Последняя из своего рода

Кадари дослушал до конца, но выражение лица у него… О, если бы он мог, приготовил бы для меня личный ад в милом мрачном подземелье. Еще бы — я потребовала от них всех клятву, которую невозможно обойти или нарушить. Савэто, Равновесие на языке Древних, не было богом или богиней, духом или демоном. Скорее это можно было назвать живым воплощение законов природы, существующим одновременно во всех материальных мирах. И оно было сильнее всех вместе взятых духов и демонов, богов и богинь. Даже Властелин, творец миров, не спорил с силой Равновесия…

— Мы не можем на такое пойти, — сказал пожилой кадари, стоило мне замолчать. — Это немыслимо!

— Тогда ваш предводитель умрет! — мое заявление, наполненное искренней радостью, вызвало у посланника гримасу боли. И я поняла: в конце концов они согласятся, как бы ни упирались и не пытались торговаться, согласятся на все условия. Стинн ар-Гор был слишком важен для своих сокланников.

Кем он являлся? Их принцем? Носителем уникальных магических способностей, которые еще не успел передать по наследству? Сыном верховного жреца?

Хотя не все ли равно? Главное — он был нашем шансом вырваться отсюда невредимыми.

Кадари спорили…

Кадари проклинали…

Кадари прожигали нас ненавидящими взглядами…

Кадари согласились.

В воздухе повис сияющий алый шар — материальное воплощение Савэто. Клятва была принята, причем кара за ее неисполнение грозила только кадари. Но если у меня не получится снять заклятие сна, клятва просто не подействует, а кадари с радостью начнут нас убивать.

Я наклонилась к Стинну, всматриваясь в его лишенное красок лицо. Не знала — решила бы, что этот кадари уже мертв. Но Искра магии еще билась, то совсем слабея, то трепыхаясь с яркостью светлячка. Что же я такое с ним сделала?

Мервин стоял рядом, смотрел настороженно. По-моему, он больше боялся пробуждения демона, чем нападения кадари.

Я перебирала в памяти руны, которые могла бы сейчас использовать, и думала. В прошлый раз взимать плату за пользование руны Древних явилась тварь Бездны и случилось это примерно через четырнадцать часов после создания руны. Если очередная тварь придет сюда, в этот снежный мир, ничего съедобного, кроме кадари, ей не достанется... Пусть.

Руны — какую выбрать? Можно было попробовать руну Эль, призывающую сознание вернуться в тело. Или руну Шиях — возвращающую заблудившегося в чужих снах. Или Ми-тэ, Искушение Жизнью…

Краем глаза я уловила движение и повернулась — единорожку стало скучно, он выбрался из дома и теперь подкрадывался ко мне, любопытно блестя желтыми глазами. Поняв, что хозяйка за самоуправство не сердится, одним прыжком преодолел разделяющее нас расстояние и довольно уткнулся мордочкой мне в юбку.

— Что это значит?!! — сколько гнева было в голосе посланника, когда трясущейся рукой он указывал на льнущее ко мне существо! Лицо кадари опасно побагровело: — Ты… ашши-хун-рче… Ты, ведьма… Каким проклятым колдовством ты сумела подчинить нашего стража?!!

— Замолчи! — я с любопытством посмотрела на Мервина, которого, судя по интонации, кадари сильно разозлил. Должно быть, непонятные мне слова в приличном обществе не произносили. — Не смей оскорблять мою спутницу, изгнанник! Или и ты, и твой драгоценный ар-Гор подохнете от яда стража.

Яд стража — как же мне понравилась эта идея.

Да, снять со Стинна заклятие сна и отравить при этом было заманчиво. Жаль только, что в таком случае клятва Савэто не начнет действовать. Чем она была плоха и хороша одновременно, и чем отличалась от других клятв — суть ее относилась к духу, а не к букве. Снятие заклятие сна для кадари означало спасение ар-Гора, и это же оно означало для Савэто. Если, помогая, я наврежу в ином… Что ж, я позволю этому кадари выжить. Все равно народу изгнанников недолго осталось осквернять Бездну.

Тем временем седой кадари всю ненависть, предназначавшуюся мне, перенес на Мервина, и теперь покрывал его проклятиями на своем языке. Таирт, что интересно, отвечал на том же наречии и с не меньшим накалом. Странно, что они еще не начали перекидываться заклятиями.

— Так мне будить вашего спящего красавца, или уже не надо? — поинтересовалась я. Лицо кадари перекосило — только сейчас он сподобился вспомнить о лежащем на снегу юноше с восковым лицом. Парламентер судорожно проглотил очередное проклятие и кивнул.

— То есть будить? — любезно уточнила я.

— Да! — ах, как бы было мило, если бы старичка прямо сейчас хватил удар.

Так все же, какой вариант рун мне следовало использовать? Или все три сразу? Не-ет, тогда беднягу ар-Гора просто разорвет. Сегодня я буду доброй… почти.

Руна Ми-тэ.

Я рисовала ее кровью. Конечно же, не своей, — один из молодых кадари вызвался побыть донором.

Выводя причудливые завитушки, я почувствовала, как голове возникает знакомый-незнакомый мотив, и начала тихонько его мурлыкать. Кадари-донор вздрогнул и попытался выдернуть у меня свою разрезанную ладонь, которую я приспособила вместо чаши под его же кровь. Я не отпустила, посмотрела укоризненно в его глаза, широко распахнутые от страха:

— В чем дело, изгнанник? Ты больше не хочешь помогать?

— Ты поешь песню Бездны, — прошептал он едва слышно.

Разве можно было говорить о таких вещах? Ведь мой эль-эро мог услышать и расстроиться, он был всего лишь простым смертным и многого не понимал.

— Тебе показалось, — ответила я кадари так же тихо, продолжая смотреть ему прямо в глаза и глубже, туда, где у смертных живет память и где горит Искра. Стоило мне пожелать — и она погаснет. Захочу — в одно мгновение, захочу — через несколько дней. Так сладко было знать, что жизнь кадари в моей власти и может оборваться в любой момент.

— Риэль, что случилось? — нотки, появившиеся в голосе Мервина, мне не понравились. Он хотел вновь меня усыпить? Нет, мой милый эль-эро, спать мне не понравилось.

— Не знаю, зачем нужно было вызваться добровольцем, а потом струсить в середине ритуала! — воскликнула я, вплетая в интонацию раздражение, недовольство и презрение.

— Я вовсе не боюсь! — я изменила его память и молодой кадари уже не знал, отчего пытался выдернуть у меня ладонь, но само действие задержалось в сознании. Краска стыда залила его бледное лицо — кадари был еще совсем юн, ровесник моему смертному телу.

— Руническая магия не принесет тебе вреда, — начала я объяснять покровительственным тоном. — Твоя кровь является лишь проводником для…

— Я все это знаю! — возмущенно прервал меня кадари. Украдкой я бросила взгляд на Мервина — таирт усмехался, жесткие складки, собравшиеся было возле рта, разгладились. Хорошо. Очень хорошо, дорогой мой эль-эро, тебе совсем не нужно было в чем-то меня подозревать. Чем дольше я останусь свободной от твоих пут, тем больше вспомню и сумею сохранить к нужному часу.

Стинн открыл глаза и сонным взглядом обвел все вокруг, остановился на мне и сморщил лоб, пытаясь вспомнить. Я поднялась, отряхнула прилипший к юбке снег:


— Условия договора выполнены?

Седой кадари медленно кивнул. Я улыбнулась уголками губ — на самом деле мне не нужен был его ответ, я и так знала, что клятва начала действовать и у всех кадари, кроме Стинна, на правом запястье появилось маленькое красное пятно, знак Савэто. Исчезнет оно только после их смерти.

— Тогда уходите.

Кадари помогли встать Стинну ар-Гору, все еще толком не пришедшему в себя, и повели вглубь леса. Никто не смотрел в мою сторону. Боялись не совладать с искушением? Думаю, им очень хотелось проверить, успеют ли испепелить меня на месте до того, как Савэто покарает их за нарушение клятвы.

— Думаю, нам тоже не стоит задерживаться, — пока я провожала взглядом уходящих кадари, Мервин успел открыть Врата. — Риэль, пора.

Здесь, в материальном мире, в компании стража, мне бы потребовалось еще двенадцать часов, чтобы полностью снять все ограничения, наложенные таиртом. У моего смертного эль-эро оказалась очень сильная магия, странно знакомая и незнакомая одновременно. В Бездне же, куда мы направлялись, для снятия нитей подчинения должно было хватить и часа — которого у меня не будет.

Но сейчас собственная свобода волновала меня мало. Странный храм с беловолосыми жрецами, умеющими бороться с одержимостью, храм, куда Мервин стремился меня привести. Как смертному удалось отыскать это место, когда ни я, ни мои Братья не могли?

— В чем дело? — Мервин начал хмуриться. Я виновато улыбнулась и подошла к нему. Бросила мимолетный взгляд на стража, провожающего меня умоляющим взглядом прекрасных янтарных глаз. Милый зверек. Я почти предложила взять единорожка с собой, но вовремя спохватилась: исходя от Риэль, эта идея будет выглядеть неуместно.

В реальном мире страж молчал, но в верхнем слое Сеят, который мне уже стал немного доступен, слышался его слабый плач.

— С ним мы ничего делать не будем? — я показала на единорожка, жмущегося к моим коленям.

— Нет.

Стоило мне подойти к Мервину, и он крепко сжал мое правое запястье. Боялся, что сбегу? Растворюсь в пустоте во время перехода? Хотя вполне может быть, что и боялся.

Как бы он это ни отрицал, но он мой эль-эро, а ни один эль-эро не расстанется со своей половиной добровольно.

Вернуться домой было так славно. Нигде не было земли, сковывающей движения, мешающей взлететь. Со всех сторон — только небо, пылающее звездами. Самое первое волшебство, созданное Властелином, — сама Бездна. Мы скользили сквозь нее в ту часть, где хотел оказаться Мервин, и с каждым проходящим мгновением я чувствовала, как одна за другой растворялись нити подчинения. Их все еще оставалось слишком много, но постепенно я становилась сильнее, становилась собой…

...пока путь не подошел к концу, и мы не оказались на одном из бесчисленных мертвых островов, плывущих в пустоте.

Казалось сперва, будто мы были там одни, но прошло мгновение, второе — и я увидела их, спешащих к нам, спешащих ко мне. На первый взгляд показалось, что это мои Братья — обитатели этого места были также красивы, также светлы и наполнены бессмертной Силой. Вот только Сила их казалось иной, исходящей из чужого источника.

Одну за другой они накидывали на меня сети подчинения и сна, а я могла только смотреть в эти прекрасные холодные лица, теряя себя, не в силах сопротивляться, а в моей голове повторялась единственная мысль:

«Это они, Потерянные Дети Властелина».





Глава 7




— Ты помнишь, что с тобой было? — первым делом спросил Мервин, когда я очнулась.

Я не ответила. Просто лежала, глядя в резной потолок...

Помнила ли я? Конечно, я помнила. До мельчайшей детали, до последнего завитка руны, которую рисовала чужой кровью и которую никогда прежде не видела. Я помнила услышанный не слухом, а сознанием жалобный полувой-полуплач единорожка, умолявшего хозяйку не уходить. Помнила свои мысли о будущем уничтожении целого народа. Свою радость и предвкушение этого события. Помнила разговор с Отцом существа, поселившегося в моей душе… кем бы Она и Он ни были.

Я помнила, но не понимала. Вернее, не хотела понимать.

— Райша, пожалуйста, это важно, — Мервин сел на край постели, взял мою руку, прижал к своей щеке, потом легко коснулся внутренней стороны ладони губами. — Прошу тебя.

— Ты можешь быть ласковым, только когда тебе от меня что-то надо! — я повернулась на бок, чтоб удобней было обвиняюще смотреть в глаза таирту.

Мервин выглядел серьезно сбитым с толку:

— Риэль, — начал он, — я ничего не пытаюсь… — после чего спохватился, встряхнул головой: — Я жду.

— Да, помню, — я вновь посмотрела на потолок и со вздохом уточнила, — я помню все, что было.

Молчание, долгое и задумчивое.

— Это необычно. — Мервин, мысли которого были явно далеко, рассеянно провел ладонью по моим волосам. — Очень необычно, — продолжил таирт. — Жертвы демона, те немногие, кому повезло освободиться, не помнят своих действий начиная с первого момента одержимости.

— Может быть, это потому, что у меня не демон, а демоница?

— А они различаются? — судя по интонации, Мервин удивился. Я улыбнулась, но взгляд от потолка не отвела.

— Вполне различаются... А еще она часто вспоминала Братьев.

— Других демонов?