Последняя комета
Часть 25 из 68 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Взаимно
Аманда
не пропадай. обнимаю!
Люсинда
<3
Видишь, как просто прикрываться раком? Никто не задает лишних вопросов, когда я ссылаюсь на мою болезнь.
И в принципе никакой лжи. У меня действительно проблемы с иммунитетом. Но не поэтому я не собираюсь посещать похороны или поминки. Меня просто пугает сама мысль встретиться со всеми людьми, которых я избегала так долго. И я даже не знаю, имею ли право идти прощаться с Тильдой. Ведь мы с ней уже не дружили в последнее время, и ее родители меня не приглашали.
Мне стало не по себе, когда Аманда напомнила о максимализме Тильды. Я как наяву вижу ее напряженное лицо, взгляд, видевший только финиш. Тело, которое могло работать неустанно круг за кругом.
Внезапно все кажется абсолютно логичным. Если Тильда решала что-то сделать, она никогда не останавливалась на полпути. Это было ее главное достоинство, но нынешним летом оно, пожалуй, стало ее самым слабым местом.
Однажды Тильда потеряла сознание, пытаясь побить свой собственный рекорд пребывания под водой. Увидев, что она начала тонуть, я вытащила ее на поверхность. Я запаниковала тогда по-настоящему, а она даже не испугалась. Просто злилась на себя, поскольку не смогла достичь задуманного.
Сейчас мне также вспомнилось, как я и Тильда сидели на краю бассейна в перерывах между заплывами и тестировали друг у друга в знании испанских слов и событий, связанных с падением Римской империи. Ее мозг был таким же быстрым, как и тело. Я не могла за ней угнаться и там.
Тильда утешала меня, когда она победила в квалификационных заплывах и пробилась на Юношеский чемпионат Швеции, а я не могла скрыть мою зависть. «В следующий раз тебе повезет», – сказала она. Но мы обе знали, что, если это будет решаться между нами двумя, я никогда не смогу выиграть. В плавании всегда точно знаешь, насколько ты далек от своей мечты, насколько кто-то лучше тебя, и это измеряется с точностью до десятых долей секунды. И результат может сломить тебя. Хотя я никогда не отличалась такой же преданностью к плаванию, как она.
Аманда права. Для Тильды оно было важнее всего на свете. Стало чем-то вроде зависимости. Она жила соревнованиями. А потом все внезапно закончилось. Ее жизнь потеряла смысл. Она не знала, куда ей девать свою энергию. Нуждалась в новых стимулах.
Фоксуорт изменила людей так, как всего несколько месяцев назад никто и представить не мог.
Новость о том, что Клас, отец Тильды, присоединился к Истинной церкви, просто шокировала меня. Я вчера рассказывала о религии, и в данном случае речь идет о по-настоящему экстремальном варианте. Однажды, когда их представители позвонили в дверь, я сдуру открыла. Увидев, что я больна, они чуть ли ни задрожали от радости. Если верить им, Фоксуорт – знак возвращения Иисуса. Они болтали о неких родовых муках, которые надо выдержать, поскольку впереди якобы ждет новый и прекрасный мир. Обещали, что мои страдания не будут напрасными, если я только стану одной из них. Они вроде как единственные все понимали. И только их Бог любил по-настоящему.
Я и представить не могла, что Клас попадет к ним в сети. Он, казалось, вообще не имел никаких особых интересов, помимо собственной строительной фирмы и покупки всевозможного оборудования. Он позволил Каролин самой разбираться со всем остальным. По-моему, я даже никогда не слышала, чтобы он высказывал свое мнение по каким-либо вопросам. Его все устраивало, если, придя с работы, он мог спокойно лежать на диване и смотреть сериалы, пока не наступало время сна. Я обычно удивлялась, как Каролин это терпела. И у меня не укладывалось в голове, что Тильда унаследовала половину своего генотипа от отца. Однако она любила его. Интересно, какие чувства она испытала, когда он связался с Истинной церковью?
Меньше меня удивило, что дядя Тильды стал одним из ее адептов. Я ненавидела, когда Андерс и его семейка при мне приезжали в гости к родителям Тильды. Он пугал меня, когда я была маленькой, злил, когда повзрослела. Мне никогда не приходилось слышать, чтобы Андерс называл себя альфа-самцом, но он определенно относится к мужчинам, причисляющим себя к таковым. (Так называемые альфа-самцы думают, что они лучше, умнее и сильнее всех остальных, особенно женщин. На самом же деле это просто самодовольные придурки, вдобавок обожающие привлекать к себе внимание. И я просто представить не могу, кто вбил им в головы, что они являются лучшими представителями человеческой расы. Ты, наверное, уже понял из моего описания, что я их недолюбливаю. Но на то, помимо всего прочего, есть и одна серьезная причина. С исторической точки зрения они виновны в большинстве наших крупнейших проблем здесь, на Земле.) Субъект вроде Андерса никогда не признается, что он чего-то боится, даже конца света. Но само собой ему надо во что-то верить. И, конечно, для этого хорошо подходит религия, которая дает простые и прямые ответы на все вопросы и не усложняет ничего напрасно, поскольку не оставляет пространства для собственных толкований и сомнений. Как и все остальные альфа-самцы, он предпочитает идти за сильным лидером. Что, по иронии судьбы, никак нельзя назвать поведением альфы. Жену Андерса зовут Эрика. Она имеет привычку громко смеяться над дурацкими шутками своего мужа, одевается вместе с их дочерью Молли в похожие платья на Рождество и представляется как «жена Андерса». Мне кажется, Эрика присоединилась к Истинной церкви, не задумываясь. Ведь она следует за своим собственным богом по имени Андерс.
Я смотрела их страницы в социальных сетях. Ночью, когда умерла Тильда, они находились в своем божьем храме. У Класа незнакомая мне набожная улыбка. Пожалуй, Истинная церковь хорошо подходит и для него тоже. Это еще одно место, где ему не надо принимать никаких решений. Нужно просто подчиняться другим.
Но что я знаю? Наверное, они счастливы.
Кого мне жаль, так это Молли. Кузина Тильды – ровесница моей младшей сестры, и они играли порой вместе, когда были маленькими. В это трудно поверить сейчас. Миранда все еще ребенок, прямая, как спица, с длинными руками и ногами. Худая и веселая. Она по-прежнему тайком играет с Барби. Но теперь совсем перестала спать в своей собственной комнате. Молли, похоже, развивается в противоположную сторону. На фотографиях она выглядит так, словно у нее уже наступил переходный возраст. Она всегда казалась не по годам взрослой, а сейчас стала маленькой копией своей матери. Остались только детские размеры одежды. Высокая и с хорошо причесанными волосами, Молли обычно аккуратно одета, а прыщи на лбу и вокруг носа спрятаны под слоем косметики. Она явно нервничает, когда смотрит в камеру и натянуто улыбается.
Если Аманда считает Истинную церковь «жуткой», то каково тогда Молли? Даже если она выглядит зрелой, она по-прежнему ребенок, и все вокруг нее перевернулось с ног на голову. Она же только переехала сюда, в город, который, конечно, посещала часто, но где никогда не жила. Ее родители и дядя изменились довольно резко. Кузину нашли мертвой. А мир скоро перестанет существовать. Она знает, что ее смерть также не за горами.
Я не хочу больше об этом думать. Мне надо пойти и обнять Миранду.
P.S. Нужно связаться с Каролин. Но я понятия не имею, что ей сказать.
СИМОН
Мама Джудетт заставляет меня вернуться к реальности. Она приказывает Бомбому запрыгнуть ко мне на кровать, и на этот раз он не колеблется.
– Бомбом! Хочешь прогуляться? – интересуется она рьяно, вызывая у него бурю восторга.
Он тявкает радостно, топчется по постели, пока я не встаю, чтобы меня не затоптали. Джудетт бросает мне поводок и просит сходить с ним на улицу, а потом отвезти Стину на работу, поскольку Эмме после обеда понадобится ее автомобиль.
Я немного гуляю с Бомбомом по парку. Я очень долго лежал без движения – тело словно немного чужое. Когда мы возвращаемся домой, я впервые за несколько дней принимаю душ. Однако даже под теплыми струями воды мне не удается избавиться от ощущения нереальности происходящего. Немного позднее я отправляюсь со Стиной в путь. Мир за ветровым стеклом машины кажется не более чем декорацией. Я натягиваю кепку почти на глаза, не хочу ни с кем встречаться взглядами, но время от времени создается ощущение, словно обгоняющие нас автомобили сбрасывают скорость.
Мы минуем поворот на Норра Портен. Я таращусь прямо вперед, но уголком глаза все равно вижу бирюзовый фасад стекольной фабрики.
– Симон, – говорит Стина. – Ты не мог бы поговорить со мной?
– О чем?
– Ты знаешь.
Она поправляет свои очки. Они все еще немного перекошены после того, как она заснула в моей кровати.
Я проезжаю по старому мосту через железную дорогу, и мы движемся по окраине утопающего в зелени района вилл. По другую сторону домов тянется лес. Старая церковная колокольня возвышается над верхушками деревьев.
– Тебе в церковь или в Линдгорден? – спрашиваю я.
– В Линдгорден.
Дальше мы едем в полной тишине. Стина не решается заговорить на интересующую ее тему, а я вообще не настроен болтать. Вскоре позади остается поворот к маленькой лесной часовне, где должно состояться прощание с Тильдой. Меня не пригласили. Я звонил и Класу, и Каролин, но не получил ответа. Пожалуй, они тоже считают меня убийцей.
Но это не должно играть никакой роли. Скоро ведь мы все все равно погибнем.
Я крепче вцепляюсь в руль. Если сейчас расплачусь, Стина не оставит меня в покое. Машина, кажется, сжимается вокруг нас. Мы словно замурованы в консервной банке.
Лес резко заканчивается, и я вижу оштукатуренную и покрашенную в белый цвет церковь, которая стоит здесь с девятнадцатого века. Между надгробьями растет высокая трава, но ведущую к входу гравийную дорожку явно недавно привели в порядок граблями. Я еду дальше к Линдгордену. Скоро мы будем на месте. Скоро я смогу вернуться домой и снова лечь в кровать.
Чем ближе мы подъезжаем к низкому кирпичному приходскому дому, тем больше машин стоит по краям дороги. Все места на парковке заняты. Удивительно.
– Я никогда не видел здесь так много народа, – говорю я и сбрасываю скорость.
– Надо же, – бормочет Стина и довольно улыбается. – Примерно о чем-то таком я и мечтала, когда училась на священника.
Старик в джинсовой рубашке вылезает из стоящего перед нами автомобиля и активно жестикулирует. Несколько находящихся на парковке пенсионеров громко смеются и машут ему в ответ. Я вижу семьи с детьми и дам среднего возраста, похоже, специально нарядившихся ради этой поездки. Учитель математики Ролф, рассказавший нам о комете, курит у входных дверей.
– Они верят в бога? – спрашиваю я.
– Многие из них хотят сейчас покреститься… на всякий случай, – говорит Стина и улыбается снова. – Но им не обязательно верить. Церковь должна быть открыта для всех.
– Но если они не верят, что тогда делают здесь?
– Людям необходимы контакты с другими. Общение. По-моему, психотерапевтические группы помогают лучше всего. Многие приезжают сюда по одному, но я вижу просто фантастические встречи тех, кто никогда не знал друг друга раньше.
– Тебя послушать, так в комете даже есть что-то хорошее.
– Нет. Естественно, нет. Но… мне бы хотелось, чтобы люди были такими в прошлом.
Я смотрю в зеркало заднего вида на группу мамаш с колясками, которые проходят за нашей машиной. Интересно, были ли они знакомы, пока не начали ходить сюда?
– Ныне люди раскрывают другим душу так, как они никогда не позволяли себе прежде, – продолжает Стина. – Часто даже забывают старую вражду. Просят прощение и получают его. Они хотят облегчить свою совесть.
Мне становится любопытно, хочет ли того же убийца Тильды.
Смог бы я получить его или ее признание, если бы знал, кто это был?
– А тебе не слишком трудно постоянно говорить о смерти? – спрашиваю я.
– Таких разговоров не столь много, как может показаться. Мы больше разговариваем о жизни и как найти ее смысл в оставшееся время.
Слезы подступают к глазам. Несколько раз я с силой моргаю.
– И что ты говоришь им? В чем смысл жизни?
Стина едва заметно улыбается:
– Я главным образом стараюсь слушать. Именно это сейчас людям нужно.
– Но что-то тебе надо отвечать? Это же твоя работа.
– Я не могу никому рассказывать, в чем смысл их жизней. Но могу помочь им понять самим, в чем он, собственно, состоит. И ответ чаще всего в том… что люди в таких ситуациях вспоминают о тех, кого они считают наиболее близкими. Вспомни обо всех попытках позвонить родственникам из падающих самолетов или из башен-близнецов в Нью-Йорке.
У меня возникает подозрение, что она сейчас говорит о нас. О нашей семье. Что нам необходимо держаться вместе. Но я не могу думать не о ком ином, кроме Тильды. Вся наша планета напоминает сейчас падающий воздушный лайнер, и я не был ей нужен так, как она была нужна мне.
– О'кей. Позвони, когда нужно будет ехать, – говорю я.
Стина отстегивает ремень безопасности и вешает сумку на плечо. Однако она продолжает сидеть в машине. Вытягивает вперед руку. Осторожно, словно опасаясь, что я попытаюсь сбежать. А мне едва удается подавить желание именно это и сделать.
Она торопливо гладит меня по щеке:
– Мне тоже не хватает Тильды. Я ужасно ее любила. А она любила тебя.
– Недостаточно, – бормочу я. – Иначе не решила бы порвать со мной.
– Ты много значил для нее. Я знаю это.
Аманда
не пропадай. обнимаю!
Люсинда
<3
Видишь, как просто прикрываться раком? Никто не задает лишних вопросов, когда я ссылаюсь на мою болезнь.
И в принципе никакой лжи. У меня действительно проблемы с иммунитетом. Но не поэтому я не собираюсь посещать похороны или поминки. Меня просто пугает сама мысль встретиться со всеми людьми, которых я избегала так долго. И я даже не знаю, имею ли право идти прощаться с Тильдой. Ведь мы с ней уже не дружили в последнее время, и ее родители меня не приглашали.
Мне стало не по себе, когда Аманда напомнила о максимализме Тильды. Я как наяву вижу ее напряженное лицо, взгляд, видевший только финиш. Тело, которое могло работать неустанно круг за кругом.
Внезапно все кажется абсолютно логичным. Если Тильда решала что-то сделать, она никогда не останавливалась на полпути. Это было ее главное достоинство, но нынешним летом оно, пожалуй, стало ее самым слабым местом.
Однажды Тильда потеряла сознание, пытаясь побить свой собственный рекорд пребывания под водой. Увидев, что она начала тонуть, я вытащила ее на поверхность. Я запаниковала тогда по-настоящему, а она даже не испугалась. Просто злилась на себя, поскольку не смогла достичь задуманного.
Сейчас мне также вспомнилось, как я и Тильда сидели на краю бассейна в перерывах между заплывами и тестировали друг у друга в знании испанских слов и событий, связанных с падением Римской империи. Ее мозг был таким же быстрым, как и тело. Я не могла за ней угнаться и там.
Тильда утешала меня, когда она победила в квалификационных заплывах и пробилась на Юношеский чемпионат Швеции, а я не могла скрыть мою зависть. «В следующий раз тебе повезет», – сказала она. Но мы обе знали, что, если это будет решаться между нами двумя, я никогда не смогу выиграть. В плавании всегда точно знаешь, насколько ты далек от своей мечты, насколько кто-то лучше тебя, и это измеряется с точностью до десятых долей секунды. И результат может сломить тебя. Хотя я никогда не отличалась такой же преданностью к плаванию, как она.
Аманда права. Для Тильды оно было важнее всего на свете. Стало чем-то вроде зависимости. Она жила соревнованиями. А потом все внезапно закончилось. Ее жизнь потеряла смысл. Она не знала, куда ей девать свою энергию. Нуждалась в новых стимулах.
Фоксуорт изменила людей так, как всего несколько месяцев назад никто и представить не мог.
Новость о том, что Клас, отец Тильды, присоединился к Истинной церкви, просто шокировала меня. Я вчера рассказывала о религии, и в данном случае речь идет о по-настоящему экстремальном варианте. Однажды, когда их представители позвонили в дверь, я сдуру открыла. Увидев, что я больна, они чуть ли ни задрожали от радости. Если верить им, Фоксуорт – знак возвращения Иисуса. Они болтали о неких родовых муках, которые надо выдержать, поскольку впереди якобы ждет новый и прекрасный мир. Обещали, что мои страдания не будут напрасными, если я только стану одной из них. Они вроде как единственные все понимали. И только их Бог любил по-настоящему.
Я и представить не могла, что Клас попадет к ним в сети. Он, казалось, вообще не имел никаких особых интересов, помимо собственной строительной фирмы и покупки всевозможного оборудования. Он позволил Каролин самой разбираться со всем остальным. По-моему, я даже никогда не слышала, чтобы он высказывал свое мнение по каким-либо вопросам. Его все устраивало, если, придя с работы, он мог спокойно лежать на диване и смотреть сериалы, пока не наступало время сна. Я обычно удивлялась, как Каролин это терпела. И у меня не укладывалось в голове, что Тильда унаследовала половину своего генотипа от отца. Однако она любила его. Интересно, какие чувства она испытала, когда он связался с Истинной церковью?
Меньше меня удивило, что дядя Тильды стал одним из ее адептов. Я ненавидела, когда Андерс и его семейка при мне приезжали в гости к родителям Тильды. Он пугал меня, когда я была маленькой, злил, когда повзрослела. Мне никогда не приходилось слышать, чтобы Андерс называл себя альфа-самцом, но он определенно относится к мужчинам, причисляющим себя к таковым. (Так называемые альфа-самцы думают, что они лучше, умнее и сильнее всех остальных, особенно женщин. На самом же деле это просто самодовольные придурки, вдобавок обожающие привлекать к себе внимание. И я просто представить не могу, кто вбил им в головы, что они являются лучшими представителями человеческой расы. Ты, наверное, уже понял из моего описания, что я их недолюбливаю. Но на то, помимо всего прочего, есть и одна серьезная причина. С исторической точки зрения они виновны в большинстве наших крупнейших проблем здесь, на Земле.) Субъект вроде Андерса никогда не признается, что он чего-то боится, даже конца света. Но само собой ему надо во что-то верить. И, конечно, для этого хорошо подходит религия, которая дает простые и прямые ответы на все вопросы и не усложняет ничего напрасно, поскольку не оставляет пространства для собственных толкований и сомнений. Как и все остальные альфа-самцы, он предпочитает идти за сильным лидером. Что, по иронии судьбы, никак нельзя назвать поведением альфы. Жену Андерса зовут Эрика. Она имеет привычку громко смеяться над дурацкими шутками своего мужа, одевается вместе с их дочерью Молли в похожие платья на Рождество и представляется как «жена Андерса». Мне кажется, Эрика присоединилась к Истинной церкви, не задумываясь. Ведь она следует за своим собственным богом по имени Андерс.
Я смотрела их страницы в социальных сетях. Ночью, когда умерла Тильда, они находились в своем божьем храме. У Класа незнакомая мне набожная улыбка. Пожалуй, Истинная церковь хорошо подходит и для него тоже. Это еще одно место, где ему не надо принимать никаких решений. Нужно просто подчиняться другим.
Но что я знаю? Наверное, они счастливы.
Кого мне жаль, так это Молли. Кузина Тильды – ровесница моей младшей сестры, и они играли порой вместе, когда были маленькими. В это трудно поверить сейчас. Миранда все еще ребенок, прямая, как спица, с длинными руками и ногами. Худая и веселая. Она по-прежнему тайком играет с Барби. Но теперь совсем перестала спать в своей собственной комнате. Молли, похоже, развивается в противоположную сторону. На фотографиях она выглядит так, словно у нее уже наступил переходный возраст. Она всегда казалась не по годам взрослой, а сейчас стала маленькой копией своей матери. Остались только детские размеры одежды. Высокая и с хорошо причесанными волосами, Молли обычно аккуратно одета, а прыщи на лбу и вокруг носа спрятаны под слоем косметики. Она явно нервничает, когда смотрит в камеру и натянуто улыбается.
Если Аманда считает Истинную церковь «жуткой», то каково тогда Молли? Даже если она выглядит зрелой, она по-прежнему ребенок, и все вокруг нее перевернулось с ног на голову. Она же только переехала сюда, в город, который, конечно, посещала часто, но где никогда не жила. Ее родители и дядя изменились довольно резко. Кузину нашли мертвой. А мир скоро перестанет существовать. Она знает, что ее смерть также не за горами.
Я не хочу больше об этом думать. Мне надо пойти и обнять Миранду.
P.S. Нужно связаться с Каролин. Но я понятия не имею, что ей сказать.
СИМОН
Мама Джудетт заставляет меня вернуться к реальности. Она приказывает Бомбому запрыгнуть ко мне на кровать, и на этот раз он не колеблется.
– Бомбом! Хочешь прогуляться? – интересуется она рьяно, вызывая у него бурю восторга.
Он тявкает радостно, топчется по постели, пока я не встаю, чтобы меня не затоптали. Джудетт бросает мне поводок и просит сходить с ним на улицу, а потом отвезти Стину на работу, поскольку Эмме после обеда понадобится ее автомобиль.
Я немного гуляю с Бомбомом по парку. Я очень долго лежал без движения – тело словно немного чужое. Когда мы возвращаемся домой, я впервые за несколько дней принимаю душ. Однако даже под теплыми струями воды мне не удается избавиться от ощущения нереальности происходящего. Немного позднее я отправляюсь со Стиной в путь. Мир за ветровым стеклом машины кажется не более чем декорацией. Я натягиваю кепку почти на глаза, не хочу ни с кем встречаться взглядами, но время от времени создается ощущение, словно обгоняющие нас автомобили сбрасывают скорость.
Мы минуем поворот на Норра Портен. Я таращусь прямо вперед, но уголком глаза все равно вижу бирюзовый фасад стекольной фабрики.
– Симон, – говорит Стина. – Ты не мог бы поговорить со мной?
– О чем?
– Ты знаешь.
Она поправляет свои очки. Они все еще немного перекошены после того, как она заснула в моей кровати.
Я проезжаю по старому мосту через железную дорогу, и мы движемся по окраине утопающего в зелени района вилл. По другую сторону домов тянется лес. Старая церковная колокольня возвышается над верхушками деревьев.
– Тебе в церковь или в Линдгорден? – спрашиваю я.
– В Линдгорден.
Дальше мы едем в полной тишине. Стина не решается заговорить на интересующую ее тему, а я вообще не настроен болтать. Вскоре позади остается поворот к маленькой лесной часовне, где должно состояться прощание с Тильдой. Меня не пригласили. Я звонил и Класу, и Каролин, но не получил ответа. Пожалуй, они тоже считают меня убийцей.
Но это не должно играть никакой роли. Скоро ведь мы все все равно погибнем.
Я крепче вцепляюсь в руль. Если сейчас расплачусь, Стина не оставит меня в покое. Машина, кажется, сжимается вокруг нас. Мы словно замурованы в консервной банке.
Лес резко заканчивается, и я вижу оштукатуренную и покрашенную в белый цвет церковь, которая стоит здесь с девятнадцатого века. Между надгробьями растет высокая трава, но ведущую к входу гравийную дорожку явно недавно привели в порядок граблями. Я еду дальше к Линдгордену. Скоро мы будем на месте. Скоро я смогу вернуться домой и снова лечь в кровать.
Чем ближе мы подъезжаем к низкому кирпичному приходскому дому, тем больше машин стоит по краям дороги. Все места на парковке заняты. Удивительно.
– Я никогда не видел здесь так много народа, – говорю я и сбрасываю скорость.
– Надо же, – бормочет Стина и довольно улыбается. – Примерно о чем-то таком я и мечтала, когда училась на священника.
Старик в джинсовой рубашке вылезает из стоящего перед нами автомобиля и активно жестикулирует. Несколько находящихся на парковке пенсионеров громко смеются и машут ему в ответ. Я вижу семьи с детьми и дам среднего возраста, похоже, специально нарядившихся ради этой поездки. Учитель математики Ролф, рассказавший нам о комете, курит у входных дверей.
– Они верят в бога? – спрашиваю я.
– Многие из них хотят сейчас покреститься… на всякий случай, – говорит Стина и улыбается снова. – Но им не обязательно верить. Церковь должна быть открыта для всех.
– Но если они не верят, что тогда делают здесь?
– Людям необходимы контакты с другими. Общение. По-моему, психотерапевтические группы помогают лучше всего. Многие приезжают сюда по одному, но я вижу просто фантастические встречи тех, кто никогда не знал друг друга раньше.
– Тебя послушать, так в комете даже есть что-то хорошее.
– Нет. Естественно, нет. Но… мне бы хотелось, чтобы люди были такими в прошлом.
Я смотрю в зеркало заднего вида на группу мамаш с колясками, которые проходят за нашей машиной. Интересно, были ли они знакомы, пока не начали ходить сюда?
– Ныне люди раскрывают другим душу так, как они никогда не позволяли себе прежде, – продолжает Стина. – Часто даже забывают старую вражду. Просят прощение и получают его. Они хотят облегчить свою совесть.
Мне становится любопытно, хочет ли того же убийца Тильды.
Смог бы я получить его или ее признание, если бы знал, кто это был?
– А тебе не слишком трудно постоянно говорить о смерти? – спрашиваю я.
– Таких разговоров не столь много, как может показаться. Мы больше разговариваем о жизни и как найти ее смысл в оставшееся время.
Слезы подступают к глазам. Несколько раз я с силой моргаю.
– И что ты говоришь им? В чем смысл жизни?
Стина едва заметно улыбается:
– Я главным образом стараюсь слушать. Именно это сейчас людям нужно.
– Но что-то тебе надо отвечать? Это же твоя работа.
– Я не могу никому рассказывать, в чем смысл их жизней. Но могу помочь им понять самим, в чем он, собственно, состоит. И ответ чаще всего в том… что люди в таких ситуациях вспоминают о тех, кого они считают наиболее близкими. Вспомни обо всех попытках позвонить родственникам из падающих самолетов или из башен-близнецов в Нью-Йорке.
У меня возникает подозрение, что она сейчас говорит о нас. О нашей семье. Что нам необходимо держаться вместе. Но я не могу думать не о ком ином, кроме Тильды. Вся наша планета напоминает сейчас падающий воздушный лайнер, и я не был ей нужен так, как она была нужна мне.
– О'кей. Позвони, когда нужно будет ехать, – говорю я.
Стина отстегивает ремень безопасности и вешает сумку на плечо. Однако она продолжает сидеть в машине. Вытягивает вперед руку. Осторожно, словно опасаясь, что я попытаюсь сбежать. А мне едва удается подавить желание именно это и сделать.
Она торопливо гладит меня по щеке:
– Мне тоже не хватает Тильды. Я ужасно ее любила. А она любила тебя.
– Недостаточно, – бормочу я. – Иначе не решила бы порвать со мной.
– Ты много значил для нее. Я знаю это.