Потому что ты мой
Часть 35 из 65 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Сердце Ноа пускается вскачь. Рассказать мальчику самому или подождать Грейс? По телефону они это не обсудили.
Ноа промокает глаза и прокашливается.
– Уже иду, дружище!
Он перезванивает Грейс, но попадает на голосовую почту. Вернувшись на кухню, Ноа наливает себе воды из-под крана. Руки со стаканом дрожат. Привычная сдержанность вот-вот изменит ему под напором эмоций, но нет, он не имеет права раскисать. Не здесь. Не вот так.
– Смотри, как ребра отличаются от костей в ногах. Я упорядочил их по длине и ширине.
Ноа подходит и видит горку костей. Закрыв глаза, он берет себя в руки. Все мысли сейчас о Ли. За месяцы работы здесь он близко познакомился с ее жизнью. Знает, что Ли читает перед сном, на какие журналы подписывается, какой шампунь закупает оптом. Знает, что за неоплаченные счета оставлены стопкой на кухонном столе, что за средство для мытья посуды она предпочитает. Видел ее бритву с застрявшими волосками, упаковку тампонов, витамины и вибратор, который Мейсон порой незаметно для нее таскает из прикроватной тумбочки, чтобы помассировать пятки после утомительного дня. (Пришлось провести с мальчиком воспитательную беседу на эту тему.) В каком-то смысле Ноа знает Ли даже лучше, чем Грейс.
Бормоча что-то под нос, Мейсон машет под столом ногами. Ноа изучает его затылок, позу и, как всегда, словно переносится в детство. Словно видит перед собой Уайатта.
Отогнав воспоминания, Ноа сосредотачивается на мальчике. Тот прекрасно себя чувствует в отсутствие матери, но лишь потому, что знает: она вернется. Утрата родителя, в особенности для ребенка вроде Мейсона, может стать причиной непоправимейшего отката.
Ноа заталкивает скорбь поглубже, в порядке важности перед ним начали выстраиваться очевидные последующие шаги. С Мейсоном придется действовать очень осмотрительно. Пусть все идет по-прежнему, пока они с Грейс не решат, что делать.
Ноа опирается на боковины раковины и устремляет взгляд на цветник. Ли любит свой цветник. Вернее, любила. Боже!
Из его груди вдруг вырывается всхлип, и Мейсон поворачивается на стуле.
– Что это было?
– Ничего, приятель. Извини. Першинка в горло попала.
Порой, закончив с клиенткой, Ли выскакивала на улицу и копалась в грядках, просто чтобы почувствовать связь с землей. Ей нравилось смотреть, как из крошечного семечка тянется росток. Она даже Мейсону передала свой интерес к тому, что находится под поверхностью: прохладе и влажности почвы, корням и червям, что извиваются и рвутся в руках, если чересчур сильно сдавить.
– Нет у тебя в горле першинки, – фыркает Мейсон. – И почему люди так говорят? Надо бы выяснить, откуда взялось это выражение.
– Да, надо бы.
Телефон звонит. Грейс.
– Я ненадолго. – Ноа возвращается в парикмахерскую. – Привет! Извини, что сбросил вызов. Пытался тебе перезвонить, но попал на голосовой ящик. – Он обводит взглядом комнату, с тоской осознавая, что Ли никогда не вернется в свою любимую парикмахерскую. – Меня будто обухом по голове ударили.
– Нас тоже.
Голос Грейс полон боли. Ноа думает о том, какой стресс испытывает их нерожденное дитя, о высоких рисках, сопряженных с беременностью Грейс. Та рассказывает, как все случилось: они вчера вернулись в домик, сидели у огня, потом поругались. А после этого Ли отправилась на гору. И про сегодня: тело и полицейский участок. Ноа плотно закрывает дверь в кухню.
– Ноа, знаю, мой вопрос прозвучит нелепо, – продолжает Грейс, – но я должна спросить… ты не замечал за ней депрессивных настроений или чего-нибудь в этом роде?
Ноа перебирает в памяти сообщения и многочисленные разговоры с Ли. За ней водился крен в циничность и порой пессимизм, но Мейсон придавал ей сил бороться.
– Нет, конечно нет. А что? Думаешь, она покончила с собой?
Мысль о том, что Ли спрыгнула с горы по собственной воле, выглядит нелепо. Впрочем, Ноа знает, что порой люди совершают самоубийства, когда этого меньше всего ожидаешь. Даже считаешь их счастливыми. Даже когда у них столько причин жить. Когда они теряют так много.
– Мы пока не знаем. – Шум на заднем плане становится сильнее. – Вряд ли. Наверняка просто несчастный случай. – Ее голос вдруг падает до шепота. – Это я виновата, да?
– Грейс, ты что! Прекрати. Слушай: то, что ты ей о нас рассказала, никак с ее гибелью не связано.
– Но, по-моему, Ли была под градусом. Думаю, она напилась вина.
– Что?
Ли носилась со своей трезвостью как с медалью. Неужели взялась бы за прежнее из-за какой-то дурацкой ревности?
– Давай не забегать вперед, ладно? В токсикологическом отчете все это непременно будет. Просто переведи дыхание, сохраняй спокойствие и скажи, что сейчас от меня требуется. Мне к вам приехать?
– Нет-нет. Пусть Мейсон пока ничего не знает. Веди себя как обычно и не говори ему.
– Само собой. Я и не собирался.
Торопливо записав продиктованный Грейс перечень дел, Ноа с невозмутимым видом возвращается к Мейсону и помогает ему убрать со стола все, что осталось от курицы.
– Как тебе идея поработать в огороде?
Мейсон, кивнув, снимает латексные перчатки и передает их Ноа, услужливо подставившему ладони.
– Ступай мой руки. Встретимся снаружи.
Мейсон подчиняется, а Ноа выбрасывает перчатки, бумажные полотенца и кости. Побрызгав на стол средством для дезинфекции, он оттирает остатки грязи. Мейсону нужен порядок. Ему нужно знать, что все будет хорошо.
Мейсон вылетает из ванной и устремляется на задний двор. Пробежав по траве, он до самых запястий засовывает отмытые руки в ждущую его землю. Странно, что не попросил еще одну пару перчаток.
Ноа обводит взглядом дом, прикидывая, сколько вопросов придется решить. Дом съемный. Нужно будет разобрать все вещи Ли, выяснить, что с завещанием и опекой над Мейсоном. Наверняка ее подруги о таком еще не в состоянии думать. Им не до материальных аспектов смерти. Он возьмет их на себя, пусть спокойно горюют. Ему ли не знать, что происходит, если человек лишен такой возможности.
Ноа моет руки, берет еще одну пару хозяйственных перчаток и, сунув их в задний карман, выходит к Мейсону в огород и старательно делает вид, что все в жизни мальчика осталось неизменным, по крайней мере, на сегодняшний день.
36
Грейс
Девчонки сидят в полицейском участке. Они уже рассказали о прошлой ночи все, что могли. Грейс не упомянула ни о своих подозрениях насчет алкоголя, ни о признании Ли. Слишком зациклена на их ссоре, винит себя за скверный выбор времени для признания. Подруга была так уязвима, а Грейс открыла ей такую важную тайну и бросила страдать в одиночестве.
Перед глазами стоит окровавленный труп Ли, ее до ужаса переломанное тело. Грейс закрывает лицо руками, ее глаза опухли от слез. Полицейские по-прежнему уверяют, что все указывает на несчастный случай. Руки и запястья исцарапаны, словно Ли пыталась ухватиться за что-нибудь и замедлить падение. Грейс невольно спрашивает себя, была ли та в сознании, когда ее тело билось о скалы. Боялась ли. Умерла ли злой на нее, Грейс.
Слезы падают на колени, и Элис кругами гладит ее по спине. Бедный Мейсон. Бедный Ноа, который сейчас с ним дома. Она бы ни за что не смогла утаить от ребенка такую новость, лицо выдало бы.
Грейс окидывает взглядом отделение, они все трое не знают, что теперь делать. Элис и Кэрол в таком же замешательстве, как она сама. Над бледно-желтой кружкой в руках Грейс поднимается пар. Когда это ей предложили кофе?
– Что сказал Ноа? – прочистив горло, интересуется Элис.
– Ничего особенного. Он потрясен.
– Но Мейсону он не расскажет, верно? – спрашивает Кэрол.
Грейс утирает нос рукавом.
– Разумеется.
– О боже, Мейсон!
Грейс и Кэрол смотрят на Элис.
– В смысле?
Взгляд Элис перескакивает между ними, глаза смятенные, заплаканные.
– С кем Мейсон теперь будет жить?
Кэрол поворачивается к Грейс:
– Ли оставила завещание? Или распоряжение об опеке на всякий случай? Явно оставила, – продолжает Кэрол. – Не могла же она не предусмотреть что-то в этом роде. Она мать-одиночка без близких родственников, а отец на горизонте не появляется.
– Да, оставила, – кивает Грейс. – Я убедила ее оформить бумаги, раз уж она одна у Мейсона. Правда, мне и в голову не могло прийти…
– Так, значит, распоряжение об опеке есть? – Элис прижимает руку к груди. – Слава богу. Слава богу!
– Да. – При мысли о Мейсоне у Грейс сжимается в груди. Жизнь бедняги вот-вот перевернется. Она поднимает глаза на подруг. – В случае смерти Ли ее сын переходит под мою опеку.
Кэрол и Элис переглядываются.
– Потрясающе! Когда вы оформили это распоряжение? – спрашивает Кэрол.
– С месяц назад.
– С месяц? – глаза Элис округляются. – Да ты словно предчувствовала. А если бы она этого не написала?
Грейс пожимает плечами:
– Без понятия, что бы тогда было.
– Что ж, слава богу, это ты. Мальчик тебя обожает, – говорит Элис.
– А родственников у Ли нет? – спрашивает Кэрол.
– Нет. – Сев прямее, Грейс вертит в руках кружку кофе. – Вся ее семья умерла. Мать – еще в детстве Ли, а отец сразу после рождения Мейсона. О тетушках, дядюшках, племянницах, племянниках и более дальней родне Ли никогда не рассказывала. Даже не знаю, есть ли кто. Она всегда говорила, что нет.
– Даже если кто-то и найдется, мы не позволим отдать мальчика полному незнакомцу, – заявляет Кэрол. – Мейсон нуждается в особом образовании, терапии, в людях, которым доверяет. – Она кладет руку Грейс на спину. – Я рада, что это ты.
– А что с Ноа? Думаешь, продолжит помогать? – спрашивает Элис.
Ноа промокает глаза и прокашливается.
– Уже иду, дружище!
Он перезванивает Грейс, но попадает на голосовую почту. Вернувшись на кухню, Ноа наливает себе воды из-под крана. Руки со стаканом дрожат. Привычная сдержанность вот-вот изменит ему под напором эмоций, но нет, он не имеет права раскисать. Не здесь. Не вот так.
– Смотри, как ребра отличаются от костей в ногах. Я упорядочил их по длине и ширине.
Ноа подходит и видит горку костей. Закрыв глаза, он берет себя в руки. Все мысли сейчас о Ли. За месяцы работы здесь он близко познакомился с ее жизнью. Знает, что Ли читает перед сном, на какие журналы подписывается, какой шампунь закупает оптом. Знает, что за неоплаченные счета оставлены стопкой на кухонном столе, что за средство для мытья посуды она предпочитает. Видел ее бритву с застрявшими волосками, упаковку тампонов, витамины и вибратор, который Мейсон порой незаметно для нее таскает из прикроватной тумбочки, чтобы помассировать пятки после утомительного дня. (Пришлось провести с мальчиком воспитательную беседу на эту тему.) В каком-то смысле Ноа знает Ли даже лучше, чем Грейс.
Бормоча что-то под нос, Мейсон машет под столом ногами. Ноа изучает его затылок, позу и, как всегда, словно переносится в детство. Словно видит перед собой Уайатта.
Отогнав воспоминания, Ноа сосредотачивается на мальчике. Тот прекрасно себя чувствует в отсутствие матери, но лишь потому, что знает: она вернется. Утрата родителя, в особенности для ребенка вроде Мейсона, может стать причиной непоправимейшего отката.
Ноа заталкивает скорбь поглубже, в порядке важности перед ним начали выстраиваться очевидные последующие шаги. С Мейсоном придется действовать очень осмотрительно. Пусть все идет по-прежнему, пока они с Грейс не решат, что делать.
Ноа опирается на боковины раковины и устремляет взгляд на цветник. Ли любит свой цветник. Вернее, любила. Боже!
Из его груди вдруг вырывается всхлип, и Мейсон поворачивается на стуле.
– Что это было?
– Ничего, приятель. Извини. Першинка в горло попала.
Порой, закончив с клиенткой, Ли выскакивала на улицу и копалась в грядках, просто чтобы почувствовать связь с землей. Ей нравилось смотреть, как из крошечного семечка тянется росток. Она даже Мейсону передала свой интерес к тому, что находится под поверхностью: прохладе и влажности почвы, корням и червям, что извиваются и рвутся в руках, если чересчур сильно сдавить.
– Нет у тебя в горле першинки, – фыркает Мейсон. – И почему люди так говорят? Надо бы выяснить, откуда взялось это выражение.
– Да, надо бы.
Телефон звонит. Грейс.
– Я ненадолго. – Ноа возвращается в парикмахерскую. – Привет! Извини, что сбросил вызов. Пытался тебе перезвонить, но попал на голосовой ящик. – Он обводит взглядом комнату, с тоской осознавая, что Ли никогда не вернется в свою любимую парикмахерскую. – Меня будто обухом по голове ударили.
– Нас тоже.
Голос Грейс полон боли. Ноа думает о том, какой стресс испытывает их нерожденное дитя, о высоких рисках, сопряженных с беременностью Грейс. Та рассказывает, как все случилось: они вчера вернулись в домик, сидели у огня, потом поругались. А после этого Ли отправилась на гору. И про сегодня: тело и полицейский участок. Ноа плотно закрывает дверь в кухню.
– Ноа, знаю, мой вопрос прозвучит нелепо, – продолжает Грейс, – но я должна спросить… ты не замечал за ней депрессивных настроений или чего-нибудь в этом роде?
Ноа перебирает в памяти сообщения и многочисленные разговоры с Ли. За ней водился крен в циничность и порой пессимизм, но Мейсон придавал ей сил бороться.
– Нет, конечно нет. А что? Думаешь, она покончила с собой?
Мысль о том, что Ли спрыгнула с горы по собственной воле, выглядит нелепо. Впрочем, Ноа знает, что порой люди совершают самоубийства, когда этого меньше всего ожидаешь. Даже считаешь их счастливыми. Даже когда у них столько причин жить. Когда они теряют так много.
– Мы пока не знаем. – Шум на заднем плане становится сильнее. – Вряд ли. Наверняка просто несчастный случай. – Ее голос вдруг падает до шепота. – Это я виновата, да?
– Грейс, ты что! Прекрати. Слушай: то, что ты ей о нас рассказала, никак с ее гибелью не связано.
– Но, по-моему, Ли была под градусом. Думаю, она напилась вина.
– Что?
Ли носилась со своей трезвостью как с медалью. Неужели взялась бы за прежнее из-за какой-то дурацкой ревности?
– Давай не забегать вперед, ладно? В токсикологическом отчете все это непременно будет. Просто переведи дыхание, сохраняй спокойствие и скажи, что сейчас от меня требуется. Мне к вам приехать?
– Нет-нет. Пусть Мейсон пока ничего не знает. Веди себя как обычно и не говори ему.
– Само собой. Я и не собирался.
Торопливо записав продиктованный Грейс перечень дел, Ноа с невозмутимым видом возвращается к Мейсону и помогает ему убрать со стола все, что осталось от курицы.
– Как тебе идея поработать в огороде?
Мейсон, кивнув, снимает латексные перчатки и передает их Ноа, услужливо подставившему ладони.
– Ступай мой руки. Встретимся снаружи.
Мейсон подчиняется, а Ноа выбрасывает перчатки, бумажные полотенца и кости. Побрызгав на стол средством для дезинфекции, он оттирает остатки грязи. Мейсону нужен порядок. Ему нужно знать, что все будет хорошо.
Мейсон вылетает из ванной и устремляется на задний двор. Пробежав по траве, он до самых запястий засовывает отмытые руки в ждущую его землю. Странно, что не попросил еще одну пару перчаток.
Ноа обводит взглядом дом, прикидывая, сколько вопросов придется решить. Дом съемный. Нужно будет разобрать все вещи Ли, выяснить, что с завещанием и опекой над Мейсоном. Наверняка ее подруги о таком еще не в состоянии думать. Им не до материальных аспектов смерти. Он возьмет их на себя, пусть спокойно горюют. Ему ли не знать, что происходит, если человек лишен такой возможности.
Ноа моет руки, берет еще одну пару хозяйственных перчаток и, сунув их в задний карман, выходит к Мейсону в огород и старательно делает вид, что все в жизни мальчика осталось неизменным, по крайней мере, на сегодняшний день.
36
Грейс
Девчонки сидят в полицейском участке. Они уже рассказали о прошлой ночи все, что могли. Грейс не упомянула ни о своих подозрениях насчет алкоголя, ни о признании Ли. Слишком зациклена на их ссоре, винит себя за скверный выбор времени для признания. Подруга была так уязвима, а Грейс открыла ей такую важную тайну и бросила страдать в одиночестве.
Перед глазами стоит окровавленный труп Ли, ее до ужаса переломанное тело. Грейс закрывает лицо руками, ее глаза опухли от слез. Полицейские по-прежнему уверяют, что все указывает на несчастный случай. Руки и запястья исцарапаны, словно Ли пыталась ухватиться за что-нибудь и замедлить падение. Грейс невольно спрашивает себя, была ли та в сознании, когда ее тело билось о скалы. Боялась ли. Умерла ли злой на нее, Грейс.
Слезы падают на колени, и Элис кругами гладит ее по спине. Бедный Мейсон. Бедный Ноа, который сейчас с ним дома. Она бы ни за что не смогла утаить от ребенка такую новость, лицо выдало бы.
Грейс окидывает взглядом отделение, они все трое не знают, что теперь делать. Элис и Кэрол в таком же замешательстве, как она сама. Над бледно-желтой кружкой в руках Грейс поднимается пар. Когда это ей предложили кофе?
– Что сказал Ноа? – прочистив горло, интересуется Элис.
– Ничего особенного. Он потрясен.
– Но Мейсону он не расскажет, верно? – спрашивает Кэрол.
Грейс утирает нос рукавом.
– Разумеется.
– О боже, Мейсон!
Грейс и Кэрол смотрят на Элис.
– В смысле?
Взгляд Элис перескакивает между ними, глаза смятенные, заплаканные.
– С кем Мейсон теперь будет жить?
Кэрол поворачивается к Грейс:
– Ли оставила завещание? Или распоряжение об опеке на всякий случай? Явно оставила, – продолжает Кэрол. – Не могла же она не предусмотреть что-то в этом роде. Она мать-одиночка без близких родственников, а отец на горизонте не появляется.
– Да, оставила, – кивает Грейс. – Я убедила ее оформить бумаги, раз уж она одна у Мейсона. Правда, мне и в голову не могло прийти…
– Так, значит, распоряжение об опеке есть? – Элис прижимает руку к груди. – Слава богу. Слава богу!
– Да. – При мысли о Мейсоне у Грейс сжимается в груди. Жизнь бедняги вот-вот перевернется. Она поднимает глаза на подруг. – В случае смерти Ли ее сын переходит под мою опеку.
Кэрол и Элис переглядываются.
– Потрясающе! Когда вы оформили это распоряжение? – спрашивает Кэрол.
– С месяц назад.
– С месяц? – глаза Элис округляются. – Да ты словно предчувствовала. А если бы она этого не написала?
Грейс пожимает плечами:
– Без понятия, что бы тогда было.
– Что ж, слава богу, это ты. Мальчик тебя обожает, – говорит Элис.
– А родственников у Ли нет? – спрашивает Кэрол.
– Нет. – Сев прямее, Грейс вертит в руках кружку кофе. – Вся ее семья умерла. Мать – еще в детстве Ли, а отец сразу после рождения Мейсона. О тетушках, дядюшках, племянницах, племянниках и более дальней родне Ли никогда не рассказывала. Даже не знаю, есть ли кто. Она всегда говорила, что нет.
– Даже если кто-то и найдется, мы не позволим отдать мальчика полному незнакомцу, – заявляет Кэрол. – Мейсон нуждается в особом образовании, терапии, в людях, которым доверяет. – Она кладет руку Грейс на спину. – Я рада, что это ты.
– А что с Ноа? Думаешь, продолжит помогать? – спрашивает Элис.