Повелитель войн

– Женщина! – возмущенно воскликнул один из них. – В зал для воинов женщинам вход воспрещен, за исключением прислуги! – Говорил высокий, худой человек с куцей седой бородой и беспокойными глазами. – Ей придется уйти! – Он указал на Бенедетту.

– Ты кто такой? – спросил я.

Высокий возмутился еще сильнее, как будто мне полагалось знать его имя.

– Я бы хотел задать тот же вопрос!

Потом, услышав шепот, пробежавший среди людей, он мигом переменился.

– Лорд! – пролепетал он, и мне на миг показалось, что длинный вот-вот рухнет на колени.

– Леоф Эдриксон? – спросил я. Он кивнул. – Мерсиец? – Снова кивок. – И с каких это пор в этот зал не пускают женщин?

– Лорд, зал для воинов. Пропуск сюда – это награда.

– Она только что вбила десять горстей дерьма в одну датчанку, – сказал я, – и это делает ее воином. И у меня еще три сотни воинов, которые промокли, проголодались и устали.

Я усадил Бенедетту на скамью близ полыхающего огня. Дождь барабанил по высокой крыше, протекающей в дюжине мест, а далеко на западе по небу прокатился еще один раскат грома.

– Три сотни?! – вымолвил Леоф Эдриксон, потом умолк.

– Найдется где их разместить?

– В городе все забито.

– Тогда они будут спать здесь, вместе со своими женщинами.

– С женщинами? – Его качнуло.

– Именно. – Я повернулся к сыну. – Зови наших. Слуги пусть подержат лошадей.

Утред ухмыльнулся, но в этот миг дверь распахнулась и вошел мой младший сын, епископ, в мокром насквозь священническом облачении. Он посмотрел на своего брата, хотел было заговорить, но вместо этого бросился ко мне.

– Отец! – воскликнул он. Я ничего не ответил. – Ты пришел! – В его голосе угадывалось облегчение. – Значит, отец Эдвин добрался до тебя?

– Какой такой отец Эдвин?

– Я отправил его неделю назад!

– Ты послал христианского священника пробираться через Нортумбрию? Это означало отправить его на верную смерть. Молодец. Что происходит?

Последние два слова я адресовал Леофу, но тот не мог сказать ничего внятного. В итоге ответ дал епископ, хотя ни он и никто иной не имел четкого представления о происходящих за стенами Сестера событиях. Знали лишь одно: Ингильмундр, считавшийся другом Этельстана, опустошил все окрестности города.

– Ингильмундр! – вырвалось у меня с досадой.

– Я ему никогда не доверял, – напомнил сын.

– Я тоже.

Зато Ингильмундру доверял Этельстан, считавший красавца-норманна доказательством того, что язычник способен обратиться в доброго христианина. Но Ингильмундр, должно быть, уже много месяцев назад сговорился с Анлафом и теперь угонял скот, грабил амбары, жег усадьбы и, самое скверное, захватил маленький бург на южном берегу Мэрса.

– Он взял Брунанбург? – спросил я, пораженный.

– Я оставил там гарнизон. – Леоф развел руками. – Но он был слишком малочисленным, чтобы отразить нападение.

– Поэтому вы просто сдали ему бург? Даже не срыв сначала стены?

– Частокол мы разрушили, – принялся оправдываться Леоф. – Но наша главная задача – удержать Сестер до подхода короля.

– И когда он придет? – спросил я. Никто не знал. – Вести от Этельстана поступали? – И вновь молчание. – Ему известно про Ингильмундра?

– Мы, ясное дело, отправляли гонцов, – сказал Леоф.

– А дать отпор Ингильмундру пытались?

– У него слишком много воинов, – пролепетал начальник гарнизона.

Я посмотрел на его людей. Некоторые выглядели пристыженными, другие только испуганными, как их командир. Тот насупившись наблюдал, как мои мокрые воины в сопровождении двух десятков женщин заполняют зал.

– Помню время, когда мерсийцы умели воевать, – заявил я. – Когда Ингильмундр переметнулся на сторону врага, вашей задачей было уничтожить его.

– У меня мало людей, – простонал Леоф.

– Тогда надейся, что у меня их хватит, – отрезал я.


– Возможно… – начал было мой сын-епископ, потом осекся.

– Что возможно?

– Отец, Леоф определенно прав в том, что важнейшая наша задача – не допустить падения Сестера.

– Важнейшая задача сейчас – не допустить падения вашего драгоценного Инглаланда! – огрызнулся я. – Как думаешь, с чего это Ингильмундр взбунтовался?

– Он же язычник, – заявил сын свысока.

– Здесь, в Вирхелуме, он в ловушке. Учти это! У него только два пути спасения на случай, если Этельстан подойдет с войском: либо бежать на корабле, либо пройти мимо Сестера с намерением отступить на север.

– Не выйдет, если королевская армия будет тут, – вставил Леоф.

– И он это понимает. У него слишком мало людей, чтобы разбить Этельстана. Так на что он рассчитывает? На то, что вскоре за спиной у него будет стоять войско. Ингильмундр не дурак. Он взбунтовался, так как знает – ему на подмогу идет армия, а вы позволили ему запасти зерно и мясо, чтобы эту армию прокормить.

Все остальное не имело для меня смысла. Приближалась армия, армия разъяренных шотландцев, жаждущих возмездия, и орда язычников-норманнов в поисках добычи. И поутру мне предстоит поехать и выяснить, верна ли моя догадка.





* * *


К рассвету буря ушла, осталось только хмурое небо, посыпавшее нас короткими дождевыми зарядами, пока мы углублялись в Вирхелум. Старинная римская дорога проходила посреди полуострова, от Сестера до окруженной болотами гавани на северо-западном побережье. Вирхелум, как я прекрасно знал, представляет собой длинную полосу земли между реками Ди и Мэрс, берега его песчаные и илистые. Местность пересечена множеством речушек, но богата хорошими пастбищами и невысокими лесистыми горами. Северная половина заселена норманнами, изображающими из себя новообращенных христиан, южная, ближе к Сестеру, принадлежит саксам. Впрочем, в последние дни саксы бежали с насиженных мест, их дома сожгли, житницы опустошили, а скот угнали.

Теперь, ведя почти все три сотни своих воинов навстречу ветру и дождю, я избегал римской дороги. На большей части своей протяженности она проходит по широкой неглубокой долине между пастбищами, а те, в свою очередь, обрамлены невысокими, густо поросшими лесом гребнями. Враг мог наблюдать за дорогой из-за этих деревьев, мог спрятать под их кронами воинов и устроить засаду. Я подозревал, что нас уже обнаружили, – Ингильмундр явно не дурак и наверняка выставил дозорных наблюдать за Сестером. Я предпочитал действовать скрытно, а не облегчать ему задачу, позволив напасть на нас исподтишка, и потому вел людей через лес вдоль восточного гребня. Ехали мы медленно, пробираясь между дубами и буками, следуя за Эдриком, Осви и Роллой, разведывающими путь. Эдрик был самым старшим из них, почти мой ровесник, и держался по середине гребня. Это был лучший из моих разведчиков, наделенный сверхъестественным даром оставаться незамеченным и обнаруживать врагов, тоже старающихся перемещаться скрытно. Осви, сирота из Лундена, не годился Эдрику в соперники по части знания сельской местности, но был умен и сообразителен, а дан Ролла отличался острым глазом и осторожностью, пока дело не доходило до боя, а уж тогда он дрался как бешеная куница. Его место было на восточном фланге, и именно Ролла первым заметил врага и энергично махнул. Я вскинул руку, остановив своих, спешился и вместе с Финаном пошел к Ролле.

Финан опомнился раньше прочих.

– Господь милосердный! – выдохнул он.

– Маловато как-то, правда? – с иронией воскликнул Ролла.

Я прикинул численность вражеской колонны, тянувшейся по тропе вдоль Мэрса. Хвоста ее не было видно, но мне показалось, она состояла из четырех сотен всадников. Враг шел вглубь страны. По левую от нас руку виднелись развалины Брунанбурга, крепости, построенной по приказу Этельфлэд на берегу Мэрса. Возможно, Леоф был прав и гарнизон Сестера не мог выставить достаточного количества воинов для боя с норманнами Ингильмундра.

– Ублюдки пытаются зайти нам в тыл? – спросил Финан.

Я покачал головой:

– Даже если бы они видели, что мы вышли из Сестера, им не хватило бы времени собрать такие силы.

– Господин, надеюсь, ты прав, – буркнул Ролла.

– Их еще больше! – воскликнул Финан, заметив новый отряд копейщиков, выступивший из-за руин бурга.

Я отправил сына с шестью воинами предупредить Сестер, что примерно пятьсот вражеских конников направляются вглубь страны.

– Леоф тут ничегошеньки поделать не сможет, – проворчал Финан.

– Хотя бы предупредит близлежащие селения, – возразил я.

Колонна постепенно скрылась из виду. Норманны придерживались береговой тропы, между пастбищами и илистыми отмелями, на которых стаями селились чернозобики, кулики-сороки и кроншнепы. Был отлив. Если бы враги хотели поймать нас в ловушку, то воспользовались бы противоположным гребнем и спрятались за деревьями, чтобы быстро пересечь неглубокую широкую равнину и отрезать нам путь к отступлению.

– Идем дальше, – приказал я.

– Раз он послал пятьсот человек вглубь страны, то сколько у него осталось? – спросил Эгил, когда я присоединился к отряду.

– Может, слишком мало, – хищно процедил его брат Торольф.

Эгил, старший из трех братьев, худощавый, симпатичный и веселый. К битве он подходил как к игре в тавлеи: осторожно, расчетливо, выискивал уязвимые места противника, прежде чем произвести молниеносный, как у змеи, бросок. Торольф, двумя годами его моложе, был истым воплощением воина: огромный, чернобородый, с суровым лицом. Самое большое удовольствие для него – держать секиру на длинном древке. В битву он бросался, как разъяренный бык, полагаясь на свою мощь и боевые навыки. Берг, младший, – тот, которому я спас жизнь, – больше походил на Эгила, но был лишен острого ума старшего брата. Он, вероятно, был самым искусным мечником из троих братьев. Однако все как один были располагающими, надежными и умелыми в битве.

Мы углублялись в Вирхелум. Эгил, Торольф и Берг скакали рядом со мной. Справа от нас лежал широкий Мэрс с облюбованными пернатыми илистыми берегами, а слева богатые пастбища долины уступали место вересковым пустошам, через которые прямо, как стрела, бежала римская дорога. Мы миновали последние разрушенные усадьбы, а впереди показались нетронутые фермы. Это означало, что мы пересекаем незримую границу между саксонской частью полуострова и норманнскими поселениями.

Создавалось впечатление, что в Вирхелуме царит мир. Людей с оружием мы больше не замечали. Местность показалась тихой и спокойной, будто могила. Грачи пролетели к Мэрсу, вдали слева девочка гнала трех коров к огороженной частоколом усадьбе, а разлившаяся вода блестела в широкой мелкой долине. Зимородок пересек реку, затем описал петлю между илистыми берегами. Поток вздулся после недавнего дождя и бежал бурливо и быстро. На дальнем лесистом гребне росли одетые в желтое дубы и огненно-красные буки, листья бессильно висели в неподвижном воздухе.

Странный то был момент. Ощущение такое, будто мир затаил дыхание. Я глядел на этот покой, на пастбище, на зеленые поля, которые всем так хотелось заполучить. Некогда эти земли принадлежали валлийцам. Они видели, как уходили римляне. Затем вторглись саксы, обагрив траву кровью, пролитой мечом и копьем, и валлийские имена исчезли, потому что саксы захватили эти края и дали им свое название. Они нарекли эту страну Вирхелум, это означает «пастбище, где растет болотный мирт». Мне вспомнилось, как Этельстан, тогда совсем еще мальчишка, убил человека у рва, густо заросшего болотным миртом, и как Этельфлэд, дочь Альфреда, попросила меня однажды набрать листьев этого растения, потому что они отгоняют мух. А вот норманнов они отогнать не могли. Северяне явились, преклонив колени и умоляя отдать им неплодородные земли, клялись хранить мир. Оба, и Этельфлэд, и Этельстан, пожаловали им пастбища и усадьбы, поверив их клятвам, а также в то, что со временем они преклонят колени перед пригвожденным Богом.

В тот час мы не видели ни одного из них, если не считать девчушки, гнавшей коров.

– Может, они все на запад ушли? – предположил Эгил.

– Пятьсот воинов решили захватить Мерсию?