Последняя комета

– Ты довольна? – спрашиваю я. – Или мне надо добавить что-то?

Люсинда не отвечает.

– Если ты думаешь, что я убил Тильду, то поступаешь очень глупо, встречаясь со мной один на один.

– Мой папа скоро придет и заберет меня, – отвечает она быстро.

Голос при этом дрожит. И, судя по звуку, у нее от страха пересохло во рту. Я уверен, что она лжет, и мне вспоминается фраза из книги Эммы о Муми-троллях:

«Представьте, как одиноко чувствуют себя те, кого все боятся».

– Лучше тебе поторопиться тогда, – говорю я, по-прежнему не глядя на нее.

Доски вибрируют от ее шагов, и вода под причалом плещется громче. Но внезапно она останавливается:

– Как на самом деле чувствовала себя Тильда?

Я оборачиваюсь. Люсинда сунула руки в карманы толстовки. Смотрит на меня с другой стороны причала.

– Как она чувствовала себя? – переспрашиваю я.

– Да.

«Все такие лицемеры».

– Тебе, пожалуй, нужно было демонстрировать свою заботу, пока она еще была жива, – говорю я.

Мне приятно видеть, как она замирает, словно получив пощечину. Да, у нее рак, но это вовсе не означает, что она святая.

– Ты же знаешь, как все обстояло, – мямлит она еле слышно. – Я болела. Не могла.

– Для Тильды это тоже было нелегко. Ее лучшая подруга умирала от рака и не хотела даже встретиться с ней.

Мы смотрим друг на друга. По автостраде вдали от нас проезжает машина.

– Почему ты считаешь, что в ту ночь она шла ко мне домой? – спрашивает Люсинда. – Что она сказала?

– Забудь. Я ошибался. Она наверняка собиралась добыть еще дерьма, которым пичкала себя.

Люсинда смотрит вниз на свою обувь.

– Неужели никто не пытался ее остановить? – бормочет она.

– Само собой я пытался!

Ком вырастает в горле. Я не собираюсь плакать. Уж точно не доставлю ей такого удовольствия.

– Она не хотела помощи от меня, – продолжаю я. – Я пытался, но нужно было пойти дальше. Поговорить с Класом и Каролин, но я боялся, что она никогда не простит меня. Думал, если я смогу вернуть ее, мне удастся заставить ее завязать. Она снова стала бы нормальной. Я бы вылечил ее любовью, а потом мы прожили бы счастливо все оставшиеся дни.

Люсинда стоит абсолютно неподвижно, пока все то, что я не осмеливался даже мысленно сформулировать для себя, изливается наружу. Как будто слова сами срываются с моих губ.

– Я хотел стать ее рыцарем, – говорю я. – Но был просто эгоистичен.

Я поднимаюсь. Иду к Люсинде. Жду, что она начнет пятиться, но она остается на своем месте. Подойдя ближе, я вижу слезы на ее лице.

– Ты можешь думать что хочешь. Это не имеет никакого значения, – продолжаю я. – Я предал ее, и так же поступила ты, и все остальные тоже.

– По-твоему, я этого не знаю? – шепчет она. – По-твоему, я не думаю об этом постоянно?

Я качаю головой. Бегом пересекаю береговую полосу. Увеличиваю скорость, начиная подниматься по склону. Стараюсь придерживаться ритма, с которым кровь пульсирует у меня на висках.





ИМЯ: ЛЮСИНДА



TELLUS № 0 392 811 002




ПОСЛАНИЕ: 0022


Симон стразу понял, чем я занималась. И если он невиновен, то, наверно, теперь меня ненавидит.

Мне трудно поверить, что он это сделал. Но если он убил Тильду, то, пожалуй, является психопатом, а такие умеют лгать. И он, вне сомнения, прав в том, что я совершила страшную глупость, встретившись с ним наедине на озере.

Дома меня ждал папа. Пришла я позднее, чем я рассчитывала, и он рассердился. «Неужели трудно понять, что я беспокоюсь, когда ты не даешь о себе знать?» – сказал он. И до меня дошло, что впервые в разговоре со мной он использовал один из штампов, свойственных родителю взрослой девицы. Нет, он, конечно, не отличается особой оригинальностью, просто я в первый раз вела себя как стереотипный подросток, который где-то шлялся дольше дозволенного.

Завтра похороны Тильды. Мне предстоит снова со всеми встретиться. Я достала черные джинсы и темно-синюю кофту с длинными рукавами. Это единственный в моем гардеробе подходящий наряд. Надо ли мне говорить, что я ужасно боюсь? Папа на полном серьезе предложил мне помедитировать, воспользовавшись в качестве пособия одним из роликов, выложенных правительством на Youtube этим летом. Порой создается впечатление, словно он совсем меня не знает.

Пока я пишу это, Миранда хлопает дверьми и кричит, что она ненавидит его. Ей хочется пойти со мной на похороны, и, по-моему, она добьется своего. Судя по этому, пожалуй, можно предположить, какой она стала бы в переходном возрасте.



P.S. Медитацией меня уже заставляли заниматься в больнице: я должна была представить, что складываю все мои беспокойства на крошечный листок и, положив его на поверхность ручья, смотрю, как он уплывает прочь.





ИМЯ: ЛЮСИНДА



TELLUS № 0 392 811 002



ПОСЛАНИЕ: 0023



ОСТАЛОСЬ 2 НЕДЕЛИ И 5 ДНЕЙ


Пока мы ехали на машине до лесной часовни, я все время думала: «Это происходит в реальности, это происходит в реальности. Скоро я снова со всеми встречусь».

Папа несколько раз спросил, выдержу ли я, и в результате мое волнение только усилилось. Спасибо ему. Еще немного, и я попросила бы его повернуть назад, и, пожалуй, точно поступила бы так, не будь со мной Миранды. При ней я не могла впасть в истерику или струсить. Кстати, я оказалась права. Она одержала верх во вчерашней ссоре.

Когда мы подъехали к часовне, я увидела, что все были одеты лучше меня, в черные платья и красивые туфли. С безукоризненными прическами вдобавок. Люди ходили по парковке и болтали между собой, словно они приехали на обычную вечеринку. И я поняла, что они собрались попрощаться не только с Тильдой, но также и друг с другом.

Мы сидели в машине и ждали, пока народа вокруг не станет меньше. Но потом зазвонил колокол на маленькой колокольне, и нам пришлось вылезать.

Все семейство Тильды стояло в крошечном вестибюле у входа. Священник тоже был там, и я испытала шок, когда поняла, почему его лицо показалось мне знакомым: он принимал участие в маминых похоронах.

Каролин обняла нас и поблагодарила за то, что мы пришли. Рядом с ней стояли ее мать и отец, готовые поддержать дочь в случае необходимости. Клас же расположился немного в стороне вместе со своим братом Андерсом и его семейством. Его я тоже обняла. И заметила серебряный крестик у него на шее. Если не считать этого то, он выглядел как обычно. По крайней мере тогда.

На кузине Тильды Молли, естественно, было такое же черное платье с белым воротником, как у ее матери Эрики. Я поинтересовалась, как им удалось добыть похожие траурные наряды, и Молли гордо заявила, что Эрика сшила их сама. Ранее я писала тебе, что видела фотографии Молли, где она выглядела уже зрелой девушкой. Однако, насколько я поняла, она осталась таким же ребенком, как и прежде. Я чувствую себя ужасно, признаваясь в этом, особенно при мысли о последующих событиях, но мне тогда сразу вспомнилось, как меня иногда просто трясло от нее. Жаль, конечно, Молли, но она слишком нервная, чересчур близко принимает все к сердцу, очень много смеется и излишне угодливая. Она боготворила Тильду. Ходила за ней как собачонка, когда они приезжали в гости. И нам даже приходилось идти на всяческие уловки, чтобы избавиться от нее.

Я, папа и Миранда вошли в освещенный солнцем зал. Его лучи, пробившись внутрь сквозь листву растущих за окнами деревьев, тенями нарисовали причудливые узоры на противоположной стене. Пожилая женщина играла на органе. Гроб Тильды был накрыт покрывалом, оставшимся у меня в памяти после похорон мамы. А сверху лежали цветы из сада Каролин. Розы и астры, названия сортов из которых я не помнила. Перед гробом стояла фотография Тильды с победной улыбкой на губах.

Среди общего шума я сразу различила голос нашего тренера. Мой слух был по-прежнему настроен на него. Слишком уж много раз мне приходилось ловить инструкции, которые Томми выкрикивал с края бассейна. Он хорошо смотрелся в своем костюме, но явно чувствовал себя в нем неловко. Я быстро нашла глазами Аманду и Элину. Остальные члены клуба наверняка тоже присутствовали, как и другие представители мира плавания, которых я раньше могла встречать на соревнованиях. Но я с трудом узнавала их, особенно парней, ведь прежде мне приходилось видеть их почти всегда только в плавках и шапочках для плавания. Стулья скрипели, когда люди оборачивались, чтобы посмотреть на меня. И я слышала, как шепот распространялся по залу. Мы сели далеко позади, и я старалась смотреть на Миранду, лишь бы не встречаться с другими взглядами. Делала вид, как будто ей нужна была помощь, хотя на самом деле она требовалась мне.

Скоро, однако, священник встал далеко впереди, и я смогла облегченно перевести дух, поскольку все повернулись в ту сторону.

Тогда я сконцентрировалась на фотографии Тильды, попыталась осознать, что именно она лежала в гробу. Мне стало интересно, как она выглядела. Скрестили ли ей руки на груди? И в каком состоянии находилось тело? Оно ведь пролежала на улице несколько дней под дождем и солнцем. Не пострадало ли от четвероногих обитателей Норры? Наверное, источало неприятный запах?

Я ненавижу свой мозг за излишнее любопытство.

Священник говорил о Тильде так, словно хорошо знал ее. Любимая дочь, популярная девушка, которую, пожалуй, ждало прекрасное будущее, умница в школе, целеустремленная в спорте. Наверное, Каролин рассказала ему о ней. Ее всхлипывания эхом отдавались в часовне. А я смотрела на склоненный затылок матери Тильды, где мелкие пушинки блестели, подобно крупицам золота в падающем от окна свете, и мне тоже хотелось расплакаться. Но я не могла. Мой мозг был заблокирован моими собственными переживаниями.

Священник рассказывал о том, как родители еще маленькой привели Тильду в секцию плавания. «Она не имела врожденного таланта, но уже тогда у нее хватало упрямства, и ей хотелось получить все значки отличия», – сказал он. Я услышала сдавленный, похожий на воркование смех Молли. Святой отец, однако, продолжил говорить, словно не заметил этого. В конце своего монолога он заявил, что Тильда считала необходимым в любом деле всегда выкладываться по полной, и призвал всех следовать ее примеру в оставшееся нам время.

Конечно же он говорил об идеальной Тильде.

И мне тогда сразу вспомнилось, что она сказала однажды после соревнований. В тот раз Тильда закончила со временем, которое для большинства из нас считалось хорошим. Но не для нее. И она чуть не довела саму себя (и, честно говоря, меня тоже) до истерики, размышляя, где допустила ошибку. Несколько часов спустя, когда, как я думала, Тильда уже успокоилась, она посмотрела на меня и сказала: «Люди говорят, что всегда надо стараться изо всех сил, только тогда якобы можно быть довольным собой. Но как определить, что выкладываешься полностью?» И я не знала, как ей ответить. Мне просто стало ее жалко.

А потом я думала об этом несколько лет.

Пока звучали псалмы, я, воспользовавшись случаем, огляделась по сторонам. Вглядывалась во все лица. Хотя на что я, собственно, надеялась? Думала, кто-нибудь будет выглядеть виноватым? Измученным угрызениями совести? Если бы все было так просто.

Текст одного из псалмов адресовался непосредственно усопшему. Он содержал строчки вроде «он ждет тебя вечером», «из вечности он назначил встречу здесь» и «есть скрытая мглой гавань, ты не видишь ее сейчас, но направляешься туда». И, слушая его, я подумала о том, что кто-то ведь ждал Тильду в темноте. Интересно, с кем она договорилась увидеться?

Когда всех затем пригласили выпить кофе в Линдгордене, папа спросил, не хочу ли я поехать вместо этого домой.