Последний солдат
Часть 24 из 44 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Алексей Шелестов, – скромно представляюсь я.
– Вы случайно не сын Александра Константиновича? – в глазах Морозова мелькает искорка интереса.
– Сын, – невозмутимо подтверждаю его предположение.
– Мой помощник, думаю сделать его своим заместителем в военно-патриотическом клубе. Парень буквально «горит» этой идеей, и мне много в чем помогает, – добавляет наставник.
– Похвально, – Константин Дмитриевич одобрительно кивает. – Комсомолец?
– Конечно, вступил в ВЛКСМ еще два года назад.
– Похвально, – повторяет Морозов и спохватывается: – Что же вы стоите, товарищи? Присаживайтесь!
Мы усаживаемся на массивные стулья, рядом с главным комсомольцем.
– Чай с сушками будете? – уточняет хозяин кабинета. – Я могу распорядиться.
– Нет, спасибо, – вежливо отказывается Игорь Семенович, – мы недавно пообедали.
– Хорошо, – главный комсомолец становится сух и деловит, – давайте перейдем к вашему вопросу. Мне звонил Николай Яковлевич, попросил встретиться с вами, пообщаться и помочь в хорошем начинании. Слушаю вас, товарищ Зорин.
– Константин Дмитриевич, мы хотим создать военно-патриотический клуб для молодежи. Научить ребят военному делу, заняться их физической подготовкой, уделить внимание патриотическому воспитанию. Будем помогать ветеранам, ходить в походы, искать останки погибших советских солдат для их достойного захоронения.
– Дело вообще-то хорошее, – Морозов задумчиво трет подбородок, – а вот скажите мне, зачем для этого организовывать именно военно-патриотический клуб? В школе преподают НВП, у пионеров есть «Зарница», помощь ветеранам можно организовать и силами комсомола. Между прочим, мы этим уже давно занимаемся.
– Константин Дмитриевич, многих школьников и студентов можно привлечь именно военной романтикой, возможностью стать сильными, подготовленными и уверенными в себе. Только подумайте, какие чувства испытывает любой советский мальчишка, учась рукопашному бою, возможности обращения с оружием, чувствуя себя членом сплоченной, дружной команды, способной в любой момент встать на защиту Родины, участвуя в походах, поисках погибших советских солдат. А сколько трудных подростков можно отвратить от уголовной романтики, предложив достойную и интересную альтернативу? Недаром наше советское государство уделяет немало внимания спорту, досугу и развитию детей. Мы объединим сразу несколько полезных направлений: патриотическое воспитание, физическая подготовка, общественная работа и военное дело. И все это с вашей поддержкой. Комсомольцы работают вожатыми, открывают кружки, ведут секции. А теперь еще и с вашей помощью будут учить молодежь военному делу, подготавливать новых достойных граждан нашей социалистической Родины.
– Ну хорошо, – задумчиво произносит Морозов, – допустим, вы меня убедили. Какая вам помощь нужна на первом этапе?
– Помещение для клуба, – Зорин четко придерживается нашего плана, – нам нужно место, где мы сможем собираться, проводить работу с молодежью, организовывать мероприятия. Желателен хоть какой-то минимум мебели, если это возможно. Все остальное мы сделаем сами.
– Ладно, – Константин Дмитриевич хлопает ладонью по столу, – с помещением мы вам поможем. Был у нас тут один хлопец. Вел секцию классической борьбы, в жэке ему выделили подвал на Петроградской по нашей просьбе. Парень женился и переехал в другой город, а помещение сейчас, насколько я знаю, закрыто на ключ. Там даже маты, по-моему, остались в зале. Сделаем так, я сейчас вызову своего сотрудника, он с вами подъедет в жэк, возьмете ключи и посмотрите подвал. Если все устроит, будете туда вселяться, с жэком договоримся.
Главный комсомолец разворачивается и нажимает кнопку громкой связи на селекторе.
– Алина Андреевна, Молодцов на месте?
– Да, сидит у себя.
– Прекрасно, пусть сейчас зайдет ко мне.
Морозов, щелкает кнопкой, прерывая связь, и снова поворачивается к нам.
– Сейчас Максим зайдет, я вас с ним познакомлю, введу его в курс проблемы, и вы с ним обо всем договоритесь. Он будет вашим куратором, и, если возникнут какие-то вопросы и предложения, можете смело обращаться к нему.
– Можно? – в кабинет заглядывает молодой парнишка лет двадцати трех.
– Нужно. Проходи, не стой там как школьница на первом свидании, – ворчит Константин Дмитриевич.
Паренек здоровается с нами и аккуратно присаживается на стул рядом, замирая в ожидании.
– Тут такое дело. Ребята организовывают военно-патриотический клуб. Надо им помочь. Съездишь с ними в жэк на Петроградской, возьмешь ключи и покажешь помещение, где у нас Толя с детьми занимался, скажешь, я попросил. Если все устроит, будем им передавать в пользование. Все необходимые вопросы с жэком согласуем, бумаги подготовим.
– Товарищи, все формальности Максим уладит. Если возникнут какие-либо вопросы или понадобится помощь, смело обращайтесь к нему, – Морозов встает из кресла, протягивая нам руку.
Прощаемся с комсомольцем и направляемся к выходу.
– Кстати, а как клуб свой назвать думаете? – догоняет нас у выхода вопрос Константина Дмитриевича.
В памяти вспыхивает яркая картинка, намертво впечатанная в мое сознание. Навсегда застывшие глаза небесно-голубого цвета, разметавшаяся по паркету тяжелая копна роскошных русых волос, местами слипшихся от крови, и маленькая ладошка, сжимающая ярко-красный стяг с гербом СССР.
– «Красное Знамя», – мысленно вздохнув, отвечаю главному комсомольцу.
– Хорошее название, – Морозов с хитрым прищуром смотрит на меня. – Обустраивайтесь пока, работайте, а там, может, и мы с Николаем Яковлевичем к вам в гости заедем. Примете?
– С большим удовольствием, – улыбается Зорин, – могли бы даже и не спрашивать.
– Ну, вот и отлично. Не буду вас больше задерживать, товарищи.
23 сентября. 16:30
Желтое такси «Волга» тормозит у типовой пятиэтажки из белого кирпича. Рассчитываюсь с водителем «трешкой» и выпрыгиваю из машины. В руках у меня авоська с ярко-алыми большими помидорами и пупырчатыми темно-зелеными огурцами, большой кулек с сочной телячьей вырезкой, пучком зелени, желтым ломтем сыра, палкой колбасы, тортом «Прага» и бутылкой шампанского, которую я упросил купить алкоголика, мающегося возле водочного магазина, посулив ему бутылку водки в качестве презента.
На правом предплечье при каждом движении хрустит перевязанная розовой лентой прозрачная целлофановая упаковка с выглядывающими пятью нежными бутонами бордовых роз, только начавших распускать лепестки.
Все это великолепие, за исключением спиртного, торта и сыра я приобрел на рынке. Закупка всех продуктов обошлась мне немногим менее двадцати пяти рублей.
Поднимаюсь по серым бетонным ступенькам, читаю надпись перед входом «Общежитие № 1 Н-ского кулинарного техникума». Решительно толкаю дверь. Перед железной вертушкой, закрывающей выход в коридор с комнатами, в стеклянной будке сидит нахохлившаяся толстая бабка, укутанная в невзрачный серый платок.
– Здравствуйте, – вежливо обращаюсь к церберше.
– Чего хотел-то? – недовольно отзывается вахтерша, строго смотря на меня. Мое приветствие она проигнорировала.
– Я к Светлане Анисимовой из 204-й комнаты, – информирую злобную бабульку.
– Много вас таких ходят, – ворчит старушка. – Светка мне ничего не говорила, что к ней кто-то придет.
– Так я могу пройти? – уточняю у вахтерши.
– Анька, – внезапно орет бабка, увидев мелькнувшую в коридоре русую девчонку в красном домашнем платьице с белыми цветочками.
– Что вам, Марь Степанна? – девушка снова появляется в проеме, оглядывая меня заблестевшими от любопытства синими глазами.
– Тут к Светке из 204-й ухажер пришел, – бурчит старуха, поправляя серый платок на голове. Зачем она носит его в помещении, так и осталось для меня загадкой.
– Скажи ей, пусть выйдет, посмотрит. А то она мне ничего не говорила, что к ней кто-то должен прийти. Теперь вот не знаю, пропускать этого Ромео или не пропускать.
– Хорошо, Марь Степанна, – девчонка, стрельнув в меня напоследок глазками, исчезает.
Через минуту появляется Света. Шатенка явно недавно вылезла из душа. Махровый халат облегает ее с ног до головы, на нежной коже трепетно дрожат прозрачные капельки воды. Мокрая челка, выглядывающая из-под большущего тюрбана-полотенца, приклеилась к розовому распаренному лобику.
– Ишь, бесстыдница. Ты чего в таком виде вылезла? Ни совести, ни стыда у этой молодежи, – продолжает ворчать старуха.
– В каком виде была, в таком и вылезла, Марь Степанна, – с достоинством отвечает девушка, – в конце концов, я же не голая. Вам бы лишь бы придраться.
Бабка что-то тихо бурчит в ответ, но ее уже никто не слушает.
– Привет, Свет. Я наконец-то добрался до тебя, – улыбаюсь шатенке.
– Привет. Долго же ты шел. Целую неделю, – девчонка насмешливо смотрит на меня, затем ее взгляд перемещается на цветы.
– Это мне?
– Тебе и только тебе, – шутливо отвечаю, протягивая букет, – ты достойна этих роскошных роз.
Вахтерша саркастически хмыкает, но мы не обращаем на нее внимания.
– Спасибо, – тихо говорит девушка. Ее лицо освещает теплая искренняя улыбка. Пухлые алые губки раздвигаются, обнажая ровный ряд белоснежных зубов.
Света берет букет обеими руками и, прикрыв глаза, мечтательно вдыхает пьянящий цветочный аромат, зарываясь лицом в нежные бархатные лепестки.
– Вы тут долго стоять будете? – начинает высказывать недовольство вахтерша. – Устроили здесь место для свиданий. Либо проходите, либо идите на улицу.
– Ах да, – спохватывается шатенка, – пошли.
– Чтобы до одиннадцати часов закончили свои посиделки, – преследует нас крик Марьи Степановны, – иначе сама приду и выгоню на улицу твоего хахаля.
– Чего она такая злая, эта бабка? – недовольно бурчу, пока мы идем к комнате шатенки.
– Злая? Да нет, скорее строгая, – отвечает Света, продолжая на ходу любоваться букетом, – беспокоится за нас. Марь Степанна ворчливая, доставучая, иногда бывает настоящей язвой, но нам как родная. Она раньше преподавала в нашем техникуме, потом ушла на пенсию, а сидеть дома скучно. Просилась обратно, а человека на ее место уже взяли. Вот и работает вахтером пока. Но за девочек сражается, как лев. В прошлом году Ирку хотели исключить из техникума за плохую успеваемость. А у девчонки мать больная, брат маленький и отец пьет, так она подрабатывала в свободное время, чтобы близким помочь. Готовила, убирала, следила за детьми в одной семье, работников торговли, по-моему. Когда ее исключать собрались, Марь Степанна такой разнос в деканате устроила, что им тошно стало. И сколько еще подобных случаев было. Так что человек она хороший. Мы ее любим, а она нас.
– Понятно. Значит, бабка боевая, и любому за вас глотку порвет.
– А ты как думал? – лукаво смотрит на меня Света. – Так что веди себя хорошо. Если что, натравлю на тебя Марь Степанну.
– О нет, только не это, – умоляюще произношу я, – обещаю быть хорошим и добрым. И не приставать. Почти.
– Маловат ты еще для приставаний, – назидательно говорит шатенка, – подрастешь чуть-чуть, тогда посмотрим.
– Мал, да удал, – театрально выпячиваю грудь и разворачиваю плечи, – и вообще, ты меня недооцениваешь, принцесса.
Девчонка тихонько прыскает в кулачок.
– Ты такой забавный, – ее голос подрагивает от еле сдерживаемого смеха.
– Вы случайно не сын Александра Константиновича? – в глазах Морозова мелькает искорка интереса.
– Сын, – невозмутимо подтверждаю его предположение.
– Мой помощник, думаю сделать его своим заместителем в военно-патриотическом клубе. Парень буквально «горит» этой идеей, и мне много в чем помогает, – добавляет наставник.
– Похвально, – Константин Дмитриевич одобрительно кивает. – Комсомолец?
– Конечно, вступил в ВЛКСМ еще два года назад.
– Похвально, – повторяет Морозов и спохватывается: – Что же вы стоите, товарищи? Присаживайтесь!
Мы усаживаемся на массивные стулья, рядом с главным комсомольцем.
– Чай с сушками будете? – уточняет хозяин кабинета. – Я могу распорядиться.
– Нет, спасибо, – вежливо отказывается Игорь Семенович, – мы недавно пообедали.
– Хорошо, – главный комсомолец становится сух и деловит, – давайте перейдем к вашему вопросу. Мне звонил Николай Яковлевич, попросил встретиться с вами, пообщаться и помочь в хорошем начинании. Слушаю вас, товарищ Зорин.
– Константин Дмитриевич, мы хотим создать военно-патриотический клуб для молодежи. Научить ребят военному делу, заняться их физической подготовкой, уделить внимание патриотическому воспитанию. Будем помогать ветеранам, ходить в походы, искать останки погибших советских солдат для их достойного захоронения.
– Дело вообще-то хорошее, – Морозов задумчиво трет подбородок, – а вот скажите мне, зачем для этого организовывать именно военно-патриотический клуб? В школе преподают НВП, у пионеров есть «Зарница», помощь ветеранам можно организовать и силами комсомола. Между прочим, мы этим уже давно занимаемся.
– Константин Дмитриевич, многих школьников и студентов можно привлечь именно военной романтикой, возможностью стать сильными, подготовленными и уверенными в себе. Только подумайте, какие чувства испытывает любой советский мальчишка, учась рукопашному бою, возможности обращения с оружием, чувствуя себя членом сплоченной, дружной команды, способной в любой момент встать на защиту Родины, участвуя в походах, поисках погибших советских солдат. А сколько трудных подростков можно отвратить от уголовной романтики, предложив достойную и интересную альтернативу? Недаром наше советское государство уделяет немало внимания спорту, досугу и развитию детей. Мы объединим сразу несколько полезных направлений: патриотическое воспитание, физическая подготовка, общественная работа и военное дело. И все это с вашей поддержкой. Комсомольцы работают вожатыми, открывают кружки, ведут секции. А теперь еще и с вашей помощью будут учить молодежь военному делу, подготавливать новых достойных граждан нашей социалистической Родины.
– Ну хорошо, – задумчиво произносит Морозов, – допустим, вы меня убедили. Какая вам помощь нужна на первом этапе?
– Помещение для клуба, – Зорин четко придерживается нашего плана, – нам нужно место, где мы сможем собираться, проводить работу с молодежью, организовывать мероприятия. Желателен хоть какой-то минимум мебели, если это возможно. Все остальное мы сделаем сами.
– Ладно, – Константин Дмитриевич хлопает ладонью по столу, – с помещением мы вам поможем. Был у нас тут один хлопец. Вел секцию классической борьбы, в жэке ему выделили подвал на Петроградской по нашей просьбе. Парень женился и переехал в другой город, а помещение сейчас, насколько я знаю, закрыто на ключ. Там даже маты, по-моему, остались в зале. Сделаем так, я сейчас вызову своего сотрудника, он с вами подъедет в жэк, возьмете ключи и посмотрите подвал. Если все устроит, будете туда вселяться, с жэком договоримся.
Главный комсомолец разворачивается и нажимает кнопку громкой связи на селекторе.
– Алина Андреевна, Молодцов на месте?
– Да, сидит у себя.
– Прекрасно, пусть сейчас зайдет ко мне.
Морозов, щелкает кнопкой, прерывая связь, и снова поворачивается к нам.
– Сейчас Максим зайдет, я вас с ним познакомлю, введу его в курс проблемы, и вы с ним обо всем договоритесь. Он будет вашим куратором, и, если возникнут какие-то вопросы и предложения, можете смело обращаться к нему.
– Можно? – в кабинет заглядывает молодой парнишка лет двадцати трех.
– Нужно. Проходи, не стой там как школьница на первом свидании, – ворчит Константин Дмитриевич.
Паренек здоровается с нами и аккуратно присаживается на стул рядом, замирая в ожидании.
– Тут такое дело. Ребята организовывают военно-патриотический клуб. Надо им помочь. Съездишь с ними в жэк на Петроградской, возьмешь ключи и покажешь помещение, где у нас Толя с детьми занимался, скажешь, я попросил. Если все устроит, будем им передавать в пользование. Все необходимые вопросы с жэком согласуем, бумаги подготовим.
– Товарищи, все формальности Максим уладит. Если возникнут какие-либо вопросы или понадобится помощь, смело обращайтесь к нему, – Морозов встает из кресла, протягивая нам руку.
Прощаемся с комсомольцем и направляемся к выходу.
– Кстати, а как клуб свой назвать думаете? – догоняет нас у выхода вопрос Константина Дмитриевича.
В памяти вспыхивает яркая картинка, намертво впечатанная в мое сознание. Навсегда застывшие глаза небесно-голубого цвета, разметавшаяся по паркету тяжелая копна роскошных русых волос, местами слипшихся от крови, и маленькая ладошка, сжимающая ярко-красный стяг с гербом СССР.
– «Красное Знамя», – мысленно вздохнув, отвечаю главному комсомольцу.
– Хорошее название, – Морозов с хитрым прищуром смотрит на меня. – Обустраивайтесь пока, работайте, а там, может, и мы с Николаем Яковлевичем к вам в гости заедем. Примете?
– С большим удовольствием, – улыбается Зорин, – могли бы даже и не спрашивать.
– Ну, вот и отлично. Не буду вас больше задерживать, товарищи.
23 сентября. 16:30
Желтое такси «Волга» тормозит у типовой пятиэтажки из белого кирпича. Рассчитываюсь с водителем «трешкой» и выпрыгиваю из машины. В руках у меня авоська с ярко-алыми большими помидорами и пупырчатыми темно-зелеными огурцами, большой кулек с сочной телячьей вырезкой, пучком зелени, желтым ломтем сыра, палкой колбасы, тортом «Прага» и бутылкой шампанского, которую я упросил купить алкоголика, мающегося возле водочного магазина, посулив ему бутылку водки в качестве презента.
На правом предплечье при каждом движении хрустит перевязанная розовой лентой прозрачная целлофановая упаковка с выглядывающими пятью нежными бутонами бордовых роз, только начавших распускать лепестки.
Все это великолепие, за исключением спиртного, торта и сыра я приобрел на рынке. Закупка всех продуктов обошлась мне немногим менее двадцати пяти рублей.
Поднимаюсь по серым бетонным ступенькам, читаю надпись перед входом «Общежитие № 1 Н-ского кулинарного техникума». Решительно толкаю дверь. Перед железной вертушкой, закрывающей выход в коридор с комнатами, в стеклянной будке сидит нахохлившаяся толстая бабка, укутанная в невзрачный серый платок.
– Здравствуйте, – вежливо обращаюсь к церберше.
– Чего хотел-то? – недовольно отзывается вахтерша, строго смотря на меня. Мое приветствие она проигнорировала.
– Я к Светлане Анисимовой из 204-й комнаты, – информирую злобную бабульку.
– Много вас таких ходят, – ворчит старушка. – Светка мне ничего не говорила, что к ней кто-то придет.
– Так я могу пройти? – уточняю у вахтерши.
– Анька, – внезапно орет бабка, увидев мелькнувшую в коридоре русую девчонку в красном домашнем платьице с белыми цветочками.
– Что вам, Марь Степанна? – девушка снова появляется в проеме, оглядывая меня заблестевшими от любопытства синими глазами.
– Тут к Светке из 204-й ухажер пришел, – бурчит старуха, поправляя серый платок на голове. Зачем она носит его в помещении, так и осталось для меня загадкой.
– Скажи ей, пусть выйдет, посмотрит. А то она мне ничего не говорила, что к ней кто-то должен прийти. Теперь вот не знаю, пропускать этого Ромео или не пропускать.
– Хорошо, Марь Степанна, – девчонка, стрельнув в меня напоследок глазками, исчезает.
Через минуту появляется Света. Шатенка явно недавно вылезла из душа. Махровый халат облегает ее с ног до головы, на нежной коже трепетно дрожат прозрачные капельки воды. Мокрая челка, выглядывающая из-под большущего тюрбана-полотенца, приклеилась к розовому распаренному лобику.
– Ишь, бесстыдница. Ты чего в таком виде вылезла? Ни совести, ни стыда у этой молодежи, – продолжает ворчать старуха.
– В каком виде была, в таком и вылезла, Марь Степанна, – с достоинством отвечает девушка, – в конце концов, я же не голая. Вам бы лишь бы придраться.
Бабка что-то тихо бурчит в ответ, но ее уже никто не слушает.
– Привет, Свет. Я наконец-то добрался до тебя, – улыбаюсь шатенке.
– Привет. Долго же ты шел. Целую неделю, – девчонка насмешливо смотрит на меня, затем ее взгляд перемещается на цветы.
– Это мне?
– Тебе и только тебе, – шутливо отвечаю, протягивая букет, – ты достойна этих роскошных роз.
Вахтерша саркастически хмыкает, но мы не обращаем на нее внимания.
– Спасибо, – тихо говорит девушка. Ее лицо освещает теплая искренняя улыбка. Пухлые алые губки раздвигаются, обнажая ровный ряд белоснежных зубов.
Света берет букет обеими руками и, прикрыв глаза, мечтательно вдыхает пьянящий цветочный аромат, зарываясь лицом в нежные бархатные лепестки.
– Вы тут долго стоять будете? – начинает высказывать недовольство вахтерша. – Устроили здесь место для свиданий. Либо проходите, либо идите на улицу.
– Ах да, – спохватывается шатенка, – пошли.
– Чтобы до одиннадцати часов закончили свои посиделки, – преследует нас крик Марьи Степановны, – иначе сама приду и выгоню на улицу твоего хахаля.
– Чего она такая злая, эта бабка? – недовольно бурчу, пока мы идем к комнате шатенки.
– Злая? Да нет, скорее строгая, – отвечает Света, продолжая на ходу любоваться букетом, – беспокоится за нас. Марь Степанна ворчливая, доставучая, иногда бывает настоящей язвой, но нам как родная. Она раньше преподавала в нашем техникуме, потом ушла на пенсию, а сидеть дома скучно. Просилась обратно, а человека на ее место уже взяли. Вот и работает вахтером пока. Но за девочек сражается, как лев. В прошлом году Ирку хотели исключить из техникума за плохую успеваемость. А у девчонки мать больная, брат маленький и отец пьет, так она подрабатывала в свободное время, чтобы близким помочь. Готовила, убирала, следила за детьми в одной семье, работников торговли, по-моему. Когда ее исключать собрались, Марь Степанна такой разнос в деканате устроила, что им тошно стало. И сколько еще подобных случаев было. Так что человек она хороший. Мы ее любим, а она нас.
– Понятно. Значит, бабка боевая, и любому за вас глотку порвет.
– А ты как думал? – лукаво смотрит на меня Света. – Так что веди себя хорошо. Если что, натравлю на тебя Марь Степанну.
– О нет, только не это, – умоляюще произношу я, – обещаю быть хорошим и добрым. И не приставать. Почти.
– Маловат ты еще для приставаний, – назидательно говорит шатенка, – подрастешь чуть-чуть, тогда посмотрим.
– Мал, да удал, – театрально выпячиваю грудь и разворачиваю плечи, – и вообще, ты меня недооцениваешь, принцесса.
Девчонка тихонько прыскает в кулачок.
– Ты такой забавный, – ее голос подрагивает от еле сдерживаемого смеха.