Потерянный рай

Тенистые, прохладные пещеры,

И пышно вился виноград по ним,

Пурпурные развешивая кисти;

С холмов же ниспадали водопады,

В пыль влажную дробясь иль съединяя

Свои потоки в тихие озера,

Которые, как зеркало, в себе

Цветущий берег, миртами поросший,

Спокойно отражали. Хоры птиц

Звучали вкруг, а ветерок весенний

В полях и рощах веял ароматом

И колебал дрожащие листы;

И Грации[97] и Оры[98], предводимы

Великим Паном[99], в хороводе светлом

Кружились в вечном празднике весны.

Не так прекрасно было поле Энны[100],

Где Прозерпина некогда цветы

Сбирала и, сама их всех прекрасней,

Похищена была Плутоном мрачным,

Что причинило множество забот

Церере, по всему искавшей миру

Своей любимой дочери; не так

Была приветна близ Оронта[101] роща

Прекрасной Дафны[102], и не мог красой

С Эдемским Раем спорить вдохновенный

Кастальский ключ[103], ни остров тот Нисейский,

Рекой Тритоном окруженный[104], – остров,

Где древний Хам[105], которого зовут

Язычники Аммоном, а Ливийцы

Юпитером, укрыл Амальфу[106] с сыном,

Румяным Вакхом[107], от очей опасных

Великой Реи[108], мачехи суровой, —

Ни край, где Абиссинские цари

Хранят свое потомство под горою

Амарой, хоть иные полагают,

Что настоящий Рай как раз был там,

В пределах эфиопских, у верховьев

Далеких Нила, под горой блестящей,


До чьей вершины – целый день пути.

На деле край тот отстоит далёко

От сада ассирийского, где Враг

Безрадостно смотрел вокруг на радость,

На множество живых созданий разных,

Столь новых и столь странных для него.

Меж ними были два – всех благородней,

Всех выше и стройней; богоподобно

Они держались, выпрямив свой стан,

С достоинством природным; не прикрыты

Ничем, они в нагом своем величьи

Достойными владыками казались

Всего, что окружало их в Раю.

В божественных их взорах отражался

Священный образ славного Творца, —

Премудрость, правда, чистота и святость, —

И строгость в этой святости была,

Хоть вольностью в них детскою смягчалась;

Та строгость служит истинной основой

С тех пор для всякой власти у людей.

Не равными они, однако, оба

Являлись, как не равен был их пол.

Для созерцанья и для силы гордой,

Казалося, он создан был, – она —

Для нежности и ласки грациозной;

Он сотворен, казалось, был для Бога

Единственно, она – для Бога в нем;

Его широкий лоб прекрасный, очи,

Глядевшие отважно, говорили

О воле непреклонной, а две темные

Волны кудрей направо и налево

Вниз ниспадали до широких плеч.

У ней до стройных чресл, как покрывало,

Без украшений, пряди золотые,

Распущены, спускались, извиваясь

В колечках прихотливых; виноград

Такими нежно усиками вьется.