Потерянный ребенок
Часть 16 из 39 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Телефон Айрис снова зазвонил. Это был Майлз, который никак не мог оставить ее в покое. Она быстро набрала текст сообщения:
Контакт на связи, надеюсь скоро с ним встретиться. Как будут новости, сразу сообщу.
Айрис подняла глаза и увидела, что в ее сторону по дороге ехало только что освободившееся такси. Испытывая одновременно страх и волнение при мысли о том, что ждало ее в окружном бюро, она помахала водителю рукой.
Глава четырнадцатая
Когда я просыпаюсь, Рози уже нет. Кажется, наступил вечер. Боль в груди стала еще острее. Я измучена и издергана от ужасных приступов кашля, мучающих меня часами подряд. Выглядываю в окно и вижу небольшую группу людей, столпившихся возле больницы.
Я оглядываюсь по сторонам, боясь пошевелиться, потому что знаю, что от малейшего движения снова зайдусь в кашле. Мне хочется сесть, но я не могу дотянуться до красной кнопки вызова, и у меня снова начинается одышка. Меня охватывает паника; я пытаюсь успокоиться, но приступа кашля уже не избежать. С огромным трудом я все же поворачиваюсь на бок, и мне удается нажать на кнопку. К моей кровати подходит незнакомая медсестра, и когда она усаживает меня, меня рвет зеленой мокротой.
– Простите, – говорю я, сделав наконец несколько неглубоких вдохов.
– Не извиняйтесь, все в порядке, – говорит она, протягивая мне чашку с водой. Я делаю глоток. У меня пусто в животе, и я представляю, как вода стекает по стенкам моего пустого желудка. Эта медсестра темноволосая, и когда она улыбается, это у нее выходит словно на автопилоте. Она более энергичная, чем предыдущая. Взбив мне подушку, она дергает за одеяло так резко, что я подпрыгиваю.
– Кто это там? С камерами?
– Журналисты. Из больницы пропали женщина с ребенком. Это показывали в новостях. Я сейчас принесу вам чистый халат, а потом я вас помою.
Ее слова шокируют меня. Я снова вспоминаю мужчину из обеденных новостей, Харви Робертса. Мысли бешено мечутся у меня в голове. Возможно, он был здесь. Возможно, он и сейчас здесь.
Возвращается медсестра и начинает меня мыть. Во время процедуры я почти постоянно кашляю, а в конце понимаю, что теперь мне все время трудно дышать. Такое ощущение, что теперь я вынуждена жить на другой планете – я далеко от дома, но где этот «дом», я и понятия не имею. Никогда в своей жизни я не чувствовала себя настолько уставшей. Глаза закрываются сами собой, и я ничего не могу поделать. Мне только удается задремать, как у изножья моей кровати появляется высокий стройный мужчина в клетчатой рубашке со стетоскопом на шее.
– Добрый вечер. Я доктор Эванс, старший врач. Как вы себя чувствуете?
– Устала, – отвечаю я неуверенным шепотом, боясь нового приступа кашля.
Темноволосая медсестра подает голос:
– У нее был неспокойный вечер, потому что она так много кашляла. Сатурация была ниже нормы, поэтому мы дали ей немного кислорода, но мне кажется, что ей может понадобиться назальная канюля, потому что во сне она постоянно срывает маску.
– Хорошая идея, – произносит доктор Эванс, изучая мою карту. – Какие у вас ощущения в груди?
– Больно, – говорю я.
– У вас температура 39,3, похоже, инфекция в грудной клетке усугубляется. Давайте сделаем еще один рентген. В идеале нам нужно сорок восемь часов, чтобы понять, работают ли антибиотики, но, если ситуация не улучшится за ночь, я найду им замену. Мы будем внимательно следить за вами и контролировать уровень кислорода. Я бы рекомендовал вам по возможности поесть и постараться немного поспать.
Я пытаюсь последовать его совету, но стоит мне только задремать, как я снова оказываюсь у моря, и над нашими головами нависает волна. Отчего-то она никак не обрушится на нас, и я замираю, держа на руках свою малышку, – только смотрю на водную глыбу высотой с небоскреб и отчетливо понимаю, что ничего не могу поделать. Я не могу бежать. Не могу от нее спрятаться. Выхода нет. Она захлестнет и смоет нас в море, и все, что я могу сделать, – это ждать.
Небо за окном становится оранжевым, толпа журналистов редеет, и бесконечных посещений и обходов в моей палате становится все меньше. Я слышу, как день подходит к концу: посетители перестают проходить по коридору, болтовня медсестер затихает, скворцы начинают свой вечерний полет за окном. Каждый раз, когда кто-то появляется у моей двери, я молюсь, чтобы это была Рози. Я не знаю, увижу ли я ее снова: возможно, она задерживается на работе, может, она вообще не придет сегодня. Я не хочу спрашивать о Рози эту новую медсестру, потому что боюсь, что буду выглядеть неловко, если узнаю, что сегодня она не придет.
Передо мной ставят тарелку с едой, но я говорю медсестре, что не хочу есть, и отворачиваюсь, чтобы посмотреть, как скворцы кружатся, превращаясь в один большой вихрь. Это успокаивает мой взволнованный разум, и мои веки начинают тяжелеть. Однако едва я засыпаю, мне снова слышится детский плач, и я распахиваю глаза. У меня снова начинается приступ кашля, но на этот раз я совсем не могу остановиться, не могу даже перевести дыхание, и впервые за все время мне становится по-настоящему страшно. Пытаюсь дотянуться до тревожной кнопки, но она слишком далеко. У меня кружится голова, и я задыхаюсь.
Все плывет перед глазами, но вот дверь снова открывается. Я слышу чьи-то шаги, и кто-то помогает мне приподняться и надевает на меня кислородную маску. Мне растирают спину, кислород начинает поступать в мой организм, и постепенно мое дыхание восстанавливается.
– Все хорошо.
Я знаю этот голос, но не открываю глаза: мне страшно, что это не она. Наверное, я возложила на Рози слишком большие надежды. Даже не знаю, чего жду от нее. Что она может изменить? Но вот она помогает мне снова лечь на подушки, и когда я вижу перед собой прекрасное лицо этой женщины, которая всегда проявляла ко мне такую доброту, я понимаю, что у меня и моего ребенка еще есть шанс.
– Я слышала, вы не ели. Вы не сможете поправиться, если не будете есть. – Рози приветливо улыбается мне, и ее голубые глаза блестят, напоминая мне сияние аквамаринового камня. Я уверена, как никогда, что она – мой ангел, и испытываю огромное облегчение просто от того, что она рядом, словно я была потерявшимся ребенком, а она нашла меня.
Улыбаюсь и беру ее за руку. Она садится рядом со мной.
– Я хочу спросить у доктора, могу ли я посидеть с вами сегодня вечером, – говорит она. – Мне кажется, вам не стоит оставаться одной. Так будет гораздо лучше, чем если вас придется отправить в отделение интенсивной терапии и подключить к аппарату искусственной вентиляции легких… Врачи не хотят этого делать, если только в этом не будет крайней необходимости.
От ее последних слов меня охватывает паника. Я крепко сжимаю ее руку и пытаюсь говорить через маску, но к горлу подкатывает новый приступ кашля. Рози осторожно снимает маску с моего лица.
– Не хочу. Не хочу аппаратов. Пообещай, что не позволишь им, – с трудом произношу я.
– Мне бы очень хотелось обсудить это с вашей дочерью. Поэтому я хочу провести с вами немного времени, быть может, я смогу помочь вам найти ее.
У меня выступают слезы на глазах, и я не могу ответить, просто киваю. Рози кормит меня, и после нескольких ложек я чувствую себя немного лучше.
– Ты видела журналистов снаружи? – спрашиваю я.
– Да, пришлось попотеть, чтобы пробиться внутрь. Судя по всему, та женщина с новорожденным была в этой больнице. – Рози кладет пальто на спинку стула и бросает сегодняшний выпуск «Чичестер Ивнинг Геральд» на тумбочку у моей кровати.
– Джессика Робертс. – Я делаю над собой усилие, но все равно боюсь произносить это имя вслух.
– Да, это она, – говорит Рози, нахмурившись. – Откуда вы ее знаете?
– Видела новости. Я узнала ее отца, Харви Робертса.
Я медленно протягиваю руку и указываю на его фотографию на первой странице газеты.
– Неужели? – Рози наклоняется ко мне. – Вы уверены?
Я киваю.
– Это было давно, но я помню, как его зовут, и лицо почти не изменилось. Мой отец снимал «Сивью» у Теда Робертса. Мы проводили там лето.
– «Сивью»? – спрашивает Рози. – Где это? – Она поднимает газету и внимательно изучает фотографию Джессики Робертс.
Я объясняю, не отрывая от Рози взгляда:
– Это нить между мной и моей девочкой. – А потом я рассказываю ей все.
Глава пятнадцатая
Ребекка
Пятница, 14 ноября 2014 года
Ребекка стояла в своей гостиной, смотря на заплаканное лицо старшей дочери, и чувствовала себя совершенно беспомощной.
– Джесси, знаю, у нас с самого начала все немного не задалось. Меня это гложет каждый день, и я хочу тебе честно обо всем рассказать, правда. Но не все так однозначно, вся эта история крайне запутанная. Тебе просто нужно набраться терпения. Прошу тебя. – Она протянула Джесси носовой платок.
– Мне не стоило сюда приходить.
– Нет, стоило, и я очень рада, что ты здесь, – начала Ребекка, сев рядом с ней и взяв ее за руку. – Но нам нужно многое наверстать. Я так давно все хотела тебе объяснить, просто никогда не могла до тебя достучаться.
– В каком это смысле? – резко ответила Джесси, вырывая руку.
Ребекка с тревогой посмотрела на нее.
– Я хочу сказать, что все эти годы я очень старалась наладить с тобой отношения, но, думаю, Лиз опасалась… – Ребекка помедлила, понимая, что любая критика в адрес мачехи Джесси только оттолкнет ее дочь. – Думаю, она считала, что тебя нужно оберегать. И ее можно было понять.
– По крайней мере, она была рядом, – тихо сказала Джесси.
Ребекка вздохнула и попыталась расслабиться. Ее плечи были так напряжены, что уже начинали болеть.
– Конечно же. Я счастлива, что она так хорошо о тебе заботилась.
– Ты говоришь это неискренне. Она тебе никогда не нравилась, уж не знаю, можно ли было вообще это не заметить. – Джесси смотрела на нее точь-в-точь как тогда, когда Ребекка выбиралась к ней, еще подростку, в Уиттеринг-Бэй на выходные, или когда сама Джесси приезжала к ней, Джону и единоутробной сестре, но, надувшись, проводила почти все время в своей комнате.
– Послушай меня, Джесси. Ты можешь поливать меня грязью, если тебе от этого легче, пускай, но мне не кажется, что это поможет нам добраться до правды.
– Правды? – усмехнулась Джесси. – Да у тебя аллергия на правду. Ты просто хочешь спрятаться от всего мира и сделать вид, словно меня с папой не существует.
– Это не так. Я люблю тебя, Джесси. Мы с Айрис все время говорим о тебе, о том, как мы хотели бы, чтобы ты была полноценной частью нашей жизни, но мне так сложно понять, как я могла бы восстановить наши отношения.
Ребекка спотыкалась на каждом слове, боясь, что ее дочь может в любой момент уйти.
– Ну, могла хотя бы попытаться, – тихо произнесла Джесси.
– Я пыталась, Джесси. Клянусь.
– Серьезно? Сделать пару звонков и отправить открытку на день рождения – это теперь называется «пытаться»? – язвительно заметила Джесси.
Ребекка тяжело вздохнула, не зная, куда деваться от отчаяния.
– Джесси, я каждый день боролась за то, чтобы мне дали остаться с тобой. Я плакала каждую ночь, тоскуя по тебе, на протяжении многих лет. Что, по-твоему, я должна была сделать?
Контакт на связи, надеюсь скоро с ним встретиться. Как будут новости, сразу сообщу.
Айрис подняла глаза и увидела, что в ее сторону по дороге ехало только что освободившееся такси. Испытывая одновременно страх и волнение при мысли о том, что ждало ее в окружном бюро, она помахала водителю рукой.
Глава четырнадцатая
Когда я просыпаюсь, Рози уже нет. Кажется, наступил вечер. Боль в груди стала еще острее. Я измучена и издергана от ужасных приступов кашля, мучающих меня часами подряд. Выглядываю в окно и вижу небольшую группу людей, столпившихся возле больницы.
Я оглядываюсь по сторонам, боясь пошевелиться, потому что знаю, что от малейшего движения снова зайдусь в кашле. Мне хочется сесть, но я не могу дотянуться до красной кнопки вызова, и у меня снова начинается одышка. Меня охватывает паника; я пытаюсь успокоиться, но приступа кашля уже не избежать. С огромным трудом я все же поворачиваюсь на бок, и мне удается нажать на кнопку. К моей кровати подходит незнакомая медсестра, и когда она усаживает меня, меня рвет зеленой мокротой.
– Простите, – говорю я, сделав наконец несколько неглубоких вдохов.
– Не извиняйтесь, все в порядке, – говорит она, протягивая мне чашку с водой. Я делаю глоток. У меня пусто в животе, и я представляю, как вода стекает по стенкам моего пустого желудка. Эта медсестра темноволосая, и когда она улыбается, это у нее выходит словно на автопилоте. Она более энергичная, чем предыдущая. Взбив мне подушку, она дергает за одеяло так резко, что я подпрыгиваю.
– Кто это там? С камерами?
– Журналисты. Из больницы пропали женщина с ребенком. Это показывали в новостях. Я сейчас принесу вам чистый халат, а потом я вас помою.
Ее слова шокируют меня. Я снова вспоминаю мужчину из обеденных новостей, Харви Робертса. Мысли бешено мечутся у меня в голове. Возможно, он был здесь. Возможно, он и сейчас здесь.
Возвращается медсестра и начинает меня мыть. Во время процедуры я почти постоянно кашляю, а в конце понимаю, что теперь мне все время трудно дышать. Такое ощущение, что теперь я вынуждена жить на другой планете – я далеко от дома, но где этот «дом», я и понятия не имею. Никогда в своей жизни я не чувствовала себя настолько уставшей. Глаза закрываются сами собой, и я ничего не могу поделать. Мне только удается задремать, как у изножья моей кровати появляется высокий стройный мужчина в клетчатой рубашке со стетоскопом на шее.
– Добрый вечер. Я доктор Эванс, старший врач. Как вы себя чувствуете?
– Устала, – отвечаю я неуверенным шепотом, боясь нового приступа кашля.
Темноволосая медсестра подает голос:
– У нее был неспокойный вечер, потому что она так много кашляла. Сатурация была ниже нормы, поэтому мы дали ей немного кислорода, но мне кажется, что ей может понадобиться назальная канюля, потому что во сне она постоянно срывает маску.
– Хорошая идея, – произносит доктор Эванс, изучая мою карту. – Какие у вас ощущения в груди?
– Больно, – говорю я.
– У вас температура 39,3, похоже, инфекция в грудной клетке усугубляется. Давайте сделаем еще один рентген. В идеале нам нужно сорок восемь часов, чтобы понять, работают ли антибиотики, но, если ситуация не улучшится за ночь, я найду им замену. Мы будем внимательно следить за вами и контролировать уровень кислорода. Я бы рекомендовал вам по возможности поесть и постараться немного поспать.
Я пытаюсь последовать его совету, но стоит мне только задремать, как я снова оказываюсь у моря, и над нашими головами нависает волна. Отчего-то она никак не обрушится на нас, и я замираю, держа на руках свою малышку, – только смотрю на водную глыбу высотой с небоскреб и отчетливо понимаю, что ничего не могу поделать. Я не могу бежать. Не могу от нее спрятаться. Выхода нет. Она захлестнет и смоет нас в море, и все, что я могу сделать, – это ждать.
Небо за окном становится оранжевым, толпа журналистов редеет, и бесконечных посещений и обходов в моей палате становится все меньше. Я слышу, как день подходит к концу: посетители перестают проходить по коридору, болтовня медсестер затихает, скворцы начинают свой вечерний полет за окном. Каждый раз, когда кто-то появляется у моей двери, я молюсь, чтобы это была Рози. Я не знаю, увижу ли я ее снова: возможно, она задерживается на работе, может, она вообще не придет сегодня. Я не хочу спрашивать о Рози эту новую медсестру, потому что боюсь, что буду выглядеть неловко, если узнаю, что сегодня она не придет.
Передо мной ставят тарелку с едой, но я говорю медсестре, что не хочу есть, и отворачиваюсь, чтобы посмотреть, как скворцы кружатся, превращаясь в один большой вихрь. Это успокаивает мой взволнованный разум, и мои веки начинают тяжелеть. Однако едва я засыпаю, мне снова слышится детский плач, и я распахиваю глаза. У меня снова начинается приступ кашля, но на этот раз я совсем не могу остановиться, не могу даже перевести дыхание, и впервые за все время мне становится по-настоящему страшно. Пытаюсь дотянуться до тревожной кнопки, но она слишком далеко. У меня кружится голова, и я задыхаюсь.
Все плывет перед глазами, но вот дверь снова открывается. Я слышу чьи-то шаги, и кто-то помогает мне приподняться и надевает на меня кислородную маску. Мне растирают спину, кислород начинает поступать в мой организм, и постепенно мое дыхание восстанавливается.
– Все хорошо.
Я знаю этот голос, но не открываю глаза: мне страшно, что это не она. Наверное, я возложила на Рози слишком большие надежды. Даже не знаю, чего жду от нее. Что она может изменить? Но вот она помогает мне снова лечь на подушки, и когда я вижу перед собой прекрасное лицо этой женщины, которая всегда проявляла ко мне такую доброту, я понимаю, что у меня и моего ребенка еще есть шанс.
– Я слышала, вы не ели. Вы не сможете поправиться, если не будете есть. – Рози приветливо улыбается мне, и ее голубые глаза блестят, напоминая мне сияние аквамаринового камня. Я уверена, как никогда, что она – мой ангел, и испытываю огромное облегчение просто от того, что она рядом, словно я была потерявшимся ребенком, а она нашла меня.
Улыбаюсь и беру ее за руку. Она садится рядом со мной.
– Я хочу спросить у доктора, могу ли я посидеть с вами сегодня вечером, – говорит она. – Мне кажется, вам не стоит оставаться одной. Так будет гораздо лучше, чем если вас придется отправить в отделение интенсивной терапии и подключить к аппарату искусственной вентиляции легких… Врачи не хотят этого делать, если только в этом не будет крайней необходимости.
От ее последних слов меня охватывает паника. Я крепко сжимаю ее руку и пытаюсь говорить через маску, но к горлу подкатывает новый приступ кашля. Рози осторожно снимает маску с моего лица.
– Не хочу. Не хочу аппаратов. Пообещай, что не позволишь им, – с трудом произношу я.
– Мне бы очень хотелось обсудить это с вашей дочерью. Поэтому я хочу провести с вами немного времени, быть может, я смогу помочь вам найти ее.
У меня выступают слезы на глазах, и я не могу ответить, просто киваю. Рози кормит меня, и после нескольких ложек я чувствую себя немного лучше.
– Ты видела журналистов снаружи? – спрашиваю я.
– Да, пришлось попотеть, чтобы пробиться внутрь. Судя по всему, та женщина с новорожденным была в этой больнице. – Рози кладет пальто на спинку стула и бросает сегодняшний выпуск «Чичестер Ивнинг Геральд» на тумбочку у моей кровати.
– Джессика Робертс. – Я делаю над собой усилие, но все равно боюсь произносить это имя вслух.
– Да, это она, – говорит Рози, нахмурившись. – Откуда вы ее знаете?
– Видела новости. Я узнала ее отца, Харви Робертса.
Я медленно протягиваю руку и указываю на его фотографию на первой странице газеты.
– Неужели? – Рози наклоняется ко мне. – Вы уверены?
Я киваю.
– Это было давно, но я помню, как его зовут, и лицо почти не изменилось. Мой отец снимал «Сивью» у Теда Робертса. Мы проводили там лето.
– «Сивью»? – спрашивает Рози. – Где это? – Она поднимает газету и внимательно изучает фотографию Джессики Робертс.
Я объясняю, не отрывая от Рози взгляда:
– Это нить между мной и моей девочкой. – А потом я рассказываю ей все.
Глава пятнадцатая
Ребекка
Пятница, 14 ноября 2014 года
Ребекка стояла в своей гостиной, смотря на заплаканное лицо старшей дочери, и чувствовала себя совершенно беспомощной.
– Джесси, знаю, у нас с самого начала все немного не задалось. Меня это гложет каждый день, и я хочу тебе честно обо всем рассказать, правда. Но не все так однозначно, вся эта история крайне запутанная. Тебе просто нужно набраться терпения. Прошу тебя. – Она протянула Джесси носовой платок.
– Мне не стоило сюда приходить.
– Нет, стоило, и я очень рада, что ты здесь, – начала Ребекка, сев рядом с ней и взяв ее за руку. – Но нам нужно многое наверстать. Я так давно все хотела тебе объяснить, просто никогда не могла до тебя достучаться.
– В каком это смысле? – резко ответила Джесси, вырывая руку.
Ребекка с тревогой посмотрела на нее.
– Я хочу сказать, что все эти годы я очень старалась наладить с тобой отношения, но, думаю, Лиз опасалась… – Ребекка помедлила, понимая, что любая критика в адрес мачехи Джесси только оттолкнет ее дочь. – Думаю, она считала, что тебя нужно оберегать. И ее можно было понять.
– По крайней мере, она была рядом, – тихо сказала Джесси.
Ребекка вздохнула и попыталась расслабиться. Ее плечи были так напряжены, что уже начинали болеть.
– Конечно же. Я счастлива, что она так хорошо о тебе заботилась.
– Ты говоришь это неискренне. Она тебе никогда не нравилась, уж не знаю, можно ли было вообще это не заметить. – Джесси смотрела на нее точь-в-точь как тогда, когда Ребекка выбиралась к ней, еще подростку, в Уиттеринг-Бэй на выходные, или когда сама Джесси приезжала к ней, Джону и единоутробной сестре, но, надувшись, проводила почти все время в своей комнате.
– Послушай меня, Джесси. Ты можешь поливать меня грязью, если тебе от этого легче, пускай, но мне не кажется, что это поможет нам добраться до правды.
– Правды? – усмехнулась Джесси. – Да у тебя аллергия на правду. Ты просто хочешь спрятаться от всего мира и сделать вид, словно меня с папой не существует.
– Это не так. Я люблю тебя, Джесси. Мы с Айрис все время говорим о тебе, о том, как мы хотели бы, чтобы ты была полноценной частью нашей жизни, но мне так сложно понять, как я могла бы восстановить наши отношения.
Ребекка спотыкалась на каждом слове, боясь, что ее дочь может в любой момент уйти.
– Ну, могла хотя бы попытаться, – тихо произнесла Джесси.
– Я пыталась, Джесси. Клянусь.
– Серьезно? Сделать пару звонков и отправить открытку на день рождения – это теперь называется «пытаться»? – язвительно заметила Джесси.
Ребекка тяжело вздохнула, не зная, куда деваться от отчаяния.
– Джесси, я каждый день боролась за то, чтобы мне дали остаться с тобой. Я плакала каждую ночь, тоскуя по тебе, на протяжении многих лет. Что, по-твоему, я должна была сделать?