Последняя история Мины Ли
Часть 26 из 45 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— Вы сбежали от него?
— У меня не было выбора. — Ее голос дрогнул. Мина впервые видела миссис Бэк такой слабой, уязвимой. Она положила руку на тонкое запястье подруги и успокаивающе погладила большим пальцем.
— Возможно, я несколько озлобилась, — признала миссис Бэк. — Я потратила на него лучшие годы своей жизни. И что теперь?
— Вы все еще живы, — сказала Мина, обращаясь как к миссис Бэк, так и к самой себе. — Разве это не чудо? Что мы все еще живы? — На глаза навернулись слезы. — Никто не ожидал этого от нас. А мы всех удивили, включая самих себя.
В кухню вошла хозяйка и тут же заметила:
— М-м, как вкусно пахнет!
— Присоединитесь? — пригласила миссис Бэк, мягко убирая руку от Мины, которая опустила голову и украдкой вытерла лицо.
— Нет, спасибо. Я уже поела. Я пришла сварить суп на завтра.
После ужина миссис Бэк будто бы в знак примирения почистила и нарезала два золотистых яблока, которыми они полакомились в молчании. Мина жевала фрукт — яркий, сладкий и сочный, словно только что сорванный с ветки, — с чувством глубокого наслаждения.
Несмотря на все их усилия жить в этой чужой стране обособленно, было очевидно — они нуждались друг в друге. Общей едой или короткими беседами они напоминали друг другу, что жизнь, пусть в основном и монотонная, а порой и печальная, все еще способна потрясти своими чудесами, особенно если подталкивать себя к краю, выходить время от времени из зоны комфорта навстречу страхам, как когда мистер Ким предложил Мине прокатиться на колесе обозрения и представить другую жизнь — жизнь с ним.
Обычно после работы Мина и мистер Ким вместе ужинали в его двухкомнатной квартире на Нормандия-авеню в Корейском квартале, затем смотрели корейские новости, а иногда американские программы, сидя вместе на диване, тесно прижавшись друг к другу и переплетая пальцы. В конце концов они отправлялись в спальню и занимались любовью. Порой, лежа рядом с громко храпящим мистером Кимом, Мина смотрела в потолок и размышляла о своей жизни — о том, как стремительно все переменилось.
Однажды, спустя пару месяцев после их первого свидания, они вместе смотрели по местному корейскому каналу специальный телевизионный репортаж о временном воссоединении семей, разлученных границей и никак не контактировавших с самого начала корейской войны — в течение десятилетий. Эти семьи были разодраны на части во время бегства от насилия и смерти, которые стерли с лица земли миллионы людей. Разве кто-нибудь мог хотя бы предположить, что однажды страна расколется надвое, а их разлучат с матерями, отцами, братьями, сестрами, детьми и начнется война, которой нет конца?
А возможности воссоединения были скудны. Десятки тысяч семей оставались в официальных списках ожидания, надеясь, что их имена выиграют в лотерее, проводимой государством, и не зная, доживут ли они до того момента, когда им выпадет шанс снова увидеть своих близких.
Мина зажмурилась, страстно желая переключить канал. Невыносимо наблюдать за этим морем чувств, за лицами на экране, испещренными неистовыми эмоциями людей, потерявших столько лет в разлуке с любимыми.
Старушки в национальных костюмах ханбоках рыдали, держа лица друг друга своими морщинистыми, пятнистыми руками. Плакали старики и молили о прощении у ног детей, теперь уже взрослых, которых они оставили, не зная, что война и граница разлучат их навсегда.
Однако мистер Ким не отрывал от экрана взгляда, его шея и лицо постепенно наливались кровью.
Мина вытащила салфетку из коробки на кофейном столике и протянула ему. Сердце сжималось.
— Я переключу, — предложила она.
— Не надо, я хочу досмотреть.
По телевизору пожилые люди рассказывали, кого они потеряли и как надеются перед смертью хоть разок их услышать или увидеть. Слезы текли по лицам стольких людей. Пальцы сжимали носовые платки и салфетки; воссоединившиеся, одетые в свои лучшие костюмы или ханбоки, падали на землю, отчаянно хватаясь за давно потерянных родных, будто все никак не могли поверить, что они реальны. Удивительно, как много способен выдержать человек — целый материк боли, тревоги и тоски.
— Ты когда-нибудь думаешь о том, что твои родители все еще там, в Северной Корее? — внезапно спросил мистер Ким.
— В каком смысле?
— Где вы были? Когда ты потеряла родителей?
— Не знаю. Помню только холмы, грязь и бегущих людей, больше ничего.
— Ты никогда не думала, что, возможно, они так и не пересекли границу?
— Нет, я никогда об этом не думала.
Изнутри поднялась волна жара, проходя через легкие и горло.
— Но, может, именно поэтому они так тебя и не нашли? — взволнованно предположил мистер Ким.
— Возможно. Но, думаю, с этим теперь ничего не поделаешь.
Мина встала, чтобы переключить канал.
— Оставь пока, — попросил мистер Ким.
— Я больше не хочу этого видеть.
— Дай мне досмотреть, пожалуйста.
— Я буду в спальне.
Мина легла в кровать, из глаз тут же хлынули слезы, капая на наволочку под головой. Почему он так с ней поступает? Что он вообще знает о ее родителях? Как смеет предполагать, будто они не пересекли границу? Все эти годы ее поддерживала мысль, что у них все в порядке: может, они перестали ее искать, может, завели другого ребенка и даже несколько, но главное — с ними все в порядке. Они живут где-то в Южной Корее, у них нормальная жизнь. Они оправились от случившегося. С ними все хорошо. Хорошо. Хорошо.
Ей хотелось швырнуть эти слова мистеру Киму в лицо. Хотелось закричать, но она сдержалась. Она не могла позволить себе потерять его. Не сейчас.
Чуть позже послышались его шаги. Мина лежала спиной к двери, свернувшись калачиком. Сев у подножия кровати, мистер Ким положил руку ей на бедро и сжал так нежно, словно проверял, реальная ли она.
— Прости, — прошептал он.
— Ничего страшного, — ответила она, стараясь скрыть следы слез в голосе.
— Мне очень жаль.
Из его рта вырвался резкий всхлип, похожий на икоту, и он разрыдался.
Мина повернулась и увидела над собой его разбитое лицо, прежде чем он спрятал его в ладонях. Ей хотелось прикоснуться к нему, только она не знала, как это сделать.
— Надо было… сказать тебе раньше, — мягко начал мистер Ким. — Что я надеялся увидеть отца. Каждый раз, когда показывают что-нибудь о Северной Корее, я всегда надеюсь его увидеть.
Мина села. Он склонил голову, глядя на ее ноги, которые выступали чем-то вроде границы между ними.
— Когда мама была беременна мной, она бежала на юг вместе со своим братом и родителями. Моему отцу пришлось задержаться. Он хотел позаботиться обо всем, о нашем доме. Он не хотел все бросать вот так… но мама больше никогда его не видела. — Мистер Ким сделал паузу, чтобы вытереть слезы. — Никто не знает, что с ним случилось. Мама пыталась разузнать — все бесполезно. Столько людей тогда бежали, просто надеясь выбраться. Может, и ему это удалось. А может, и нет. — Он вытер нос рукавом. — Как бы то ни было, мне хочется верить, что если бы я увидел его лицо, то узнал бы. Я бы понял — это мой отец. Вот почему я смотрю такие передачи.
Мина потянулась, чтобы прикоснуться к нему, и у нее из глаз тоже потекли слезы. Она хотела быть сильной ради него, однако не смогла сдержаться.
— Мама вырастила меня одна, — продолжал мистер Ким. — Было очень тяжело. Она делала все возможное, чтобы мы могли выжить. Она могла потерять меня, когда была беременна, ей нечего было есть. Настоящее чудо, что я выжил. Она была очень хорошей матерью.
— Где она сейчас?
— В Пусане. Стареет.
— Она так и не вышла снова замуж?
— Нет. Повзрослев, я пытался убедить ее перестать ждать, а мама была убеждена, что однажды снова увидит моего отца, и не хотела, чтобы при встрече ей пришлось рассказать ему о новом муже. Наверное, она все еще ждет, ее фамилия уже давно висит в списке ожидания. Мы не знаем даже, жив ли он. Никто не знает.
Мистер Ким вытер глаза и прилег на кровать. Мина опустилась рядом и положила ладонь ему на щеку, ощущая его щетину, похожую на наждачную бумагу, и кончиками пальцев касаясь его гладкой скулы. Его доброта произрастала на жестокости их жизни, как вылуплялись птицы на полях, раскуроченных бомбами и затянутых колючей проволокой. Мина тоже хотела быть доброй и нежной, а он показывал ей, что стоит хотя бы попытаться.
— Я думал, что однажды разбогатею. — Его глаза весело блеснули, словно в насмешку над самим собой. — Что приеду в Америку, разбогатею и вернусь, понимаешь? И если у меня будет много денег, мы сможем его найти. Но, похоже, и этот план провалился. Теперь я здесь застрял.
— Мы застряли вместе, — с печальной улыбкой поправила его Мина.
— По крайней мере, я встретил тебя, — нежно согласился он.
— Время еще есть.
— Верно, но мы стареем. Все мы. Особенно мама.
— Сколько ей?
— Под шестьдесят.
— Не такая уж и старая.
Мистер Ким опустил глаза. Кончики его пальцев скользнули по ее руке.
— Ты пробовал молиться? — спросила Мина.
— Пытался, только бог меня не слышит.
— Неправда, — возразила она, однако и сама чувствовала это почти каждый день.
— Прости за то, что тогда сказал, — вновь извинился мистер Ким. — Уверен, у твоих родителей все хорошо.
Работал душ, по трубам журчала вода. В соседней квартире храпел сосед.
Мина никак не могла заснуть. В голове крутились слова мистера Кима, как галька на берегу, потревоженная волнами:
«…она была убеждена, что однажды снова увидит моего отца, и не хотела, чтобы при встрече ей пришлось рассказать ему о новом муже».
А что, если его отец уже мертв? Значит, все эти годы его мама прождала впустую, напрасно приговорила себя к одиночеству. С другой стороны, что, если именно надежда поддерживала в ней жизнь? Может, ожидание, каким бы мучительным оно ни было, — единственный способ выжить?
Встретится ли Мина с мужем в загробной жизни? Рассердится ли он на нее из-за мистера Кима?
И, когда они все умрут, будет ли неловкой встреча всех троих на небесах? Или в раю у нее может быть две жизни? Был ли рай миром, в котором они оба будут с ней, при этом отдельно друг от друга? Способна ли она вообще справиться с различными вариантами своей жизни, со множеством напевов одной и той же песни, в которой меняются слова, темп и ритм?
Полагая, вероятно, что Мина все еще спит, мистер Ким на цыпочках прошел от ванной к шкафу и достал одежду для работы — футболку поло и брюки цвета хаки. Немного затхлый из-за закрытых окон запах комнаты освежил эвкалиптовый аромат его лосьона после бритья. Мина наблюдала за ним сквозь приоткрытые веки — как он натягивает нижнее белье и брюки, — любуясь мускулами спины и плеч.
— Тебе надо почаще снимать футболку, — пробормотала она.
— У меня не было выбора. — Ее голос дрогнул. Мина впервые видела миссис Бэк такой слабой, уязвимой. Она положила руку на тонкое запястье подруги и успокаивающе погладила большим пальцем.
— Возможно, я несколько озлобилась, — признала миссис Бэк. — Я потратила на него лучшие годы своей жизни. И что теперь?
— Вы все еще живы, — сказала Мина, обращаясь как к миссис Бэк, так и к самой себе. — Разве это не чудо? Что мы все еще живы? — На глаза навернулись слезы. — Никто не ожидал этого от нас. А мы всех удивили, включая самих себя.
В кухню вошла хозяйка и тут же заметила:
— М-м, как вкусно пахнет!
— Присоединитесь? — пригласила миссис Бэк, мягко убирая руку от Мины, которая опустила голову и украдкой вытерла лицо.
— Нет, спасибо. Я уже поела. Я пришла сварить суп на завтра.
После ужина миссис Бэк будто бы в знак примирения почистила и нарезала два золотистых яблока, которыми они полакомились в молчании. Мина жевала фрукт — яркий, сладкий и сочный, словно только что сорванный с ветки, — с чувством глубокого наслаждения.
Несмотря на все их усилия жить в этой чужой стране обособленно, было очевидно — они нуждались друг в друге. Общей едой или короткими беседами они напоминали друг другу, что жизнь, пусть в основном и монотонная, а порой и печальная, все еще способна потрясти своими чудесами, особенно если подталкивать себя к краю, выходить время от времени из зоны комфорта навстречу страхам, как когда мистер Ким предложил Мине прокатиться на колесе обозрения и представить другую жизнь — жизнь с ним.
Обычно после работы Мина и мистер Ким вместе ужинали в его двухкомнатной квартире на Нормандия-авеню в Корейском квартале, затем смотрели корейские новости, а иногда американские программы, сидя вместе на диване, тесно прижавшись друг к другу и переплетая пальцы. В конце концов они отправлялись в спальню и занимались любовью. Порой, лежа рядом с громко храпящим мистером Кимом, Мина смотрела в потолок и размышляла о своей жизни — о том, как стремительно все переменилось.
Однажды, спустя пару месяцев после их первого свидания, они вместе смотрели по местному корейскому каналу специальный телевизионный репортаж о временном воссоединении семей, разлученных границей и никак не контактировавших с самого начала корейской войны — в течение десятилетий. Эти семьи были разодраны на части во время бегства от насилия и смерти, которые стерли с лица земли миллионы людей. Разве кто-нибудь мог хотя бы предположить, что однажды страна расколется надвое, а их разлучат с матерями, отцами, братьями, сестрами, детьми и начнется война, которой нет конца?
А возможности воссоединения были скудны. Десятки тысяч семей оставались в официальных списках ожидания, надеясь, что их имена выиграют в лотерее, проводимой государством, и не зная, доживут ли они до того момента, когда им выпадет шанс снова увидеть своих близких.
Мина зажмурилась, страстно желая переключить канал. Невыносимо наблюдать за этим морем чувств, за лицами на экране, испещренными неистовыми эмоциями людей, потерявших столько лет в разлуке с любимыми.
Старушки в национальных костюмах ханбоках рыдали, держа лица друг друга своими морщинистыми, пятнистыми руками. Плакали старики и молили о прощении у ног детей, теперь уже взрослых, которых они оставили, не зная, что война и граница разлучат их навсегда.
Однако мистер Ким не отрывал от экрана взгляда, его шея и лицо постепенно наливались кровью.
Мина вытащила салфетку из коробки на кофейном столике и протянула ему. Сердце сжималось.
— Я переключу, — предложила она.
— Не надо, я хочу досмотреть.
По телевизору пожилые люди рассказывали, кого они потеряли и как надеются перед смертью хоть разок их услышать или увидеть. Слезы текли по лицам стольких людей. Пальцы сжимали носовые платки и салфетки; воссоединившиеся, одетые в свои лучшие костюмы или ханбоки, падали на землю, отчаянно хватаясь за давно потерянных родных, будто все никак не могли поверить, что они реальны. Удивительно, как много способен выдержать человек — целый материк боли, тревоги и тоски.
— Ты когда-нибудь думаешь о том, что твои родители все еще там, в Северной Корее? — внезапно спросил мистер Ким.
— В каком смысле?
— Где вы были? Когда ты потеряла родителей?
— Не знаю. Помню только холмы, грязь и бегущих людей, больше ничего.
— Ты никогда не думала, что, возможно, они так и не пересекли границу?
— Нет, я никогда об этом не думала.
Изнутри поднялась волна жара, проходя через легкие и горло.
— Но, может, именно поэтому они так тебя и не нашли? — взволнованно предположил мистер Ким.
— Возможно. Но, думаю, с этим теперь ничего не поделаешь.
Мина встала, чтобы переключить канал.
— Оставь пока, — попросил мистер Ким.
— Я больше не хочу этого видеть.
— Дай мне досмотреть, пожалуйста.
— Я буду в спальне.
Мина легла в кровать, из глаз тут же хлынули слезы, капая на наволочку под головой. Почему он так с ней поступает? Что он вообще знает о ее родителях? Как смеет предполагать, будто они не пересекли границу? Все эти годы ее поддерживала мысль, что у них все в порядке: может, они перестали ее искать, может, завели другого ребенка и даже несколько, но главное — с ними все в порядке. Они живут где-то в Южной Корее, у них нормальная жизнь. Они оправились от случившегося. С ними все хорошо. Хорошо. Хорошо.
Ей хотелось швырнуть эти слова мистеру Киму в лицо. Хотелось закричать, но она сдержалась. Она не могла позволить себе потерять его. Не сейчас.
Чуть позже послышались его шаги. Мина лежала спиной к двери, свернувшись калачиком. Сев у подножия кровати, мистер Ким положил руку ей на бедро и сжал так нежно, словно проверял, реальная ли она.
— Прости, — прошептал он.
— Ничего страшного, — ответила она, стараясь скрыть следы слез в голосе.
— Мне очень жаль.
Из его рта вырвался резкий всхлип, похожий на икоту, и он разрыдался.
Мина повернулась и увидела над собой его разбитое лицо, прежде чем он спрятал его в ладонях. Ей хотелось прикоснуться к нему, только она не знала, как это сделать.
— Надо было… сказать тебе раньше, — мягко начал мистер Ким. — Что я надеялся увидеть отца. Каждый раз, когда показывают что-нибудь о Северной Корее, я всегда надеюсь его увидеть.
Мина села. Он склонил голову, глядя на ее ноги, которые выступали чем-то вроде границы между ними.
— Когда мама была беременна мной, она бежала на юг вместе со своим братом и родителями. Моему отцу пришлось задержаться. Он хотел позаботиться обо всем, о нашем доме. Он не хотел все бросать вот так… но мама больше никогда его не видела. — Мистер Ким сделал паузу, чтобы вытереть слезы. — Никто не знает, что с ним случилось. Мама пыталась разузнать — все бесполезно. Столько людей тогда бежали, просто надеясь выбраться. Может, и ему это удалось. А может, и нет. — Он вытер нос рукавом. — Как бы то ни было, мне хочется верить, что если бы я увидел его лицо, то узнал бы. Я бы понял — это мой отец. Вот почему я смотрю такие передачи.
Мина потянулась, чтобы прикоснуться к нему, и у нее из глаз тоже потекли слезы. Она хотела быть сильной ради него, однако не смогла сдержаться.
— Мама вырастила меня одна, — продолжал мистер Ким. — Было очень тяжело. Она делала все возможное, чтобы мы могли выжить. Она могла потерять меня, когда была беременна, ей нечего было есть. Настоящее чудо, что я выжил. Она была очень хорошей матерью.
— Где она сейчас?
— В Пусане. Стареет.
— Она так и не вышла снова замуж?
— Нет. Повзрослев, я пытался убедить ее перестать ждать, а мама была убеждена, что однажды снова увидит моего отца, и не хотела, чтобы при встрече ей пришлось рассказать ему о новом муже. Наверное, она все еще ждет, ее фамилия уже давно висит в списке ожидания. Мы не знаем даже, жив ли он. Никто не знает.
Мистер Ким вытер глаза и прилег на кровать. Мина опустилась рядом и положила ладонь ему на щеку, ощущая его щетину, похожую на наждачную бумагу, и кончиками пальцев касаясь его гладкой скулы. Его доброта произрастала на жестокости их жизни, как вылуплялись птицы на полях, раскуроченных бомбами и затянутых колючей проволокой. Мина тоже хотела быть доброй и нежной, а он показывал ей, что стоит хотя бы попытаться.
— Я думал, что однажды разбогатею. — Его глаза весело блеснули, словно в насмешку над самим собой. — Что приеду в Америку, разбогатею и вернусь, понимаешь? И если у меня будет много денег, мы сможем его найти. Но, похоже, и этот план провалился. Теперь я здесь застрял.
— Мы застряли вместе, — с печальной улыбкой поправила его Мина.
— По крайней мере, я встретил тебя, — нежно согласился он.
— Время еще есть.
— Верно, но мы стареем. Все мы. Особенно мама.
— Сколько ей?
— Под шестьдесят.
— Не такая уж и старая.
Мистер Ким опустил глаза. Кончики его пальцев скользнули по ее руке.
— Ты пробовал молиться? — спросила Мина.
— Пытался, только бог меня не слышит.
— Неправда, — возразила она, однако и сама чувствовала это почти каждый день.
— Прости за то, что тогда сказал, — вновь извинился мистер Ким. — Уверен, у твоих родителей все хорошо.
Работал душ, по трубам журчала вода. В соседней квартире храпел сосед.
Мина никак не могла заснуть. В голове крутились слова мистера Кима, как галька на берегу, потревоженная волнами:
«…она была убеждена, что однажды снова увидит моего отца, и не хотела, чтобы при встрече ей пришлось рассказать ему о новом муже».
А что, если его отец уже мертв? Значит, все эти годы его мама прождала впустую, напрасно приговорила себя к одиночеству. С другой стороны, что, если именно надежда поддерживала в ней жизнь? Может, ожидание, каким бы мучительным оно ни было, — единственный способ выжить?
Встретится ли Мина с мужем в загробной жизни? Рассердится ли он на нее из-за мистера Кима?
И, когда они все умрут, будет ли неловкой встреча всех троих на небесах? Или в раю у нее может быть две жизни? Был ли рай миром, в котором они оба будут с ней, при этом отдельно друг от друга? Способна ли она вообще справиться с различными вариантами своей жизни, со множеством напевов одной и той же песни, в которой меняются слова, темп и ритм?
Полагая, вероятно, что Мина все еще спит, мистер Ким на цыпочках прошел от ванной к шкафу и достал одежду для работы — футболку поло и брюки цвета хаки. Немного затхлый из-за закрытых окон запах комнаты освежил эвкалиптовый аромат его лосьона после бритья. Мина наблюдала за ним сквозь приоткрытые веки — как он натягивает нижнее белье и брюки, — любуясь мускулами спины и плеч.
— Тебе надо почаще снимать футболку, — пробормотала она.