Последний вечер в Лондоне

– В квартире есть принтер? Я бы съездила к Арабелле в офис, но это далековато.

– Да, хороший принтер есть у Колина в комнате – на большом столе. Он мне всегда разрешает им пользоваться, так что непонятно, почему и тебе не разрешил.

– В его спальне?

– Да… но тут ничего такого нет. Можешь написать ему, если хочешь.

– Хорошо, так и сделаю.

– Увидимся позже. Позвони мне, если что-нибудь понадобится. Прешес все еще спит. Обычно она завтракает не раньше одиннадцати, поэтому до этого времени ей ничего не понадобится. Но ты все же на всякий случай прислушивайся – вдруг она позвонит в колокольчик.

Лаура подняла вверх большой палец и повела Джорджа за поводок; Оскара же взяла на руки. Пес тут же оглянулся на меня из-за ее плеча, и я могла поклясться, что он сузил глаза, как Клинт Иствуд во время перестрелки.

Обычно я просматривала и группировала фотографии и заметки на своем ноутбуке, но в этом проекте я ощущала необходимость все распечатывать. Я хотела получше понять, как все будет скомпоновано и какие пробелы мы сможем закрыть, найдя Еву. Чувствовалось в истории Прешес какое-то сопротивление, заставлявшее меня думать, что я хожу по кругу. Я написала Колину сообщение с просьбой воспользоваться принтером. Но как только я нажала «отправить», под кипой газет на другом конце стола раздалось гудение.

Я аккуратно убрала газеты и обнаружила там телефон Колина. Я подняла его, и в тот же миг он зазвонил. На экране не высветились ни имя, ни изображение, поэтому я предположила, что это Колин звонил с чужого телефона, пытаясь найти свой. Я провела по экрану и произнесла в трубку:

– Алло.

Женский голос произнес:

– Ты не Колин.

– Нет, не Колин, но у меня его телефон. Кто это?

– Я – Имоджен Смит.

Я попыталась определить ее акцент – не совсем «кокни» таксиста, но и не без некоторых его особенностей и странных интонаций. Будто она пыталась говорить без какого-то конкретного акцента. Это напомнило мне, как говорила тетя Кэсси, когда вернулась в Джорджию после более десятка лет работы в Нью-Йорке.

– Его тут нет.

– А ты, значит, его новая подружка?

– Нет. – Я затрясла головой, хотя она не могла меня увидеть. – Ни в коем разе. Колин на работе. Можешь позвонить ему туда или написать ему, а он ответит, когда заберет телефон.

Она помолчала.

– Ты точно не его подружка?

– Совершенно точно.

– Хорошо. Потому что я старая подружка, а ты вроде ничего такая, так что не хотелось бы ненавидеть тебя, даже не встретив. Ты еще к тому же и американка. Всегда думала, что Колин не очень любит американцев. Как, ты сказала, тебя зовут?

– Я не говорила. Но зовут Мэдисон Уорнер.

– О! Ты та самая Мэдисон.

Мне не стоило продолжать беседовать с совершенно незнакомым человеком, но я должна была знать.

– Ты хочешь сказать, что он обо мне говорил?

– Да. Довольно много на самом деле. О том, как вы двое не подходите друг другу и что у тебя ужасный вкус на мужчин и ужасное чувство юмора на уровне детского сада. И, скажу тебе, мне пришлось сильно постараться, чтобы отвлечь его от разговоров о тебе. Бесило неимоверно.

– Извини, – сказала я, желая как можно быстрее повесить трубку. – Я передам, что ты звонила, но все же отправь ему сообщение на всякий случай…

– Я лучше не буду с ним разговаривать, а то опять реветь начну. Можешь ему просто сказать, что ключ от его дома в Кадоган-Гарденз все еще у меня, так что я просуну его через щель для почты в двери?

– Я передам.

Я уже собиралась положить трубку, когда она произнесла:

– Он упоминал про меня?

Я ответила не сразу, решив, что неприкрытая правда всегда лучше.

– Нет, Имоджен. Не упоминал.

В ее голосе с этим странным акцентом послышалось смирение.

– Наверное, я и так это знала, в глубине души. Иногда, чтобы ты поверила, просто нужно, чтобы кто-то другой сказал тебе неприятную правду, правда?

– Наверное.

– Спасибо, Мэдисон. И пока.


Она прервала звонок раньше, чем я попрощалась.

Я смотрела на телефон в своей руке, а в ушах звенел ее голос.

Иногда, чтобы ты поверила, просто нужно, чтобы кто-то другой сказал тебе неприятную правду. Эти слова выбили меня из колеи, и я долгое время смотрела в окно, как распускается утро среди домов на другой стороне улицы.

В конце концов я позвонила тете Кэсси. Она ответила после второго гудка.

– Мэдди, милая. У тебя все в порядке?

– Ага… все хорошо.

– Я могу тебе перезвонить? У меня сейчас начнется совещание по громкой связи.

– Не надо. Я просто хотела услышать твой голос. И сказать тебе: давай, записывай меня на прием к доктору Грей на следующую неделю после свадьбы. Да, это может подождать, просто очередные тесты. Ничего срочного. До этого времени у меня есть кое-какие проекты, и я не хочу отвлекаться от них.

– Мэдди, ты уверена, что хочешь подождать?..

– Уверена. Просто запиши меня на прием, пожалуйста, а там посмотрим. Нет смысла решать завтрашние проблемы сегодня, правда?

В тетином голосе почувствовалась улыбка.

– Твоя мама всегда это говорила.

– Я знаю.

Мы попрощались. Подняв глаза, я увидела в дверном проеме Арабеллу.

– Все в порядке?

Я кивнула, отводя взгляд.

– Все отлично.

Она вошла в комнату. Судя по виду Арабеллы, я убедила ее не до конца.

– У меня немного времени между совещаниями, и я решила поинтересоваться твоим сообщением по электронке в два ночи. Ты написала, что нашла что-то интересное?

Я встала и провела ее к углу, где нас ждала груда шляпных коробок.

– Они принадлежали Софии. Я надеялась, что если даже мы ничего не найдем по Еве, то здесь будет что-нибудь о Грэме. София и Грэм были сестрой и братом, так что смысл в этом есть. А если мы найдем одного, то должны найти и вторую.

– Остается только надеяться. – Стойки с нарядами перекочевали в столовую, и Арабелла протянула руку к одной из них и погладила рукав шубы со свалявшимся за годы хранения в кладовой ворсом. – Ты только посмотри на эту красоту. У Прешес есть пара вещей от Шанель послевоенного времени. Я бы тоже хотела продемонстрировать их на выставке, но она не особенно желает говорить о времени во Франции.

– Я спрашивала ее, почему она уехала. Думала, что это может стать ключом к остальным моим вопросам о Сопротивлении, о ее работе в оккупированном Париже и тому подобном.

– И что она сказала?

Я хотела проигнорировать вопрос. Но Арабелла продолжала настойчиво глядеть на меня, и я сдалась.

– Судя по ее словам, она поехала по той же причине, что и я уехала из Джорджии. Чтобы сбежать от своих призраков. По поводу меня она, конечно, ошиблась. Я уехала, чтобы продолжить образование.

Арабелла отпустила рукав шубы и посмотрела на меня.

– Как думаешь, зачем она вернулась, ведь прошло столько времени… И в Лондон, а не в Мемфис?

Я пожала плечами, ощущая неловкость от испытующего взгляда подруги.

– В том-то и вопрос – зачем? Может, ее призраки стали преследовать кого-нибудь другого?

– Возможно. Интересно, что заставляет человека покидать так надолго свой дом и что потом, в итоге, заставляет вернуться?

Желая сменить тему, я схватила Арабеллу за руку.

– Идем, – сказала я, подводя ее к шляпным коробкам. – Вот что я нашла.

Я подняла верхнюю коробку и поставила ее на свободное место на обеденном столе.

– Я думала, что в них шляпы, и поэтому не стала их разбирать сразу. Как же я обрадовалась, обнаружив там фотографии. Как думаешь, это где-то начало сороковых?

Коробку наполовину заполняли черно-белые фотографии. Я узнала белокурые волосы на верхних снимках и подумала, знает ли Прешес об их существовании.

– Ух ты, – протянула Арабелла, поднимая верхнее фото. На нем Прешес шла по проходу, окруженному стульями, на которых сидели добротно одетые женщины и несколько мужчин. На ней было длинное вечернее платье из блестящего материала. Ее молочно-белые плечи украшал палантин, на нежном, открытом лице играла легкая улыбка. Из всех выражений, что я до сих пор видела на лице Прешес, такое я встретила впервые.