Последняя из своего рода

— А ты знаешь, — Мервин сел и начал, не глядя на меня, растирать запястья, — знаешь, почему двусущных предпочитали убивать в полнолунье?

— Нет, — я пожала плечами. Никогда не задумывалась об этой детали.

— Луна нашего мира враждебна оборотням, — сказал Мервин глухо. — В такую ночь, если тело двусущного умирает, его душа отторгается от духовного мира. Луна, воплощенная эль-Хандэ, не дает душе вернуться домой для перерождения, не позволяет даже уйти в Бездну. Умерший обречен вечно скитаться в ненавистном чужом мире, без надежды на спасение. Для двусущного лучше любые муки в смертном теле, чем смерть под светом полной луны.

— Старое суеверие, — возразила я больше из упрямства.

Таирт не ответил.

— Все, ты свободен, — я поднялась на ноги, брезгливо отряхивая руки от остатков чужой магии, которая ощущалась как липкая паутина. — Мы можем идти.

Мервин внешне никак не отреагировал, но я ощутила пробуждение первого слоя Нитей в его эррэ. Потом он поднял голову, черные глаза впились в меня; в пронзительной интенсивности взгляда не было ничего доброго.

— А ты ничего не чувствуешь? — таирт не торопился вставать. — Не ощущаешь в себе странного?

Я недоумевающе посмотрела на него. Странного? Не было ничего странного. Что за глупый вопрос?

— В чем дело, Мервин? — я нахмурилась. Мне не нравился его взгляд — словно таирт смотрел и не на меня вовсе, а на кого-то чужого. Словно я для него — новая неприятность, а вовсе не спасительница.

— Ты мог хотя бы поблагодарить меня, — я сказала обиженно, — а не загадывать загадки.

— Прошу прощения, принцесса, — губы таирта скривились в гротескном подобии улыбки. — В плену я растерял все манеры.

Он поднялся на ноги, сделал шаг к выходу, потом замер. Поднял руку в поиске опоры, но стена палатки находилась дальше…. И молча начал заваливаться на землю. Я подбежала, подхватила его, не давая упасть.

— Мервин, ты… да что с тобой такое?!!

Таирт не ответил. Его лицо посерело, глаза закатились. Я осторожно опустила его на землю, коснулась лба — кожа была холодной и покрытой липким потом.

Какая же я дура! Его ведь ранили, а насильственное наложение Нитей блокирует не только течение крови из ран, но и самоисцеление. Я настолько привыкла к нормальной для нас скорости регенерации, что забыла — моментальным излечением мы обязаны магии…





* * *


Я сидела на земле, держа на коленях голову потерявшего сознание таирта, с ужасом смотрела, как расплывается на его одежде кровавое пятно от вновь открывшейся раны, и не представляла, что делать дальше…





* * *


К счастью, мой приступ паники закончился прежде, чем Мервин успел истечь кровью.

Вернувшись в реальность, я осознала, что нужно сделать. Хотя способностей к лечебной магии у меня не было, я могла создать руну, замедляющую время для материального тела. Тоже руну из наследия Древних.

Как и руну сна, я впервые увидела ее в старинной книге, которую принес мне Мервин. Как и с руной сна, прежде у меня не было возможности опробовать эту магию. Но, как и с руной сна, в глубине души жила твердая уверенность: все получится, я все сделаю правильно с самого первого раза.

Я торопливо разорвала рубашку у Мервина на груди и вывела нужную руну на коже его же кровью. Таирт дышал прерывисто, дыхание выходило со всхлипами. Я почти физически чувствовала, как из него вытекает жизнь.

Рисунок был почти закончен, составные части налились призрачным светом. Вот — последний штрих — и руна намертво впечаталась в тело. Мервин замер на полу-вдохе, кровь прекратила поступать из ран. Теперь оставалось только ждать. Тело погрузилось в стасис. У исцеляющей магии, не принадлежащей материальному миру, было теперь достаточно времени, чтобы закрыть раны.

Мервин все еще был без сознания. В себя он не придет до тех пор, пока будет действовать руна. Я не представляла, сколько ему потребуется времени для излечения. Час, день, неделя?

В приоткрытый полог палатки было видно, как постепенно светлело небо. Я вышла наружу и почти упала, запнувшись о тело одного из кадари. Я совсем забыла о них.

Из леса донесся рев хищников, дерущихся за добычу. В Бездну! Создавая руну сна, я как-то не задалась вопросом, что потом делать со спящими. Я бы ничуть не пожалела, стань кадари кормом для диких животных. В конце концов, стервятничать в наш мир их никто не звал. Прогневили в свое время Властелина, оказались изгнаны в Бездну, так и сидели бы там, а не лезли греть руки на чужой беде! Но соплеменникам такой смерти я не желала.

Недовольно, в первую очередь на себя, нахмурилась. Нужно было не торопиться, а создать две руны сна, для кадари и эль-туань по-отдельности. Тогда, перед открытием Портал, я бы просто нейтрализовала вторую, и оставила бы кадари на милость судьбы.

Что ж, что сделано, то сделано, наложить руну сна вторично я все равно не могла. Значит, предстояло разбудить всех. Либо… либо я могла спросить у Мервина, когда он придет в себя. Именно «когда» — я даже мысленно не позволяла себе заменить это слово на «если». Эль-туань живучий народ, да и примесь крови двусущных в его жилах только поднимала шансы.

Солнце медленно ползло вверх по небосклону. Я устроилась на траве, на самом солнцепеке, рядом с палаткой, где лежал Мервин. После нескольких месяцев в каменных стенах казалось, что я никогда не смогу насытиться теплом и красотой дневного светила.

В руках я держала кусок полотна с почти готовой руной Сият. Можно было бы вывести руну и на бумаге, но, в отличие от вышивки, не всякая бумага и не всякая краска годились для рунической магии. При вышивке все было проще. Чтобы призвать благословение Бездны и ее Властелина оказалось достаточно двух капель своей крови: одной для первого стежка, второй для последнего.

Но руна руной, а следящие Нити никто не отменял. Время от времени я лениво шевелила ими, передвигая по лесу. Они захватывали всего полмили в окружности, но для заблаговременного предупреждения этого должно было хватить.


Через несколько минут руна должна была быть готова. Идеальное средство свернуть пространство всего лагеря повстанцев, закрыв от проникновения извне. Когда я закончу…

Землю основательно встряхнуло, потом еще раз, и еще. Моей первой панической мыслью было: с Мервином что-то случилось, рунная магия сработала не так.

Почва под ногами ходила ходуном, мне пришлось двигаться чуть ли не на четвереньках. Вот и палатка. Полотняная дверь дергалась от толчков, и так же вздрагивал лежащий на земле таирт, бледный и безучастный к происходящему. Руна на его груди светилась едва-едва, кровь уже почти полностью впиталась в кожу. Последнее показалось мне странным, хотя, с другой стороны, что я знала о реальном действии рун? Тем более на полукровок?

Всмотрелась. Рана явственно затягивалась, биение сердца все также не было слышно. Но я знала, что оно есть, где-то около десяти ударов в час — достаточно, чтобы душа не надумала покинуть тело.

Очередной земной толчок почти опрокинул меня на раненого. Я выбралась из палатки — как раз вовремя, чтобы увидеть, как по земле во все стороны расползались трещины. Сперва едва заметные, они расширялись, подбираясь к беспомощным телам спящим. Еще толчок. Еще. Тела, подбрасываемые ударами, начали скатываться вниз. Мгновение, следующее — эль-туань и кадари, один за другим, исчезали в бездонной глотке земли. Единственным островком спокойствия была палатка, у которой, вцепившись в ее край, стояла я.

Да что же происходило? Мы ведь находились на срединной равнине. Я никогда прежде не слышала о землетрясениях в нашем королевстве!

Я ввинтила следящие Нити под землю и отшатнулась в омерзении: там кружил огромных размеров червь. Заставлял твердь содрогаться в конвульсиях, вновь и вновь огибал нас с Мервином по широкой дуге — не ближе и не дальше. И ловил жадной пастью все новые и новые тела, падающие вниз.

Меня словно окутало плащом из ледяной крошки, потом бросило в огонь. Я поняла. Это ведь я сделала! Я, рунами Древних! Это я призвала те силы, которым поклонялись Древние — силы самой Бездны. А Бездна никогда не уходит, не сняв жатву. Как я могла даже не задаться вопросом, к каким силам взываю?

— Хватит! — я кинулась к ближайшей трещине, упала на колени, из-под ладоней оборвались вниз комья сухой земли. — Хватит! Оставь их!

Из непроглядной черноты внизу смотрели два горящих глаза чудовища. Дрожь земли прекратилась — меня слышали и меня слушали.

— Уходи, — я сказала спокойно, словно дикому животному, которому нельзя показать страх, как нельзя повернуться спиной. — Уходи. Ты получил, за чем пришел, ты сыт — уходи.

Желтые, со ржавым окоемом, глаза. Они словно стали ближе — или это меня затягивало в их глубину? Но мне не только нельзя было показывать страх, мне нельзя было бояться. Нельзя — иначе не выживет мой таирт. Нельзя — потому что тогда груз смертей на совести станет слишком тяжел для одной бывшей принцессы. Пусть даже сама принцесса тоже будет мертвой.

Я не боялась.

Я была сильнее, чем эта тварь из Бездны.

Я не боялась, потому что ни одна тварь не может сравниться со старшими детьми Властелина, а я смотрела в глаза Дракона, желавшего моей гибели, и осталась жива.

В памяти вспыхнуло воспоминание о бездонной черной пропасти — взгляде Кароса Дакаанта — которая почти затянула меня. Но теперь эта пропасть словно создала стену между мной и тварью.

Понимало ли чудовище мои мысли, считывало ли только эмоции, или же общение между нами происходило на ином уровне, который я не могла осознать, но внезапно червь отдернул ментальные щупальца. Детей своего Властелина твари боялись так, что даже от одного воспоминания чудовище попятилось.

Буркала глаз червя могли, оказывается, выражать скорбную укоризну. Я словно услышала отзвук неутоленного голода и обиду на хозяйку, не позволившую довершить трапезу.

На хозяйку?

Тварь обо мне?!!

Глаза исчезли, земля вздрогнула в последний раз, в лицо мне полетел песок. И все замерло. Я попыталась встать, но ноги подогнулись, и я вновь упала на колени. Закрыла лицо руками. Только теперь, когда все, кажется, закончилось, колючий комок страха прорвался слезами…





* * *


Почти законченная вышивка ярким пятном выделялась в траве. Словно ядовитая змея выползла погреться на солнце. Нет, клок полотна с похожей на кляксу руной никому не причинит вреда. Пока, по крайней мере. Но если я докончу ее — какое чудовище призовет она в ответ? Что пожелает забрать в обмен на защиту?

Я потерянно бродила по лагерю, недавно полному жизни. Земные трещины прошлись под многими палатками, сейчас перекосившимися и пустыми. Я не знаю, выжила ли хоть половина эль-туань. Кадари…. За ними червь шел в первую очередь. Не хочу думать, что он просто чувствовал мою неприязнь. Что я действительно стала, пусть на краткое время, хозяйкой чудовищу.

Подойдя к Мервину, я опустилась на колени у неподвижного тела, положила ладони ему на грудь. Его жизнь тоже спасала руна, убрать ее я не смела. Неужели и за эту часть наследия Древних придется заплатить? Мне? Ему? Кому-то третьему?

Раны почти закрылись, кожа больше не казалась мертвенно бледной. Теперь я была уверена — Мервин выживет, и, значит, вторая половина души останется со мной. Он не видел меня, не слышал — я могла сказать вслух:

— Мой эль-эро.

В древних книгах записано, что однажды эль-туань восстали против Властелина, но были повержены. В качестве наказания Бог Бездны лишил нашу суть цельности. С тех пор все дети эль-туань рождались лишь с половиной души, с половиной «эль» — как называлась душа на языке Древних.

Это было совсем незаметно и ничуть не мешало жить — до встречи с тем, в ком жила вторая часть. Находиться рядом со своим эль-эро, своей «разделенной душой», было несказанно прекрасно и вместе с тем мучительно. И ничуть не похоже на любовь с первого взгляда, как наивно писали в куртуазных романах.

Бывало по-разному.

Иногда, как у меня, — одержимость, болезненное желание обладать.

Иногда — нежная забота.

Иногда — смертельная ненависть, более сильная, чем могла бы быть любовь.

Но никогда — равнодушие. Невозможно испытывать равнодушие к самому себе.

Текли часы. Солнце уже перевалило за невидимый рубеж полудня и неторопливо катилось к горизонту. Я сидела рядом с Мервином, сжимала его холодную ладонь в своих. Когда светило коснется верхушек деревьев, я сниму руну и открою Портал в замок ан-Тоэль. Я знала, что переход ухудшит состояние таирта, и могла лишь надеяться, что раны вновь не откроются.