Потерянный рай

Своих лучей бросало позолоту

Еще охотней, чем на облака

Вечерние иль на дугу из влаги,

Которую нам посылает Бог,

Когда дождями землю напояет.

Прекрасен был ландшафт, а чистый воздух

Врагу навстречу сладостно дышал

Весеннею отрадою и счастьем

И был способен все прогнать печали —

Отчаянья не мог лишь излечить.

А нежные Зефиры, расправляя

Свои крыла душистые, вокруг

Распространяли всюду ароматы,

Шепча, откуда взяли свой бальзам.

Так иногда тем путникам навстречу,

Которые плывут, пройдя мыс Доброй

Надежды, миновав уж Мозамбик, —

Со встречным ветром северо-восточным

Сабейские[92] несутся ароматы

Чудесные от пряных берегов

Аравии счастливой; и, довольны

Задержкою, они свой долгий путь

Охотно замедляют, и, ласкаем

Тем запахом приятным, много миль

Их Океан улыбкой провожает.

Так сладкий запах нежит и Врага,

Принесшего сюда свою отраву;

Приятней был ему тот аромат,

Чем Асмодею[93] рыбный дым, который

Прогнал его, влюбленного, от ложа

Товитовой невестки, отомстив

Коварному; из Мидии в Египет

Он убежал и там прикован был.



Ко всходу на высокий этот холм

Враг подошел, в раздумьи замедляя

Свой шаг; но дальше не было пути:

Растенья там переплелись так густо,


Что стали как бы цельною стеной,

И поросль и кусты вокруг повсюду

Стеснились так, что через их преграду

Не мог пройти ни человек, ни зверь.

Одна лишь дверь на стороне восточной

Была; ее Архизлодей заметил,

Но пренебрег законным он путем;

Презрительно одним прыжком высоким

Чрез все холма высокого преграды

И через стену перенесся он

И стал в Раю. Так точно волк бродящий,

Когда он ищет, голодом гоним,

Себе иного места для добычи,

Следит, где пастухи свои стада

Сгоняют в огороженное место

К приходу ночи, и одним прыжком

Через плетень спешит туда забраться;

Так точно вор, желая обокрасть

Дом богача, чьи двери толсты, прочны,

Чьи крепкие засовы и замки

Прямого нападенья не боятся,

Ползет к нему в окно иль через крышу.

Так вор великий ныне в первый раз

Проник коварно в Божье стадо; так же

Наемники в Его прокрались Церковь.

Затем взлетел он и на Древе жизни,

Которое средь Рая выше всех

Вершиной возвышалося, уселся,

Принявши образ корморана[94]; жизни

Он истинной чрез то не приобрел,

Но замышлял лишь смерть живущим в мире;

Не думал он о силе животворной

Чудесного растения: он выбрал

Его лишь с целью лучше видеть вдаль;

А между тем, при пользованьи должном,

Залог бессмертья был бы в древе том.

Так и никто на свете, кроме Бога,