Последняя комета

ОСТАЛОСЬ 4 НЕДЕЛИ И 4 ДНЯ


Я просыпаюсь от того, что кто-то дышит мне в ухо. Влажный нос прижимается к моей щеке.

– Уходи отсюда, я хочу спать, – ворчу я и, вытягивая руку, пытаюсь оттолкнуть нависшую надо мной тушу теплой шерсти.

Бомбом облизывается. Я неохотно смотрю вверх и встречаюсь взглядом с парой больших карих глаз. Его голова закрывает мне почти все поле зрения. Шершавый язык касается моего запястья.

Осталось четыре недели и четыре дня.

Меня охватывает паника. Все мысли только об этом.

От сна не остается и следа. Мне надо встать, заняться чем-то. Это единственный способ не сойти с ума.

Сев на кровати, я чувствую, что голова разрывается от боли. Словно комета уже врезалась в мой череп. Бомбом возбужденно лает и носится кругами по комнате, хвостом сбивает стакан с прикроватной тумбочки, и я еле успеваю поднять телефон с пола за мгновение до того, как на него попадет вода.

– Успокойся, – говорю я и включаю мобильник, читаю, что написал Тильде прошлой ночью.

Я извинялся за то, что распустил сопли, но, конечно, выглядел при этом еще более жалко. «Все нормально», – ответила она. Но хорошего было мало, особенно когда она, возможно, отправила свое сообщение из кровати Саита. Сама мысль об этом задевает меня. Я с силой прижимаю ладони к лицу и держу их до тех пор, пока в глазах не появляются звездочки.



– Джудетт и я хотим поговорить с тобой.

Я опускаю руки. Стина, уже собравшись на работу, стоит в дверном проеме. Рыжеватые волосы аккуратно уложены на голове. Белый пасторский воротничок, колоратка, опоясывает шею.

– Поторопись, – говорит она и уходит.

Откинув в сторону одеяло, я чувствую запахи сигаретного дыма и хлорки. Они исходят от моих джинсов, и сейчас я понимаю, что спал в одежде, которая по-прежнему на мне. Звезды еще прыгают перед глазами, когда я встаю с постели и коленом толкаю Бомбома, заставляя его отодвинуться в сторону.

Они ждут, сидя на диване в гостиной. Судя по виду Стины, она настроена на серьезный разговор. Джудетт лишь холодно смотрит на меня. Она способна сказать взглядом больше, чем Стина своими долгими разглагольствованиями.

Вчера мы собирались пообщаться по видеосвязи с друзьями Джудетт в Доминике. Я понимаю разочарование мам. Но дело не только в том, что мне захотелось отправиться куда-то на вечеринку. Все не так просто. Я не хочу находиться дома. У меня нет ни малейшего желания сидеть здесь с ними и размышлять о смерти. Я вообще не хочу думать.

– Как самочувствие? – интересуется Стина.

– Ужасное, – отвечаю я.

– Значит ты чувствуешь себя так, как заслуживаешь, – говорит Стина и смотрит на Джудетт, ища поддержки с ее стороны.

Джудетт кладет одну ногу на другую.

– Ты вообще понимаешь, в какое неловкое положение я попала из-за того, что Марии пришлось везти тебя на полицейской машине? – ворчит она.

Стина выглядит недовольной.

– Это, пожалуй, было не худшее во всей истории.

Я туго соображаю, но сейчас все пазлы складываются воедино. Коротко постриженная женщина-полицейский. Вот почему она показалась мне знакомой. Я встречался с ней пару раз. Она играла в хоккей с мячом в одной команде с Джудетт.

– Я немного перебрал, – говорю я. – Извините.

Стина громко фыркает. Устало машет рукой, смотря на Джудетт. Но я вижу по ней, что она довольна, потому что сейчас они выступают единым фронтом. Я оказываю ей услугу, будучи трудным подростком.

Они развелись полгода назад. Стина в конце концов сняла обручальное кольцо, но, насколько мне известно, она по-прежнему таскает его в бумажнике. Она давно говорила мне, что я должен оставить в покое Тильду, но сама выглядит так же жалко, как и я.

– Ты не можешь продолжать в том же духе и болтаться где-то каждую ночь, – говорит Джудетт.

– А это играет какую-то роль?

– Конечно играет! – кричит Стина и бьют ладонью по подлокотнику дивана.

Облачко пыли взмывается в воздух и искрится в солнечных лучах.

– И какую тогда? – спрашиваю я. – Этим я уж точно не испорчу себе будущее.

– Ты же знаешь, сколько всякого дерьма сейчас творится в городе.

– Я осторожен.

Лицо Стины краснеет прямо на глазах.


– Ты же можешь попытаться понять наши чувства? – говорит она. – Тебе же прекрасно известно, что мы опять съехались, потому что никто из нас не хочет быть мамой каждую вторую неделю в последнее отведенное нам время. Но сейчас мы видим тебя меньше, чем когда-либо.

– Я не просил вас съезжаться ради меня.

Я начинаю жалеть о сказанном сразу после того, как закончил фразу. Ведь я понимаю их. Но они не понимают меня.

До них не доходит, что я скучаю по ним, но мне невыносимо сидеть дома в той искусственной атмосфере, которую они создали. У нас больше не получается нормальных разговоров, они требуют от меня слишком многого. Мы якобы должны переоценить свое прошлое, обсуждать серьезные темы, прежде чем умрем. Каждое слово должно что-то значить. Очень многое. Но это запредельно для меня.

– Надо покончить с этим сейчас, – заявляет Стина на удивление спокойным голосом. – Эмма приедет сюда через несколько дней.

Эмма. Моя сестра, которая сошла с ума, узнав о комете.

– Мике поедет навестить родителей в Эверкаликс, – продолжает Стина. – Нам надо будет оказать ей всю посильную помощь. И ей необходимы тишина и покой.

Я киваю. Смотрю в сторону. Взгляд задерживается на темно-серой стене кухни, которую я сам помогал красить. Мне вспоминается другой день, когда я стоял здесь и смотрел на нее. Это было спустя пару дней после того, как мы услышали о комете. Стена еще пахла краской, и я подумал тогда, что мы зря покрасили ее, ведь она все равно исчезнет.

– Это будет правильно, – говорит Стина мягко.

– Что именно? – интересуюсь я, стараясь сдержать слезы.

Она выглядит разочарованной. Я постоянно обманываю их ожидания.

– Я имею в виду, хорошо, что Эмма приедет домой хоть ненадолго. Нам нужно будет с максимальной пользой провести это время.

– Так что постарайся, пожалуйста, – говорит Джудетт.





ИМЯ: ЛЮСИНДА



TELLU № 392 811 002



ПОСЛАНИЕ: 0002


Ночью в Гетеборге были уличные беспорядки. Все началось со спонтанной демонстрации против введенной сейчас карточной системы, с нескольких тысяч человек, посчитавших, что «настоящие шведы» должны быть обеспечены лучше «других». Премьер-министр, естественно, не осталась в стороне и в своем выступлении снова попыталась напомнить, как нам повезло. Ведь благодаря лету у нас хватает фруктов и зелени, и так много скота на убой, что мы можем продержаться еще несколько лет.

«Но в любом случае это несправедливо, – заявила женщина из числа сидевших в телестудии демонстрантов. – Я платила налоги всю мою жизнь. Я должна получать больше, чем они».

Она имела в виду людей, родившихся не здесь, и мне захотелось крикнуть ей, что благодаря «другим» наше общество функционирует надлежащим образом. Ведь именно они составляют большинство работающих добровольно с той поры, как мы перестали использовать деньги. Они управляют поездами, развозят продукты на грузовиках, заботятся о том, чтобы у нас были вода в кранах и электричество. И не потому что эти «другие» большие праведники, просто у них здесь близкие. И они даже в такой ситуации пытаются найти свое место в обществе, а не сидят в одиночестве в ожидании конца.

Хотя, в принципе, чему тут удивляться, это же обычная ситуация для Земли. Если бы ты увидел нашу планету в том виде, как она выглядит сейчас, то не заметил бы никаких границ. Ведь в реальности всегда были просто линии на картах, но для некоторых их самомнение до сих пор зависит от того, по какую сторону границы они оказались. Я думала, что сейчас это перестанет иметь значение, но для многих все оказалось наоборот. Не для всех, конечно. Но любители поскандалить (часто не отличающиеся большим умом, что обычно связано), похоже, не успокаиваются ни при каких условиях.



Может быть, это и хорошее время, чтобы доказать, что люди могут стать лучше. Мне наверняка надо почаще напоминать об этом, хотя бы себе самой. И пусть во время катастроф всегда проявляется все лучшее и худшее, что есть в нас, большинство все же пытается жить своей обычной жизнью, насколько это возможно.

Итак, какие, собственно, события произошли со мной с тех пор, как я в последний раз давала знать о себе? Что я, как человек, сделала для собственного развития и чем смогла помочь другим? Честно говоря, я в основном спала. И смотрела фотографии моих старых друзей.

Они устроили вечеринку в бассейне этой ночью. Все выглядят гораздо моложе, чем я себя ощущаю. Горящие глаза на вспотевших загорелых лицах. В воде плавают пластиковые бутылки и окурки. И люди, которых я даже представить не могла курильщиками, позируют с сигаретами. А почему нет? В любом случае никто из них не успеет заболеть раком.

Тильда почти на всех на фотографиях. У нее по-прежнему широкие плечи и сильные руки. Мышцы проступают на спине. Трудно представить, что я когда-то тоже выглядела так подтянуто и атлетично. Но все остальное в ней изменилось. Тильда, которую я знала, вряд ли выпила хоть каплю спиртного за свою жизнь и уж точно никогда не курила. И никогда не ходила на вечеринки, потому что даже в выходные и праздники нам приходилось рано вставать и плавать. Папа говорил что, ее родители разошлись летом. Я не удивилась, услышав это, их отношения давно оставляли желать лучшего, но я не знаю, как Тильда пережила произошедшее. Я вообще не знаю ничего об ее нынешней жизни, помимо того, что вижу на этих фотографиях.

Она была моей лучшей подругой. Все мои самые важные воспоминания связаны с ней. Если бы мне понадобилось рассказать о себе, любой такой рассказ стал бы неполным, если бы в нем не оказалось Тильды.

Мы проводили так много времени в бассейне, что я могу описать каждую трещину на его дне, каждое отверстие от сучка в потолке над ним. От хлорки щипало глаза, она разъедала купальник и кожу, ее запах въедался во все. У нас было семь, восемь, девять зачастую ужасно скучных и монотонных тренировок в неделю. Плюс еще по меньшей мере одно соревнование. Но все равно я обожала плавание. Я жила ради коротких вспышек эйфории. Когда перед самым стартом заплыва от адреналина вскипает кровь. Ради тех кратких мгновений, когда все мышцы и дыхание работали как единое целое. Я лучше чувствовала себя в воде, чем на земле. Легко. Свободно. Это было чудесно.

Бассейн стал для нас с Тильдой родным домом. Без нее я никогда не начала бы плавать и уж точно не поступила бы в спортивную гимназию. Она сделала меня лучше. Наше тренер Томми говорил, что в плавании люди соревнуются сами с собой, но я всегда состязалась с Тильдой. И не играло никакой роли, что я никогда не смогла бы превзойти ее. Этого не мог и никто другой. Я, Элин, и Аманда сражались только за почетное второе место. По словам Томми, у Тильды был характер победителя. Она четко знала, чего хотела. И пусть ее цель попасть в сборную страны и выступать на Олимпийских играх выглядела нереальной, не говоря уже о том, чтобы с получить спонсорский контракт, который позволил бы нормально жить за счет спорта, я никогда не сомневалась, что она добьется своего.

Почему я рассказываю это тебе? Знаешь ли ты вообще, что такое соревнование? Бассейн? Если у тебя, конечно, есть вода.

Из моего окна видна крыша дома Тильды. Мы пробирались напрямую через сады, когда были маленькими и хотели поиграть.

Я видела ее неделю назад, когда ранним утром, мне впервые за долгое время захотелось сходить в центр. Я подумала, что уж точно не встречу никого знакомого в такое время суток, но, подойдя к рынку, услышала звуки музыки и крики. Тильда стояла у окна и целовалась с парнем, которого я никогда не видела прежде. Ее волосы рыжеватого оттенка, предмет моей зависти, когда я еще имела свои собственные, светились в лучах утреннего солнца. Макияж выглядел идеальным, и мне стало интересно, когда она научилась его делать. Мы ведь почти никогда не красились.

Элин и Аманда тоже были там. И я поспешила уйти, пока они меня не заметили.

Что означает семнадцать лет для тебя? Ты еще зеленый юнец или уже давно перешагнул порог зрелости? Можешь ты представить себе, что значит быть молодым и уже чувствовать себя старым? Быть вроде как отработанным материалом? Поймешь ли ты меня, если я скажу, что не знаю, как мне вернуться назад, потому что я уже так сильно замкнулась в себе?