Последняя гостья

— Но я не выходила. Как я уже говорила вам, она посылала мне сообщения. С ней все было в порядке.

— А Коннор Харлоу?

— А что насчет него?

— Вам известно, в каком настроении он был прошлым вечером?

Стянув рубашку через голову, он повел меня к постели…

— Нет, понятия не имею. Мы с Коннором больше не общаемся.

— Но вы видели его там.

Лицо Коннора в нескольких дюймах от моего лица. Его ладони на моих бедрах.

— Да, — ответила я. — Я его видела.

— Он пробыл там все время?

От напряжения этого момента сжался воздух. На самом деле никто не смог бы сказать наверняка, кто где был и когда. Когда речь идет о таких вечеринках, говоришь только то, что, как ты надеешься, скажут о тебе остальные. Глубинный инстинкт, предписывающий защищать своих.

— Да. Никто из нас не уходил.





* * *


Позднее тем же утром, после того как полиция ушла в большой дом, я увидела одинокую фигуру у гаража — не замечая ничего вокруг, она смотрела в телефон.

Я открыла дверь и шепотом позвала ее по имени:

— Лус!

Она вздрогнула, обернулась ко мне, я двинулась навстречу. Вблизи оказалось, что глаза у нее заплаканы, лицо осунувшееся и ненакрашенное.

— Мне надо выбраться отсюда, — объяснила она, качая головой. Ее волосы были безжалостно прилизаны и туго стянуты на затылке. — Мне здесь не место. Я пыталась… — она раздраженно постучала по телефону. — Пыталась выяснить, как доехать до автовокзала. Мне бы только попасть в Бостон, а там и до дома недалеко.

Только тогда я заметила у нее в другой руке дорожную сумку, на кожаных ручках которой она крепко сжимала пальцы. Она вглядывалась в меня испытующе, будто я могла что-то знать.

— Я бы отвезла тебя сама, но я без машины. Она все еще там, у дома, где была вечеринка. — Я сглотнула. — Может, возьмешь машину Паркера? Раз уж Грант и Бьянка сейчас здесь.

У нее раскрылись глаза.

— К нему мне сейчас лучше не обращаться. — Она оглянулась через плечо на большой дом и передернулась. — Мне здесь нет места. Я не в своей тарелке. Это…

— Ладно, пойдем. Лус, идем за мной, — я взяла ее за локоть, чтобы увести к себе в гостиную.

На диване она сидела прямо, как палка, не касаясь спиной подушек, старательно сложив руки на коленях и поставив сумку на пол перед собой. Я дала ей номер такси, чтобы она попробовала дозвониться; она была явно растеряна и не могла сосредоточиться, чтобы найти номер самостоятельно.

— Побудь здесь. А я за своей машиной. Если не уедешь до моего возвращения, я сама отвезу тебя к автобусу.

Она кивнула, глядя в никуда.

Такой я видела ее в последний раз.

Я отправилась в путь пешком. По Лэндинг-лейн, мимо Брейкер-Бич, где полицейские машины по-прежнему перегораживали стоянку и вся территория была обнесена лентами. Прошла через городской центр — атмосфера потрясения и мрачности сгустилась повсюду, словно туман.

У меня перехватило горло, я наклонилась, стоя на тротуаре и уперевшись ладонями в колени.

— Эйвери? — Какой-то мужчина повернулся ко мне от своего внедорожника, припаркованного у бордюра. Отец Фейт, только что поставивший коробку с кофе в багажник машины. — Ты как там, ничего?

Я выпрямилась, провела костяшками пальцев по щеке.

— Машину оставила, — объяснила я, и голос застрял у меня в трахее, будто я поперхнулась. — Там, где вчера была вечеринка.

Он оглянулся через плечо в сторону улицы, ведущей к тому дому.

— Ну так садись, подброшу тебя туда.

У него в машине пахло молотым кофе и свежевыстиранным бельем, мир продолжал вращаться независимо от того, существовала в нем Сэди или нет. Мы проехали вверх по Харбор-драйв, мимо полицейского участка на вершине холма.


— Жуткие новости насчет этой дочки Ломанов. Я слышал, ты с ней дружила.

Я сумела только кивнуть. Не могла думать о Сэди в голубом платье, стоящей на самом краю босиком. Слушающей, как беснуются внизу волны.

Он повернул машину к «Мысу» и прокашлялся.

— Тебе есть куда податься?

— Да, — ответила я, не понимая смысла вопроса. Еще до того, как осознала, что без Сэди само основание моей жизни пошатнется.

— Если что, — продолжал он, — дай нам знать. Конец сезона, комната у нас найдется, если понадобится.

Я повернулась к нему: обветренное лицо, глубокие морщины на нем, длинные седеющие волосы, зачесанные назад, будто приглаженные ветром, нос заостренный, как у Фейт.

— Мне кажется, Фейт будет не в восторге, — сказала я.

— Так ведь сколько времени уже прошло. — Он проехал мимо мини-отеля, направляясь к домам на высоком берегу.

— Это вышло случайно.

Он ответил не сразу.

— Ты нас всех тогда напугала. Но, с другой стороны, у тебя же все в конце концов сложилось, Эйвери. — Он свернул на Оверлук-драйв, к «Голубой мухоловке».

— Все хорошо.

Впереди показалась моя брошенная машина. Мне хотелось остаться одной. Не думать о том, что я натворила и что должна предпринять. На что я способна, если меня не сдерживают путы.

— Уверена?

— Да. Спасибо.

Он указал на обсаженную деревьями улицу от места, где мы находились, до «Закатного приюта» и «Голубой мухоловки».

— Стало быть, здесь будут только дома под аренду? Все до единого? Их строительство продолжат?

— Не прямо сейчас, но да, есть такие планы. — Я вышла из машины. — Спасибо, что подвезли.

Он кивнул, но смотрел не на меня, а на длинную улицу с незастроенными участками.

Я шла по улице, представляя себе поток людей, которые накануне вечером устремлялись сюда на вечеринку, а затем, после появления полиции, поспешили разъехаться. Сама я не видела, что было потом, но гости явно разбегались в спешке. На поросшей травой обочине остались следы шин. Повсюду виднелся брошенный мусор. Пустая бутылка. Раздавленные темные очки.

Моя машина стояла на подъездной дорожке «Закатного приюта», передом к выезду. Но похоже, кто-то проехался по двору перед домом — шины взрыли дерн до самой земли. Мне представилось, как возник затор из автомобилей, у кого-то лопнуло терпение и он рванул в объезд всех остальных.

Передняя дверь «Голубой мухоловки» осталась приоткрытой, тьма за ней манила к себе.

Я шагнула через порог и внимательно огляделась. Сам воздух пульсировал, словно дом был живым.

Полупустые бутылки на столах, постукивание вентилятора на высокой скорости, вонь пота и пролитой выпивки. И свечи, догоревшие до состояния восковых лужиц. Большинство потухли сами собой, но у разбитого окна, прямо под паутиной трещин, еще горела одна. Я задула ее, проводила взглядом поднявшийся вверх дымок и увидела в стекле осколки ночи.

Наверху в первой комнате на кровати нашлось несколько забытых курток. И вдобавок, надо же, туфля.

Мои пальцы подрагивали от энергии, до сих пор не находившей применения. Слишком многое вышло из-под моего контроля. Слишком многое я никакими стараниями не смогла бы изменить.

Я вытащила телефон и позвонила в клининговую компанию. Попросила приехать как можно скорее и прислать счет напрямую мне: не хотела, чтобы с ним пришлось иметь дело Ломанам. Им было незачем знать, как бездумно мы свинячили, пока умирала их дочь.

Внизу я закинула в стиральную машину полотенца из ванной, черные от грязи и косметики. У белых полотенец и белого постельного белья есть свое преимущество — ощущение свежести, простора и чистоты. Иллюзия, которую так просто поддерживать с помощью половины мерки отбеливателя.

В спальне выяснилось, что сундук с запасными одеялами открыт, но все его содержимое было, кажется, на месте и им не пользовались — стопка свернутых одеял выглядела аккуратно, так что я просто закрыла крышку.

Потом, постепенно приходя в себя от возвращающегося чувства, что я держу все под контролем, я нашла номер оконной компании и оставила им сообщение. О том, что нам надо заменить разбитое окно в доме номер три по Оверлук-драйв и с просьбой позвонить мне, когда им потребуется доступ в дом, чтобы снять мерки.

После этого я вышла и плотно прикрыла входную дверь, но не заперла ее — ключей у меня не было. Предстояло еще вернуться и проверить состояние дома после уборки.

Я шла по улице к своей машине, и у меня жгло глаза. Где бы я ни проходила, что бы я ни видела, это были места, которых никогда больше не увидит Сэди. Даже собственная машина показалась мне сейчас смутно незнакомой. Песчинки в ногах у водительского сиденья остались здесь с незапамятных времен, но я, глядя на них, видела только, как Сэди отряхивает ноги после того, как мы жгли костер на Брейкер-Бич. В выемку дверной ручки была напихана бумага, и мне вспомнилось, как Сэди комкала очередной чек и засовывала его куда-нибудь с глаз долой. Мои очки от солнца, заткнутые поверх защитного козырька, воскресили в памяти сцену, в которой Сэди опускала этот козырек, замечала свое отражение в зеркале и восклицала: «Господи, да что ж я бледная такая?»

На обратном пути меня преследовал запах, которым пропитался дом. Выпивка, пот, с еще каким-то почти звериным оттенком. Поэтому окна я держала открытыми, по машине гулял свежий ветер Литтлпорта.

Я направлялась в противоположную сторону, к извилистым горным серпантинам, где солнечный рисунок света и тени в ветках деревьев, раскачивающихся на ветру, словно предвещал затмение.