Последняя история Мины Ли

Марго вспомнила о некрологе, который нашла вчера вечером, и то, что сумела разобрать: «Рак», «супермаркет», «жена», «Калабасас», «церковь». Лицо на крошечной черно-белой фотографии казалось ей ее собственным привидением. Может, мама оплакивала этого мужчину? Был ли он тем же мужчиной, тем самым гостем на шикарной машине, о котором говорил хозяин дома? Иначе зачем она сохранила его некролог? Наверняка он многое для нее значил. Вот только если он умер в октябре, на кого тогда она кричала? Действительно ли ее смерть была несчастным случаем?

Марго казалось, будто ее накрывает волной, она почти ощущала соленый привкус во рту. Слишком много на нее навалилось — сначала смерть мамы из-за несчастного случая, потом возможность убийства, а теперь незнакомый мужчина, тоже погибший, который мог приходиться ей отцом.

Между ними в узком проходе протиснулась продавщица чампуррадо[12], оставляя в воздухе запах горячего шоколада, корицы и кукурузы.

— К ней кто-то приходил? — спросил Мигель.

— Насколько мне известно, нет. — Альма сочувственно посмотрела на Марго и положила ладонь ей на плечо. — Хочешь воды?

— Нет, нет, спасибо.

— Она часто общалась вон с той кореянкой. — Мексиканка указала на лавку где-то позади себя. — Продавщицей носков. Ты ее знаешь?

— Носков?

— Носков, нижнего белья, пижам и прочего. — Альма снова высморкалась. — Она не так давно здесь работает, с весны, кажется. Они с твоей мамой быстро подружились или даже, казалось, уже были подругами, очень близкими.

Марго попросила Альму присмотреть за открытой лавкой мамы, и они с Мигелем отправились на поиски продавщицы носков. За углом, в лабиринте преимущественно самодельных киосков, отовсюду раздавались различные жанры испаноязычной музыки (поп, бачата, банда), прерываемой отдаленными криками птиц из зоомагазина или колыбельными из пластиковых игрушек. Они остановились при виде многоярусных витрин на колесиках со стопками белых носков в пачках, образующих половину периметра лавки.

— Должно быть, тут, — решила Марго.

Над входом висело соблазнительное белье, кружевные корсеты и ночные рубашки на вешалках в форме женской груди. К одним красным трусам с мультяшной мордой слона спереди прилагался похожий плюшевый мишка.

Продавщица лавки стояла под ярким светом люминесцентной лампы, опираясь на стеклянную витрину с простым хлопковым нижним бельем пастельных тонов. Склонив голову, с ручкой в руке, она изучала объявления в корейской газете и подняла глаза, когда вошли посетители.

Марго невольно вздрогнула при виде ее элегантного, вытянутого лица, так не вписывающегося в обстановку. Несмотря на довольно почтенный возраст, где-то за шестьдесят, женщина красила губы вызывающе-алой помадой, которая выглядела одновременно красиво и безвкусно. Брови были подведены в форме идеальных полумесяцев. Темно-синее флисовое полупальто с катышками на рукавах окутывало стройную, как у балерины, фигуру.

Марго кивнула в знак приветствия и сразу предупредила:

— Э-э, простите, я плохо говорю по-корейски.

— Ничего, — ответила женщина на английском с южным выговором, удивившим Марго. — Чем могу помочь?

— Вы знали хозяйку лавки женской одежды неподалеку?

— Да, да, конечно, — подтвердила она, ее голос дрогнул.

— Мы просто хотели узнать, когда вы видели ее в последний раз, — поинтересовался Мигель.

— Ее… давно не было. — Продавщица отложила ручку и подозрительно прищурилась. — Я за нее переживаю. Почему вы спрашиваете?

— Я ее дочь. Это мой друг Мигель.

Женщина удивленно распахнула глаза, потом вновь прищурилась, отчего на тональном креме образовались полоски, а затем произнесла «А!» так, будто вдруг узнала Марго.

Однако Марго никак не могла вспомнить эту женщину. Очевидно, та, как и мама, в молодости была красивой. Ее выразительное лицо, словно абстрактная картина, рассказывало некую историю, притом насыщенную и печальную. Женщины вроде них с мамой всегда с трудом держатся на плаву — их лица выглядывают над поверхностью, а ноги тем временем отчаянно гребут под водой. Возможно, однажды их тела тоже выбросит на берег, и они будут лежать там, как мама — на полу гостиной.

— Ты так изменилась, — проговорила женщина сдавленным голосом.

— Простите?

— Я тебя сначала не узнала. Твоя прическа… Наверное, ты меня не помнишь. — Она указала на себя. — Миссис Бэк?

— Нет, — покачала головой Марго. — Я вас совсем не помню.

Миссис Бэк фыркнула и ласково улыбнулась:

— Мы жили в одном доме, пока тебе не исполнилось года три или четыре.

Ее взгляд смягчился, тронутый дымкой ностальгии, удивившей Марго, которая ничего не помнила о времени до беспорядков — до квартиры, где прожила всю сознательную жизнь. Мама рассказывала, что, приехав в 1987 году из Кореи в Лос-Анджелес, сняла комнату у хозяйки магазина одежды, чуть позже забеременела и несколько лет жила там с Марго. В 1991 году, когда хозяйка умерла, мама выкупила магазин у ее взрослых детей и переехала в ту самую квартиру в Корейском квартале. Она успела проработать в новом магазине всего год, после чего он был почти полностью разрушен во время беспорядков. Она никогда не упоминала ни миссис Бэк, ни кого-либо еще.

— Вы с мамой часто приходили в ресторан, где я работала, «Ханок-Хаус», помнишь? — спросила продавщица носков. — Такой традиционный корейский дом, весь из дерева.

— Нет, не помню, — ответила Марго, несколько смутившись.

Лицо миссис Бэк внезапно помрачнело, будто она вспомнила нечто мрачное, тщательно запертое внутри. Алые губы сжались в тонкую полоску. Она словно замкнулась. Марго предстояло вытянуть ее наружу — не уходить же без ответов.

— А почему мы перестали ходить в ваш ресторан? В «Ханок-Хаус»?

— Твоя мама… Она была очень занята в своем магазине. И когда во время беспорядков его разгромили… ей пришлось очень много работать. Тяжелые были времена. Многие потеряли все — бизнес, работу. Не было времени ни на что, кроме попыток восстановиться, выжить. Как тогда, на войне.

Марго вспомнила клубы дыма, отравлявшие воздух ядовитым химическим запахом. В нескольких километрах от их квартиры мир охвачен пламенем. По зернистому черно-белому телевизору полицейские избивают Родни Кинга, безоружного чернокожего мужчину, который позже скажет: «Я словно вернулся во времена рабства».

Мрачные белые мужчины в костюмах выходят из зала суда — им вынесен оправдательный приговор. Люди бросают кирпичи, бьют стекла, сносят ворота. Здания охвачены огнем, в небо поднимаются столбы дыма.


На углах улиц стоит национальная гвардия в камуфляже и с тяжелым оружием.

Мама рыдает, сидя у телевизора. Ее магазин тоже попал под горячую руку. Собственный бизнес без вечно недовольного начальника, работа, на которую можно взять ребенка, — слишком хорошо, чтобы быть правдой. Эти мечты тоже разобьются вдребезги, поскольку их жизнь — часть лжи, которую эта страна повторяет для успокоения совести: что справедливость восторжествует; что законы защищают всех одинаково; что эту землю вовсе не украли у коренных народов; что их богатство заработано не чернокожими рабами, а предприимчивыми белыми, «нашими» основателями; что трудолюбивые иммигранты доказывают существование меритократии в стране; что историю нужно рассказывать только с одной точки зрения — с точки зрения тех, кто победил и до сих пор стоит у власти. И теперь город взбунтовался. Самосожжение — прекрасный способ привлечь к себе внимание.

Мама была лишь одной из множества жертв этого крушения. Марго вместе с ней разгребала обломки в поисках уцелевшего. Их семья из двух человек, может, и была самым маленьким государством, но только в нем они ощущали себя на своем месте.

Марго неожиданно для себя разрыдалась: она-то думала, что уже выплакала все слезы на сегодня.

— Не плачь, — сказала миссис Бэк, сжимая руку Марго. — Знаю, времена были тяжелые. Очень тяжелые.

Мигель обнял Марго за плечи. Если изначально она и пожалела, что взяла его с собой, стыдясь маминой работы — того, что он увидел, в какой бедности она выросла, — то теперь она была рада его присутствию. Он был похож на нее во многих отношениях — они оба умели рыдать в три ручья и смеяться до колик, чувства сменялись с пол-оборота.

— Как вы здесь оказались? — спросила Марго, шмыгая носом.

Миссис Бэк протянула ей салфетку.

— Надоело работать в ресторане, поэтому я скопила денег и приобрела эту лавку в марте. Только ее я и могла себе позволить. Тут тяжело, но немного легче, чем в ресторане. Не приходится целый день стоять на ногах. — Она снова сосредоточилась на Марго. — Твоя мама давно не появлялась. Я подумала, может, она поехала навестить тебя или улетела в Корею. Кто-то заболел?

За восемь лет мама ни разу не навещала Марго в Сиэтле, даже на выпускной не приехала, и не позволяла себе пропустить больше одного дня на работе. Насколько Марго было известно, мама ни разу не летала на самолете с тех пор, как приехала в Америку двадцать семь лет назад.

— Она… умерла, — выдавила из себя Марго, отгоняя воспоминания о крошечной фигурке матери на полу; как сама она с криком упала на колени. — Более двух недель назад.

Миссис Бэк ахнула, закрыв рот обеими руками, глаза наполнились слезами.

— Когда вы видели ее в последний раз? — спросил ее Мигель.

— Пару недель назад, — ответила она дрожащим голосом, вытерев слезы, на щеке остался след алой помады, подводка для глаз потекла по лицу серыми полосами.

— Вам ничего не показалось странным?

— Да… — Миссис Бэк перевела дыхание. — Она… какое-то время она была очень подавлена. — Ее рука, державшая салфетку, сжалась в кулак.

— Альма из лавки детской одежды сказала то же самое.

— Вы знаете почему? — спросила Марго. — Мама что-нибудь вам говорила?

Дрожащими руками миссис Бэк разгладила страницы газеты, на которую опиралась, очевидно, обдумывая, что можно рассказать Марго, как взрослый, тщательно подбирающий слова перед ребенком. Марго хотела сказать: «Вам больше нечего от меня скрывать. Я уже взрослая. Мне нужно знать».

— Ей приходилось несладко. Нам всем несладко, знаете? Покупателей почти нет. Дела идут все хуже. Никто больше не ходит на рынок. Видели бы вы туалеты, как там теперь грязно. Ни владельцу, ни управляющему — никому больше нет до нас дела. — Из глаз миссис Бэк снова потекли слезы. Она покачала головой, словно отгоняя горькие мысли. — Когда она умерла?

— В выходные после Дня благодарения, — ответил Мигель. — Мы приехали из Сиэтла на машине. Марго нашла ее в среду…

Миссис Бэк снова прикрыла рот рукой.

— О боже…

— Она, видимо, упала и ударилась головой.

— Боже! — Миссис Бэк схватилась за голову, словно боясь потерять сознание.

— Хозяин дома слышал, как в выходные мама на кого-то кричала. — Голос Марго задрожал от воспоминания о разговоре в гараже. — Сказал, что у нее был приятель, мужчина, который приезжал к ней летом, и я подумала, может, кто-то… его знает или он как-то причастен.

Закрыв глаза, миссис Бэк потерла переносицу и шумно выдохнула.

— Мама говорила вам о нем? Вы знаете, как я могу…

— Из-за него она и была подавлена, — внезапно призналась миссис Бэк.

— Что?

— Он умер в октябре. — Она промокнула уголки глаз салфеткой.

— Значит, он не мог быть с ней в ту ночь, — заметил Мигель.

— С ней кто-то был? — встревожилась миссис Бэк.

— Это мы и пытаемся выяснить, — объяснила Марго. — Кто был с ней в ночь смерти.

— Как звали того мужчину? — спросил Мигель.

— Я… я не знаю.

— Не Чанхи Ким, мистер Ким? — подсказала Марго.