лицом. В тоне ее голоса читался плохо скрываемый укор.

У меня в волосах застряли листья, верхние пуговицы на блузке расстегнулись, а когда я начала спускаться, то заметила на ковровой дорожке грязный след, очевидно, оставленный мной, когда я стремглав неслась к Петре. Я торопливо застегнула пуговицы, чувствуя, что лицо все еще горит от изнеможения и испуга.

— Да. Здравствуйте. Э-э… Я Роуэн. А вы, наверное…

— Меня зовут Джин. Джин Маккензи.

Она смерила меня оценивающим взглядом и неодобрительно покачала головой.

— Воля ваша, мисс, но мне не нравится, что вы заперли дом от детей, и думаю, миссис Элинкорт тоже с этим не согласится.

— Заперла? — удивилась я. — Что вы имеете в виду?

— Я нашла бедных малюток на крыльце, дрожащих от холода, в одних платьицах.

— Нет, погодите… Я не запирала дом. Девочки от меня убежали, и я пошла их искать. А черный ход оставила открытым, чтобы они могли войти.

— Когда я пришла, он был закрыт, — сказала Джин.

— Возможно, дверь захлопнулась от ветра, но я ее не запирала.