Последняя комета

Как может Эрика держать свою дочь в изоляции? Она ведь даже не верит в Истинную церковь. Или все-таки начала?

(Люди теперь верят в массу всяких вещей. «Древние пришельцы» – самое последнее крупное движение. Инопланетяне якобы прибыли сюда очень давно, они помогли нам построить пирамиды и с тех пор похищали нас по ночам, чтобы с помощью генных изменений сделать более совершенными существами. Но сейчас они поняли все бесполезность данного эксперимента и решили закончить его. А Фоксуорт – их замаскированное под комету оружие. Эта теория кажется мне настолько идиотской, что я не могу даже критиковать ее.)

Вчера мы отправили весточку дилеру Тильды. Я написала короткое сообщение: «Получила твой номер от одного друга. Нужна твоя помощь». И забрала домой телефон, с которого мы его послали. Он спрятан у меня под подоконником. Сейчас я жду ответа от потенциального убийцы и чувствую себя абсолютно нормально.

Симон собирается изображать моего «обеспокоенного парня». Я чуть не ляпнула ему, что будет приятно иметь кого-то такого в своей жизни, пусть даже понарошку. Наверно, все из-за того, что я писала тебе о сексе перед тем, как пошла туда, но когда я сидела на его кровати, мне было очень неприятно осознавать, что они с Тильдой, скорее всего, занимались любовью множество раз. И, насколько мне известно, очень удачно. Тильда немного делилась впечатлениями, и, естественно, мне тогда вспомнились все детали. Мне трудно было смотреть ему в глаза.

Когда я пришла, Джудетт и сестра Симона Эмма разбирали детскую одежду на кухне. Эмма взяла ползунки и спросила мое мнение о них. И я не знаю, но, по-моему, я увидела странный блеск в ее глазах. Она как бы говорила: «Попробуй только заявить, что я не стану мамой». Словно проверяла меня. Я не возразила. Но мне стоило огромных усилий не разрыдаться.

Сейчас утром я проверила социальные сети. Ничего нового о Тильде. И о Симоне тоже. Пожалуй, помогло сообщение полиции. Или просто-напросто людям хватает других тем для размышления, помимо Тильды. Только мы с Симоном постоянно помним о ней.





СИМОН


Репортер идет по широкой улице Лас-Вегаса. Горят неоновые вывески, все казино закрыты, но американцы непрерывным потоком прибывают сюда, чтобы играть свадьбы. Главным образом молодые пары, которые хотели бы заниматься сексом, не живя в грехе.

Я закрываю этот ролик. Вижу новость о том, что люди сейчас интересуются порнографией больше, чем когда-либо. Прежде всего чтобы «сбежать от действительности», если верить опросам. Я попытался прибегнуть к этому только однажды после смерти Тильды. Не помогло. Скорее наоборот. Смотря на обнаженных девиц с испачканными потекшей тушью лицами и слушая их театральные крики и стоны, я только больше думал о Тильде, лежавшей у стекольной фабрики.

Я листаю дальше. Вижу массу снимков с вечеринки дома у Хампуса. Аманда лежит в траве и смеется. Моа и Али танцуют. Сайт смотрит прямо в камеру с кусочком льда во рту.

Я не хочу смотреть, но не могу остановиться. Все там. Никто не позвонил мне.

Я скучаю по ним. Но не знаю, смогу ли простить их.

Неужели они по-прежнему считают меня убийцей? Или я просто неприятное воспоминание? Такое, что все с удовольствием забыли бы.

В квартире тишина. Мамы уже легли спать. Они долго хихикали на кухне. Я слушал их, и меня мучила зависть. Они смогли прожить дольше, чем я. У них больше воспоминаний.

Эмма ночует у старой подруги. Я попытался связаться с Юханнесом. Нас разделяют почти пятьсот километров, но если бы мне удалось услышать его голос, я чувствовал бы себя гораздо лучше.

Мой мир уменьшился до размеров нашей квартиры. Мне вообще больше не хочется выходить на улицу. Как Люсинда выдерживает свою изолированность? Как она не сошла от нее с ума? Со мной это, кажется, вот-вот произойдет. Из всех дел мне сейчас остается только ждать, когда она позвонит и скажет, что пришел ответ на наше послание. И все равно у меня нет полной уверенности, что мы его получим.

Я листаю дальше, быстрее и быстрее. Вижу блондинку, которая сидит в гамаке и разговаривает с Амандой. Вздрагиваю, осознав, что это она.

Люсинда.

На ней парик, Аманда, похоже, смеется по поводу каких-то ее слов. Ни та, ни другая не замечают, что их фотографируют. Снимок выложил Али.

Что она там делает?

Я смотрю на фотографию. Чувствую себя преданным. Как будто Люсинда поставила их выше меня. Словно по ее вине я стал таким же одиноким, как и она.

Но я понимаю, чего, собственно, боюсь. Что по их милости она начнет сомневаться во мне.

Телефон вибрирует в моей руке. На экране имя Люсинды.

Я откашливаюсь, перед тем как ответить.

В трубке слышны музыка и смех. Звуки моей прошлой жизни. Их немного заглушает ее дыхание.

– Тебе известно, что твой дружок Хампус идиот? – говорит она вместо приветствия.

Я слышу свой собственный смех. Поняла ли она, какое облегчение я испытал?

– Да, – говорю я.

– Хорошо.

Музыка становится все тише и тише. Шум шагов по асфальту. Она уходит оттуда.

– Он позвонил, – говорит Люсинда. – Дилер Тильды.

Я встаю с дивана. Сердце словно срывается с цепи.

– Он может увидеться со мной завтра, – продолжает она. – Но Симон… он сказал, что я должна прийти одна. Иначе встреча не состоится.

Я оглядываюсь с целью убедиться, что никого нет поблизости.

– Это не стоит такого риска, – шепчу я. – Ни в коем случае. Как бы нам не хотелось найти того, кто убил Тильду.


Она не отвечает. Я слушаю ее дыхание, но потом мне становится невмоготу больше ждать.

– Либо мы сделаем это вместе, либо ничего не будет.

Люсинда вздыхает:

– О'кей. Я позвоню тебе в двенадцать часов завтра, тогда и решим, где увидимся.

Мурашки бегут по спине.

Она отключается, прежде чем я успеваю ответить. Потом я еще какое-то время сижу с телефоном в руке.





ИМЯ: ЛЮСИНДА



TELLUS № 0 392 811 002



ПОСЛАНИЕ: 0037


Я только закончила утреннее послание, когда Аманда пригласила меня на вечеринку. Сначала я, естественно, хотела сказать «нет», но потом передумала, увидев в этом шанс выяснить что-то новое. Ведь на тот момент я еще не знала, получу ли ответ от дилера Тильды, и уже отказалась от дальнейших пыток найти в Сети ее нового друга – фаната космоса.

Папа обрадовался, услышав о моих планах «встретиться со старой подругой из клуба пловцов», вероятно решив, что мы собираемся просто попить чаю и немного поболтать. Он сам отвез меня к Аманде, но, к счастью, не стал провожать до самого дома, чтобы поздороваться, поскольку, когда я пришла, Аманда была уже пьяная и вся в слезах. Ее мать ночевала у своего нового парня, и, воспользовавшись случаем, Аманда приняла несколько ее успокоительных таблеток, запив их самогоном и апельсиновым соком.

В своем письме Тильда назвала свою дружбу с Амандой и Элин ненастоящей. Но сама Аманда так явно не считала. Я поняла это уже по ее письмам Тильде. И убедилась окончательно сегодня вечером, поговорив с ней.

Вдобавок она оказалась гораздо более одинокой, чем я думала, поскольку за последнее время, помимо Тильды, лишилась и других своих близких друзей. И даже если отъезд бывшего парня якобы оставил ее равнодушной, Аманда вряд ли могла сказать то же самое о расставании с Элин, вернувшейся вместе с матерью в свой родной город. А тут еще Моа сошлась с Али, и, по словам Аманды, они «помимо вечеринок, целыми днями играют в „Скайрим“ и всячески сторонятся действительности». В такой ситуации она, естественно, стала искать им замену и явно решила проверить, не подойду ли я на данную роль. И пусть у меня и мысли не возникало соглашаться на такое, мне, в любом случае, пришлось выслушивать пьяные комплементы Аманды, от чего только все больше просыпалась жалость к ней.

Она не захотела рассказывать мне, почему рассталась с Юханнесом, но я все равно это знаю. В день футбольного матча она написала Тильде, что он признался ей в своих чувствах к Симону, и умоляла ее встретиться и поговорить с ней.

У них все перемешалось невероятным образом. Аманда влюбилась в Юханнеса, в свою очередь воспылавшего страстью к своему другу. А тот не желал видеть никого, кроме Тильды, которой вообще никто не был нужен.

Несмотря на мою нервозность по поводу вечеринки, я с облегчением покинула дом Аманды.

Мы шли к Хампусу, который жил всего лишь в нескольких кварталах. И я могу признаться тебе, что мое второе впечатление от него оказалось не лучше первого, на похоронах. Парень, похоже, еще до конца не осознал происходящее. Богатые родители явно всю жизнь учили его, что мир принадлежит таким, как он. А Фоксуорт, наверное, стала жутким разочарованием для него.

Я давно чувствовала себя одинокой. Но никогда это ощущение не было столь сильным, как сегодня вечером, в окружении людей. Казалось, я не присутствовала там по-настоящему, а по-прежнему видела все на экране.

Сейчас, когда нельзя больше купить одежду, молодежь все чаще носила вещи из родительских гардеробов, и чем старее и уродливей, тем лучше. И уже одно это произвело на меня неприятное впечатление.

А тут еще для начала они занялись забавой, которую назвали «игрой в льдинку», когда кусочек льда должен путешествовать изо рта в рот с помощью поцелуев вместе с талой водой и слюной. Я тогда чуть ли не обрадовалась моей болезни, поскольку, сославшись на нее, смогла избежать этого сомнительного удовольствия.

– Но рак ведь не заразен, – сказала Моа.

Я знала, что она изучала естественные науки, поэтому сначала приняла это за шутку. Но когда выяснилось, что она говорила всерьез, мне пришлось объяснять, что это как раз они представляли опасность для меня.

Я встретилась там и с Саитом, но не смогла разговаривать с ним спокойно, поскольку мне сразу вспомнились снимки, которые он присылал Тильде летом. И вообще я очень скоро пожалела, что решила их увидеть.

Странно было присутствовать на вечеринке трезвой. Перед приходом туда я даже подумывала расслабиться вместе со всеми. В первый и последний раз. Немного уподобиться Тильде. Но стоило мне оказаться с ними, и эта мысль сразу вылетела у меня из головы. Казалось, сам воздух там был пронизан усталостью. И по настроению все мероприятие отчасти напоминало сверхурочную работу. По-моему, никто другой не замечал этого. Они явно винили самих себя в том, что веселье не наступало. Поэтому пили больше. Орали громче. Бурно обсуждали послезавтрашний финал, болтали о том, кто пойдет к кому на вечеринку его смотреть. А когда Аманда обиделась, что они даже не упоминали женский футбол, Хампус с презрением заявил, что она начала разговаривать, как Элин.

Я попыталась завести речь о Тильде, но никто не смог сказать ничего нового. А потом Хампус отвел меня в сторону и заявил:

– Да какая разница, кто ее убил? Ей ведь все равно скоро пришлось бы умереть.

А когда я спросила его, не нужно ли тогда просто убивать людей с таким болезнями, как у меня, раз уж мы все равно стояли на пороге смерти, он просто предложил мне заткнуться. Они собрались веселиться, а не говорить о Тильде или жертвах рака.

Когда я уходила оттуда, ожил телефон Джудетт (который я взяла с собой на всякий случай). Номер не высветился, но я сразу знала, что звонил человек, снабжавший Тильду наркотиками. Представившись Сарой (это мое второе имя, так звали мою маму), я рассказала ему о своей болезни и попросила о помощи.

Он никак не назвал себя. Явно параноик, как я и думала. Когда он спросил, кто дал мне его номер, мне пришлось сослаться на Тильду.

Тем самым я, конечно, рисковала, поскольку это могло отпугнуть его. Но я знала и то, что он не будет встречаться с кем попало.

Он сказал мне приходить одной. И я обещала сделать это завтра.

Я так нервничаю, что тело словно наэлектризованное. И мне явно не удастся заснуть в эту ночь.

Но слова Хампуса еще больше убедили меня в моей правоте. Я должна выяснить, что случилось с Тильдой.