Последняя гостья

Опять этот небрежный взмах рукой. Все вот это. Моя жизнь.

— Но я же ничего о них не знаю, — сказала я, хоть это была и не совсем правда.

Она остановилась перед входной дверью.

— Все, что тебе на самом деле следует знать, — что мой отец ум, а мама — сила.

Я рассмеялась, думая, что она шутит. Бьянка была миниатюрной, легкой, с по-детски звонким голоском. Но Сэди только подняла бровь.

— Папа говорил, что строиться здесь небезопасно. И тем не менее, — продолжала она, взмахнув рукой и открыв дверь, — мы здесь. И потом, она управляет семейным благотворительным фондом, — она понизила голос до шепота, я безуспешно пыталась понять, что она имеет в виду. — Все должны поклоняться в святилище Бьянки Ломан.

— Сэди? — послышался откуда-то женский голос. — Это ты?

— Началось, — пробурчала Сэди, толкая меня бедром в бок.

Только тогда до меня дошло, что всегда означал ее характерный взмах руки, — ее мать, Бьянку. Грант был всегда в одном и том же настроении, уравновешенный и непреклонный, но хотя бы предсказуемый. От него я узнала, что такое на самом деле власть. А Бьянка могла усыпить твою бдительность похвалой лишь затем, чтобы дождаться, когда она уснет, и нанести удар. Но сбить спесь с другого может кто угодно, даже я. А вытащить кого-то из одного мира и перетащить в другой — это и есть настоящая власть.

На том первом ужине я подражала каждому движению Сэди, сидела тихо, старалась не высовываться. Но я заметила, как сжимались их челюсти по мере того, как разрастался список моих провинностей: никакого колледжа даже на горизонте, никаких карьерных планов, никакого будущего.

Сэди завоевывала их доверие ради меня, малыми дозами, на свой лад. Я была проектом. К концу лета ее отец предложил мне стипендию на время учебы на ближайших бизнес-курсах — инвестиция в будущее, как он выразился. На следующий год они купили дом моей бабушки и в качестве одного из условий сделки разрешили мне поселиться у них в гостевом доме. Отведать вкус положения Сэди Ломан.





* * *


В конце концов я стала работать в компании Ломанов на полную ставку, управляя их активами в Литтлпорте и присматривая за их собственностью во время их отсутствия. Я сумела пробиться наверх своим трудом, показать себя.

Но непросто было избавиться от паранойи, которая возникла, когда среди ночи, спустя долгое время после того, как должны были вернуться родители, в дверь позвонили дважды, и я, бросившись открывать, увидела не маму, со смехом роющуюся в сумочке и в то же время отводящую темную челку, упавшую на глаза, — «опять ключи посеяла!» — и не отца, с лукавой улыбкой наблюдающего за ней и качающего головой. А полицейских у нас на веранде.

Поэтому я всегда являлась заранее — на встречу, показ дома, к телефону, если договаривалась созвониться. Мною двигала ошибочная надежда, что на этот раз я смогу заранее предвидеть то, что надвигается.

— Столик забронировал Паркер Ломан, — сообщила я администратору. Фамилию Ломанов было неизменно приятно называть и смотреть, как неуловимо меняется выражение лиц, как быстро происходит адаптация. Администратор с улыбкой повела меня к столику, стремясь услужить чему-то большему, чем я.

Я села спиной к стене и лицом к открытому залу и окнам, выходящим на пристань и бухту за ней, — вид с этажа на один выше первого. Но уже через несколько мгновений замерла, увидев, как та же администратор ведет в мою сторону детектива Коллинза. Она взмахнула волосами, указывая на мой столик, и у меня екнуло сердце. Его улыбка при виде меня длилась долю секунды, к тому времени, как он сел, я успела собраться с духом.

— Привет, Эйвери, а я и не знал, что вы присоединитесь к нам, — сказал он.

Я скомкала салфетку у себя на коленях и медленно разжала пальцы.

— И я не знала, что вы входите в этот комитет, детектив.

Впрочем, логично. Если бы я дала себе труд задуматься, я, наверное, догадалась бы о нем.

— Просто Бен, пожалуйста, — попросил он.

Вместе с комиссаром городской полиции Джастин Макканн детектив Бен Коллинз занимался организацией и проведением большинства мероприятий — от молодежных парадов Четвертого июля до фестивалей на Харбор-драйв в День города. Именно его я встретила на утесах той ночью. Он светил фонарем мне в лицо, ослепив меня. А потом устроил мне допрос. И хотел выяснить все, что только мог, о вечеринке и о том, почему я вернулась к краю утесов.

По общепринятым представлениям он был хорош собой: широкоплечий, с крепким подбородком, ясными блестящими глазами, с первыми признаками зрелого возраста, которые лишь придавали ему притягательности, с точки зрения окружающих. Но я могла воспринимать его только как участок негативного пространства. Как в ту ночь, с фонариком, свет которого отбрасывал на его лицо пугающие тени, так и всегда.

— Ну что ж, — продолжал он, отпив воды из бокала, — рад встрече с вами. Давно не виделись. Где вы теперь живете?

Я не ответила, притворившись, будто изучаю меню.

— И я тоже рада вас видеть, — сказала я.

Трудно было понять, где заканчивается любезная беседа и начинается допрос. До тех пор, пока не нашли записку Сэди, он сидел напротив меня за моим кухонным столом и раз за разом перебирал подробности моего рассказа о том вечере. Как будто заметил в моих первых показаниях нечто насторожившее его.

«С кем вы были? Зачем звонили ей? Писали ей сообщения?» И на следующем моменте всегда заострял внимание: «Но вы за ней так и не съездили?»

Шквал вопросов был стремительным и грубым, так что я порой не могла сказать, вспоминаю я события того вечера или то, что ответила ему в прошлый раз.

«Кто еще там был? Вы знали, что она встречалась с Коннором Харлоу?»

— Хорошо, что вы здесь, — сказал он. — Честно говоря, я как раз сегодня собирался звонить вам.

Я ждала, затаив дыхание. Тот список имен, который он дал мне, был, как я теперь понимала, способом найти пробел в чьих-то показаниях. Вытрясти всю правду. И когда во время допроса он встал, чтобы позвонить, а его напарник отвернулся, я сфотографировала список на свой телефон, пытаясь понять, что же они увидели. Но оказалось, что напрасно. В тот же день они нашли записку Сэди, и с тех пор остальное уже не имело значения. Но, сидя напротив него сейчас, я почти ожидала, что он снова начнет цепляться к мелочам, выискивая расхождения.

— Я слышал, какие-то проблемы возникли вчера вечером в одном из сданных в аренду домов, — сказал он.

— Да уж, — я покачала головой. — Но ничего не пропало.


Он разгладил скатерть на столе перед собой.

— Арендаторы здорово перепугались.

Я вскинула голову.

— Вы там были?

Он кивнул.

— Я принял вызов. Зашел, осмотрелся, постарался успокоить их.

— Почему же вы не позвонили мне вчера?

Единственным пропущенным в моем телефоне был звонок от Доналдсонов.

— Не стоило ради этого никого будить, — ответил он. — Честно говоря, я не заметил никаких признаков того, что там побывали посторонние.

— Ну что ж, — я расслабила плечи, — и мы тоже не будем обращаться в полицию. Арендаторы решили съехать. В составлении протокола нет необходимости.

Во время затянувшейся паузы он внимательно смотрел на меня.

— Я знаю, как выполнять свою работу, Эйвери.

Я отвернулась, давние ощущения вновь пробудились во мне. Как будто он искал скрытый смысл в каждом моем слове.

— А вот и Паркер, — объявила я, увидев, как он входит в комнату вместе с Джастин Макканн и еще одной женщиной. Пока они приближались, я узнала ее в лицо, но имени так и не вспомнила. Примерно моих лет, светло-каштановые волосы заплетены в колосок, очки в красной оправе точно в тон губной помаде.

Паркер наклонился и поцеловал воздух возле моей щеки, чем удивил меня.

— Извини, если заставили тебя ждать, — произнес он.

— Вовсе нет.

Он пожал руку детективу и продолжал знакомить присутствующих.

— Джастин, вы ведь знаете Эйвери Грир?

— Разумеется, — с вежливой улыбкой ответила Джастин. Она была старше всех нас по меньшей мере лет на двадцать и уже по одной этой причине приковывала к себе внимание. — Рада, что вы смогли составить нам компанию, Эйвери. А это мой ассистент Эрика Хопкинс.

— Вообще-то мы знакомы, — подала голос Эрика, взявшись за спинку стула. — Если не ошибаюсь, вы с бабушкой жили по соседству с моей тетей Ивлин?

— Точно. Да. Привет. — Только теперь я вспомнила ее. Эрика Хопкинс не училась в школе вместе с нами, а приезжала к тете на летние сезоны. Но я не видела ее уже много лет.

Она скованно улыбнулась:

— Рада снова видеть вас.

— Как ваши родители, Паркер? — спросил детектив Коллинз, когда все расселись за круглым столом.

— В порядке. — Паркер провел ладонью по волосам, а большим пальцем — сбоку по лицу. Нервная привычка, почесывание редкой, как тень, щетины. — Они все-таки собираются на церемонию.

— Замечательно, — хлопнула в ладоши Джастин. Будто можно было извлечь из сказанного хоть какой-то позитив. Дань памяти погибшей девушке. Приезд ее скорбящих родителей, еще недавно готовых возложить вину за случившееся на местных жителей. Я даже не замечала, что качаю головой, пока вдруг не перехватила обращенный на меня любопытный взгляд детектива.

— Но с парой условий, — добавил Паркер, вытирая ладони о брюки под столом. Я увидела, что он превратился в Паркера-бизнесмена. Раскатанные рукава наглухо застегнутой рубашки предупреждали о том, что будет дальше. Легко было бы приписать его позицию одной только клановости, но приходилось признать, что он на диво ловко убедил нас всех, что мы на одной стороне и хотим одного и того же, — и ему известно, что именно нам нужно.

От разговора я отвлеклась, когда они начали обсуждать освещение в прессе новой инициативы Ломанов. Программы профилактики суицидов, ориентированной на работу с населением и предназначенной для оказания психиатрической помощи и проведения обследований. Об этом я уже знала — читала и статьи, и отклики общественности. Каким-то образом смерть Сэди лишь сделала Ломанов более примечательными и достойными. Как будто эта трагедия облагородила их — убитых горем после смерти Сэди и постепенно восстанавливающихся, возрождающихся из пепла своей прежней жизни. Все это выглядело тошнотворно.

Я сосредоточила все свое внимание на салате с омарами, который подали всем, — легком и сытном, и пыталась вспомнить, когда в последний раз побывала здесь вместе с Ломанами.

И вздрогнула, внезапно вспомнив: в день рождения Сэди. В конце июля прошлого года. С ее родителями, Паркером и Лус. Сэди казалась рассеянной. Дерганой. У нее недавно изменились рабочие обязанности. Мне подумалось, что она чем-то озабочена. «Отчужденная и отстраненная» — так позднее назвала это состояние полиция. Как будто это был первый симптом, который мы проглядели.

— Эйвери?.. — Паркер смотрел на меня так, будто только что задал мне вопрос. — Ты возьмешь на себя статью в газете? Подыщешь подходящую фотографию?

— Конечно, — сказала я. Только теперь мне стала ясна собственная роль. Джастин привела с собой свою ассистентку, а Паркер — свою. Я работала на Ломанов, была деталью декорации, демонстрацией влияния. И даже оделась соответственно.

Мы встали из-за стола, прощаясь друг с другом.

— В ближайшее время я свяжусь с вами, — пообещала Эрика, пока мы выходили, и протянула мне свою визитку. Она спустилась по дощатым ступеням крыльца, опередив нас, всех остальных. Дойдя до своей машины, она обернулась и подняла голову, но выражение ее лица оказалось для меня загадкой.

Оставалось лишь гадать, что наговорила ей Ивлин.