Потерянный ребенок

– Этим утром она ушла из больницы Святого Дунстана, хотя ее не выписывали. Малышке нужны антибиотики, а Джесси забрала ее с собой, поэтому все это очень опасно. Мне только что звонили из полиции и сказали, что ко мне уже выехал офицер по связям с семьей. Я хочу приехать в Чичестер, но уверена, что Харви будет против этого. Наверное, он винит во всем меня.

– Как он может винить в этом тебя? Ты не виделась с Джесси почти год.

– Как раз об этом я и хотела с тобой поговорить, Айрис. Джесси приезжала ко мне в пятницу. Прости, я вовсе не хотела ничего от тебя скрывать, но все это довольно сложно.

Айрис почувствовала, как что-то внутри нее надорвалось. Как все дошло до этого? Ей стало стыдно за то, как враждебна она была по отношению к Джесси, пока та переживала какой-то личный кризис. Она уже сбилась со счета, столько раз ей приходилось мирить и успокаивать всех после очередного неудачного визита Джесси и ее властной мачехи Лиз. А в тех редких случаях, когда ее сестра приезжала с ночевкой, Джесси всегда удавалось выйти сухой из воды. Их мать ходила вокруг нее на цыпочках, отчаянно пытаясь возместить все то время, которое она упустила. Так или иначе, Айрис действительно изо всех сил пыталась понять ситуацию. Ничего ей не хотелось так сильно, как снова встретиться с Джесси.

– Это ужасно. Как она могла просто уйти? Мне казалось, что в больницах строгий пропускной режим, – сказала она в трубку.

– Не знаю как, но ей это удалось. Я не могу перестать думать, что у нее психоз, какой был у меня. Все так переживают, что она может сделать что-то глупое. По телефону мне ничего не сказали, а Харви наверняка не станет меня ни во что посвящать. Я попыталась связаться с кем-нибудь из больницы, но там все паникуют и никого не пускают внутрь. Может, у тебя получится что-нибудь узнать?

– Хорошо, – ответила Айрис, нахмурившись. – Кому-нибудь из прессы уже что-то известно?

– Ну, полицейский, который звонил мне, сказал, что, нас ждет пресс-конференция, но я совсем ничего не знаю. Как думаешь, ее могли заснять больничные камеры? Ты знаешь, сколько информации обычно дают прессе в ситуациях, когда нужно распространить новость среди населения?

– Обычно нас вводят в курс дела прямо перед конференцией, и больше мы ничего не знаем… Но может быть, мой начальник слышал что-то от местных новостных агентств.

– Если получится хотя бы спросить, я буду тебе очень благодарна. Я обязана узнать, видел ли их кто-нибудь с тех пор. Ты всегда говорила, что твои коллеги в The Tribune часто знают, что происходит, раньше полиции.

– Ладно, я позвоню своему начальнику и узнаю, слышал ли он что-нибудь. Не буду говорить, что мы родственники, просто скажу, что прошел слух о роженице, ушедшей из больницы Святого Дунстана с ребенком.

Сердце Айрис переполняла зависть. Джесси стала матерью – но теперь, судя по тому, что ей было известно, она подвергала свою дочь чудовищному риску.

– Спасибо, родная. Просто хотела позвонить, пока не приехал полицейский. Ты в порядке?

– Да, все хорошо, мам. Мне пора. Я позвоню, если узнаю что-нибудь.

Айрис глубоко вздохнула, бросила мельком взгляд на офис адвокатской конторы, а затем набрала номер отдела выпуска новостей и направилась к вокзалу.





Глава четвертая




– Как вас зовут?

Приглушенный женский голос тянет меня, но мои веки настолько отяжелели, что я с трудом могу их открыть. Рядом слышен громкий шум моря, и я чувствую холодный, мокрый песок под своими дрожащими ногами. Разбитые ракушки царапают мою кожу, словно когти. Я нахожусь у самого берега моря; вода то проносится подо мной, то удаляется. Ледяной ветер силен, и прилив тянет меня к воде, туда, где я хочу быть.

Женщина наклоняется и накрывает меня пледом.

– Вы меня слышите?

Я поворачиваюсь и смотрю на нее, замечая, что она одета в зеленую форму. Женщина представляется как Клэр, но я слишком замерзла, чтобы что-то ей ответить.

– Нам нужно отнести вас подальше от воды, в тепло. Вы можете попробовать встать?

Появляется мужчина, и они вдвоем берут меня под руки.

– Раз, два, три.

Мои конечности онемели – я стону от боли.

– Вы можете сказать, сколько вы здесь пробыли?

Я не отвечаю вслух, но вспоминаю, что я ушла вскоре после обеда, а сейчас уже темнеет. Я промерзла насквозь, в животе так пусто, что в нем жалобно урчит, но я не знаю, когда или как я сюда попала. Я стою и смотрю на море, у меня жутко дрожат ноги, и когда я опускаю взгляд, то понимаю, что на мне нет обуви. Возможно, я сняла ее, когда пошла к воде? Я смотрю на скамейку у края залива, но обуви там нет.

– Вот так. У вас отлично получается. Вы не помните, может, кто-то вас сюда сегодня привез?

Женщина плотнее укутывает меня в плед. Морской ветер бьет мне в лицо.

Сегодня темный, пасмурный день, и море выглядит таким же серым, как и в тот день, когда я оставила ее. Воздух, как и тогда, кажется настолько холодным, словно он состоит из капелек льда. Я закрываю глаза и пытаюсь вспомнить ее, в тысячный раз за день: ее запах, ее волосы, ее кожу – но с каждой новой попыткой сердце мое разрывается.

– Нам нужно занести вас в машину скорой помощи, немного согреть. Давайте вы приобнимете нас, чтобы мы помогли вам идти?

Я поворачиваюсь и смотрю на лицо женщины. Ее губы шевелятся, но мой разум слишком слаб, чтобы понять, что именно она говорит, поэтому я снова оставляю ее без ответа. Мысли снуют в голове, запутываясь, как водоросли у меня под ногами.

– Я никогда не должна была оставлять ее, – шепчу я, но шум моря заглушает мои слова.

– Вот так. Не спешите, иначе у вас закружится голова, – говорит она. У нее короткие и волнистые волосы, заколотые назад невидимками, на ней нет макияжа. Она продолжает улыбаться мне, и в уголках ее глаз появляются морщинки, но я не улыбаюсь в ответ.


Я вернулась сюда, чтобы побыть с ней рядом, я не хочу уходить. Здесь я в последний раз держала ее на руках.

Они уводят меня, а у меня нет сил им помешать. Меня всю трясет, и ноги меня не держат. Мужчина накрывает меня еще одним пледом. Это не помогает. Я и не знала, что может быть настолько холодно.

– Вот так, хорошо. Видите машину скорой там, наверху? – спрашивает он. – Мы сейчас идем как раз туда. Мы возьмем на себя большую часть вашего веса. Вот так.

Когда мы начинаем идти, меня пронизывает непреодолимый страх. Я понимаю, что это конец. Я сюда уже никогда не вернусь и никогда не смогу так отчетливо вспомнить те бесценные дни, когда она была моей.

– Я не оставляла ее, я просто хотела поплавать, – говорю я, но рев моря снова заглушает мои слова.

– Сегодня слишком холодно, мисс, купаться нельзя, – добавляет женщина, не понимая смысла моих слов. На вид она такая молодая, только-только окончила школу. Идти далеко и трудно, и мои ноги вязнут в песке.

Я оглядываюсь назад, и море, как и тогда, шепчет мое имя.

Мы доходим до открытых дверей машины скорой помощи. Мне помогают подняться по металлическим ступенькам, укладывают на кровать. Поднимают бортик, чтобы я не выпала, как будто я снова стала малышкой и меня уложили спать в детской кроватке. Я закрываю глаза и прислушиваюсь к биению своего сердца.

Женщина ощупывает мою ладонь.

– У вас слишком замерзли пальцы, чтобы взять анализ крови. Я подержу вас за руку и погрею вас.

Я не хочу, чтобы она касалась меня. Я вырываю руку, но она настаивает, надевает что-то мне на палец и вокруг предплечья. Я пытаюсь избавиться от них, но женщина крепко держит меня. Я начинаю злиться. Я хочу побыть одна у моря и вспомнить ее, вспомнить последние мгновения, когда во всем мире были только моя малышка и я. Я не хочу уходить.

– Пожалуйста, оставьте меня здесь, – говорю я. – Мне плевать, если я умру.

Но она повернулась ко мне спиной и не слышит меня.

– Как она? – спрашивает мужчина у двери.

– Становится возбужденной. У нее брадикардия и гипотермия, низкая температура, тридцать четыре. Уровень кислорода шестьдесят. Давление девяносто на пятьдесят пять. Забираем ее.

– Включать сирену?

– Обязательно. Сейчас будут пробки.

Она отвлекается на свои записи. Жаль, что у меня нет сил бежать.

Я оглядываюсь и вижу, как мужчина закрывает задние двери. Я бросаю последний взгляд на море. Оно зовет меня. Я была здесь раньше.

Они ошиблись. Все это время они не знали правды. Я не брала свою малышку в море.

Я оставила ее в пещере. Я собиралась вернуться к ней.

Машина скорой помощи грохочет по дороге. Я проваливаюсь в полудрему, затем просыпаюсь от резкой остановки. Задние двери открываются, вокруг меня начинают суетиться медики. Судя по их голосам, они взволнованы.

– Температура падает – тридцать один. Помогите ее поднять!

Они берут носилки, выносят меня из машины скорой, направляясь в сторону ярко освещенного входа. «Отделение неотложной помощи», – читаю я, но красные буквы режут мне глаза.

Я медленно поворачиваю голову и вижу, как к нам бежит медсестра. Свет в коридоре слишком яркий. Больше всего на свете я хочу снова оказаться у моря, в темноте, наедине с воспоминаниями о моей малышке.

– Нас вызвал к бухте Уиттеринг случайный прохожий. Когда мы приехали, она сидела у воды и, по всей видимости, была не в себе. Температура тела упала с тридцати четырех до тридцати одного, пульс сорок. Мы спрашивали, как ее зовут и сколько ей лет, но она не отвечает.

– Третья палата, – медсестра в белом халате наклоняется ко мне. – Эй! Вы меня слышите? Меня зовут Хелен, я медсестра. Скажите, как вас зовут?

Я закрываю глаза и отворачиваюсь. По моей щеке скатывается слеза. Лишь бы они все ушли.

– Она очень бледная, губы посинели. Нужно отвезти ее в реанимацию. Я позову врача.

Носилки снова движутся; на этот раз вокруг еще больше людей. Все так громко, так ярко. Мне страшно. Мне не скрыться. Я не боялась, когда была в воде, я хотела, чтобы море хоть в этот раз забрало меня. Я не хочу всего этого. Я не хочу здесь оставаться.

– Давайте ее переложим. Раз, два, три, подняли!

Меня кладут на другие носилки. Я прошу оставить меня в покое, но меня никто не слышит.

– Надо снять с нее мокрую одежду, – говорят они, хватая мои руки, ноги. Все тело жутко болит.

Они с резким шумом снимают манжету тонометра.

– Девяносто на шестьдесят, – произносит кто-то.

Пожалуйста, дайте мне умереть. Носилки слегка покачиваются, словно я лежу в лодке. Я закрываю глаза, стараясь представить, что я у моря. Если бы только у меня тогда хватило духа зайти в воду.

Носилки дергаются, бортики опускаются, и я хватаюсь за края, чтобы не упасть. У меня начинает кружиться голова, я пытаюсь отвернуться от всех этих людей, но мне не хватает сил.