Последний солдат
Часть 22 из 44 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Сейчас в память о павших, но остановивших и разгромивших фашистские полчища советских солдат, прозвучит прекрасная песня «Журавли». Ее исполнил уже умирающий от рака Марк Наумович Бернес за месяц до своей смерти, отдавая дань подвигу тех, кто не вернулся с фронта.
Ваня жмет клавишу магнитофона.
Негромкий, наполненный душевной болью голос певца звучит сегодня особенно печально.
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
Встают директор с завучем. Следом за ними волной поднимаются школьники. Хмурые лица, крепко сжатые кулаки, боящиеся лишний раз шелохнуться тела показывают, какое впечатление производит на них эта песня. Каждый из присутствующих вслушивается в слова, снова переживая всю трагедию произошедшей войны.
Настанет день, и журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле.
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле.
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Бернес замолкает. На мгновение наступает тишина. Затем она взрывается бурными аплодисментами. Громко хлопают в ладоши Нелли Робертовна и Нина Алексеевна, рукоплещут взволнованные старшеклассники, а раскрасневшаяся Ольга Александровна, на секунду исчезнув со сцены, возвращается с большим букетом роз и торжественно вручает его смущенному Леониду Романовичу.
21 сентября 1978 года. Четверг
Задорный осенний ветерок ласково щекочет лицо холодным воздухом, потерявшие силу лучи солнца лениво проглядывают сквозь хмурые серые тучи. Я бодро шагаю по мостовой, лавируя между текущим навстречу потоком прохожих. Команда моих добровольных помощников уже должна меня ждать в кафе «Снежинка» недалеко от школы. Сегодня я угощаю их знаменитым на весь город мороженым.
Возле кафе нетерпеливо переминался с ноги на ногу Пашка. Ваня как всегда был спокоен и невозмутим, недалеко в своем сером пальто топталась Аня.
– Привет всей честной компании, – бодро здороваюсь с одноклассниками.
– Лешка, наконец-то, – глаза Амосова сияют радостью и предвкушением будущего пира, – мы тебя уже минут семь ждем.
– Нам с Пашкой нормально, а вот Анька, по-моему, продрогла, – кивает Ваня на зябко передергивающую плечами Николаенко.
– Ничего подобного, – с жаром возражает девушка, но ее выдают озябшие, покрасневшие от холода руки, торопливо спрятанные в карманы серенького пальто.
– Ладно, пошли, – приглашающим жестом указываю на стеклянную дверь кафе. Галантно распахиваю ее перед одноклассниками, смотря на Аню. Паша и Ваня расступаются, пропуская девушку. Зеленоглазка, цокая каблучками сапожек, проходит вовнутрь. Следом за парнями захожу в помещение.
Белые скатерти, высокие стулья с большими спинками, стерильная чистота в сочетании с дневным полумраком – внезапно ощущаю ностальгию, вспоминая, как в «той жизни» лакомился в «Снежинке» мороженым с родителями и дедом.
Кафе относительно пусто. В углу сидит молодая семья, кормящая мороженым карапуза лет пяти. За пару столиков от них о чем-то шепчется парочка студентов, в глубине зала беседуют, попивая кофе, три мужика средних лет. Присутствующие окидывают нас короткими взглядами и возвращаются к своим делам.
Выбираем небольшой столик рядом с окном. Складываем верхнюю одежду на одно из сидений. Галантно помогаю Ане освободиться от пальто, а потом, под понимающие взгляды товарищей и веселое подмигивание Паши, отодвигаю перед ней стул. Николаенко величественно присаживается, держа спинку прямо. Интересно, откуда у советской девушки такие аристократичные манеры? Надо потом поинтересоваться ее родословной. Может, я с потомственной дворянкой общаюсь? Голубая кровь, белая кость…
Ребята ерзают, поудобнее устраиваясь на сиденьях. Я подтягиваю к себе темно-бордовую папочку с золотистой надписью «Меню» и начинаю изучать ее содержимое, пробегая взглядом сероватые, местами слипающиеся буквы, отпечатанные на машинке. Ага, вот нашел: Мороженое «Снежинка» с шоколадным сиропом, фруктами и тертыми орехами. Рубль сорок порция.
– Молодой человек уже выбрал, что будет заказывать? – раздается над ухом.
Поднимаю глаза. Чуть в стороне от меня стоит улыбающаяся полненькая официантка лет тридцати, в белоснежном фартуке и таком же чепчике, из-под которого кокетливо свисает золотистая челка.
Паша, Иван и Аня стреляют в меня вопросительными взглядами.
– Молодой человек, – улыбаюсь в ответ работнице общепита, – хочет заказать для себя и друзей четыре порции мороженого «Снежинка», четыре молочных коктейля, а на десерт, немного попозже, чай и пятьсот граммов порезанного на маленькие ломтики торта «Наполеон».
Официантка кивает, сосредоточенно записывает мой заказ в маленький блокнотик и уходит, бросив на меня изумленный взгляд. Удивляется, что школьник так деньгами разбрасывается.
– Леш, а это не дорого обойдется? – Николаенко встревоженно смотрит на меня. – У меня только рубль имеется.
– Действительно, Лех, что-то ты много заказал, – поддерживает девушку Иван, – денег-то нам хватит? У меня копеек восемьдесят на кармане.
– Ребята, сегодня я вас угощаю, – жестом предупредительно останавливаю Пашку, тоже рвущегося что-то сказать, – вы помогли мне сделать большое дело. Мы сработали как одна команда, и у нас все получилось. Поэтому давайте не будем дальше обсуждать эту тему, а просто посидим в кафе, пообщаемся и съедим лучшее мороженое в городе.
– Лешка, ты точно клад откопал, – в глазах Амосова мелькают лукавые искорки, – а может, ограбил кого?
Пашкина голова сотрясается от легкого подзатыльника.
– Ваня, ты задолбал!!! – обиженно взвывает Амосов.
– Не говори глупостей, – назидательно говорит Иван, – придумал тоже «ограбил». Ты Шелестова с шоблой Быка не ровняй. И вообще, захочет Леша, сам расскажет, откуда у него бабки.
– Да тут никакого секрета нет, – немного смущенно отвечаю Амосову, – родители регулярно дают деньги на всякие мелочи, школьное питание, дарят на день рождения, просто я их уже несколько лет никуда особенно не трачу. Вот и накопилась приличная сумма.
Наш разговор прерывается подошедшей официанткой с подносом. На столе поочередно появляются стеклянные вазочки с горками белоснежного пломбира, обильно политого темным жидким шоколадом, посыпанного тертыми орехами и кусочками фруктов. Все это великолепие прикрывает собой основу из безе. Умелые руки работницы общепита мелькают как молнии, расставляя молочные коктейли с тающей на бокалах нежной пенкой и лопающимися воздушными пузырьками.
– Леш, а что дальше? – задумчиво спрашивает Аня.
– В смысле? – интересуюсь я.
– Ну вот, организовал ты… мы, – поправляется одноклассница, – встречу с ветераном. Послушали, похлопали и разошлись. Через несколько дней большинство все забудет. Что дальше? Чего ты хотел этим добиться? Заработать очки перед директором и завучем? Начать карьеру в комсомоле?
– Видишь ли, Ань, это очень сложно рассказать в двух словах, – я на секунду задумываюсь, как донести свои мысли до Ивана и девушки, с интересом ожидающих моего ответа. Только Пашке все нипочем. Амосов выложил на тарелочку соломинку и увлеченно смакует напиток, не обращая внимания на белую полоску молока на верхней губе.
– Паша, не будь хрюшей, – подаю ему салфетку.
– Ага, спасибо, – бормочет Амосов, вытирая пенку. Под негодующим взглядом Вани, у которого явно чешутся ладони, Пашка аккуратно складывает руки, как на школьном уроке, и, изображая невинного ангелочка, с преувеличенным вниманием смотрит на меня.
– Ладно, давайте пока мороженого поедим, – предлагаю я.
Амосов радостно кивает и начинает энергично работать ложкой, Ваня с задумчивым видом тянет из соломинки коктейль. Аня ест пломбир маленькими порциями по половине ложечки, закатывая глаза от гастрономического экстаза. Через пять минут Николаенко решительно отставляет опустевшую вазочку, Ваня с тяжелым вздохом откидывается на спинку стула, только Пашка продолжает увлеченно хрустеть остатками льдинок коктейля.
– Леш, ты не ответил на вопрос, – напоминает мне девушка.
– Хорошо, Аня, я поясню, – вдыхаю, набирая в грудь воздух перед продолжительным монологом. – Помните цитату знаменитого чехословацкого журналиста Юлиуса Фучика в «Репортаже с петлей на шее»: «Бойся равнодушных! Именно с их молчаливого согласия творится все зло на Земле». Это немного перефразированные слова Роберта Эберхарда, вымышленного персонажа романа Бруно Ясенского «Заговор равнодушных». Впрочем, речь не об авторстве этого выражения. Я не хочу оставаться равнодушным. И желаю сделать все возможное, чтобы окружающие меня люди не становились ими. Чтобы идти в будущее, надо помнить и ценить свое прошлое. На зыбком песке не построить прочное здание. Для движения вперед нужна основа, на которой общество будет стоять как на прочном фундаменте. Сегодня мы школьники, а завтра станем учеными, инженерами, офицерами и врачами. От нас в том числе зависит, каким будет будущее, сможем ли мы в нужный момент не дрогнуть и встать на защиту своей Родины. Дело в том, что сегодня мы воспринимаем многое как должное и не задумываемся, какой ценой добились этого предыдущие поколения, пережившие две войны, голод, восстановление страны из руин. Вот об этом я и хочу напомнить. Заставить задуматься, осознать и понять.
– Какие-то слишком взрослые у тебя мысли, Леша, – Иван серьезно смотрит мне в глаза, – ты как старик рассуждаешь.
– Просто в последнее время много читал и думал, – криво усмехаюсь я, – дальше продолжать? Я не договорил.
– Продолжай, Леш, – Николаенко сердито тыкает локтем в бок Вани, – мы тебя слушаем.
Очередное озарение накатывает неожиданно. Вся жизнь ребят в «лихих 90-х» проносится у меня перед глазами в ярких цветных картинках. Волков, перемещающийся в инвалидной коляске, после избиения бандитами, сутулящийся в телогрейке Амосов, потерявший работу в своем НИИ и торгующий носками на рынке, чтобы выжить, Николаенко, за несколько лет превратившаяся из красивой девушки в усталую, замордованную жизнью мать-одиночку, озабоченную ежедневной добычей пропитания для своего ребенка. Смутное время ельцинского беспредела тяжелым катком проехалось по ним, безжалостно ломая судьбы.
– Леха, ты чего? – Ваня трясет меня за руку. – Ты в порядке?
– Все нормально, – выдергиваю предплечье из ладони Волкова.
– Теперь что касается «забудут через несколько дней», – продолжаю я. – Ань, ты в корне не права. Да, впечатления со временем сгладятся, рассказанное будет постепенно забываться, вытесняться новыми интересами, заботами и проблемами. Но уверен, след в душе у многих все-таки останется. А я позабочусь о том, чтобы он отпечатался навечно.
– Ну хорошо, – вступает в разговор девушка. – А тебе зачем это все надо? Не слишком ли ты много берешь на себя в шестнадцать лет? Для всего этого есть комсомол, партия, люди, которые этим занимаются.
Задумываюсь. Несколькими словами здесь не отделаешься. Попробую донести до ребят свои мысли доступно и максимально сжато.
– Ань, жизнь можно прожить двумя способами. Первый – учиться, затем устроиться на работу, завести семью, растить детей. Это абсолютно нормально. По такому пути идет большинство. А можно попытаться сделать что-то особенное для людей и страны, в которой ты живешь. Менять мир вокруг себя, ощущать, как тобой и твоими единомышленниками творится история. Ты никогда не задумывалась, почему сейчас многие комсомольцы бросают налаженный быт, обустроенную жизнь в больших городах и едут возводить БАМ, годами ночуя в палатках и вагончиках под ветрами и дождями? Конечно, большую роль играет романтика, чеки на новые автомобили и высокие зарплаты. Но многие хотят вырваться из обычного существования, стать частью чего-то грандиозного, оставить свой, пусть и небольшой след в истории, принести пользу своей Родине. В условиях, в которых они находятся, быстро исчезает вся фальшь, слетает вся наносная шелуха, и каждый человек виден как на ладони. Люди, испытывая себя на прочность, становятся настоящими, цельными, волевыми и искренними. Эгоисты, неженки, склочники там не задерживаются. Вот и я, Ань, так хочу жить. Ярко и красиво, делая все возможное и невозможное для собственной страны. Помните книгу Николая Алексеевича Островского «Как закалялась сталь»?
Одноклассники кивают. Ваня серьезен и внимательно слушает. На лице Амосова застывает и пропадает без следа улыбка. Аня задумчиво смотрит на меня, ловя каждое слово.
– Там есть прекрасная сцена. Главный герой произведения Павел Корчагин размышляет на кладбище о смысле своего существования. Помните? «Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». И я с этой мыслью полностью согласен.
Ваня жмет клавишу магнитофона.
Негромкий, наполненный душевной болью голос певца звучит сегодня особенно печально.
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Они до сей поры с времен тех дальних
Летят и подают нам голоса.
Не потому ль так часто и печально
Мы замолкаем, глядя в небеса?
Встают директор с завучем. Следом за ними волной поднимаются школьники. Хмурые лица, крепко сжатые кулаки, боящиеся лишний раз шелохнуться тела показывают, какое впечатление производит на них эта песня. Каждый из присутствующих вслушивается в слова, снова переживая всю трагедию произошедшей войны.
Настанет день, и журавлиной стаей
Я поплыву в такой же сизой мгле.
Из-под небес по-птичьи окликая
Всех вас, кого оставил на земле.
Мне кажется порою, что солдаты,
С кровавых не пришедшие полей,
Не в землю нашу полегли когда-то,
А превратились в белых журавлей.
Бернес замолкает. На мгновение наступает тишина. Затем она взрывается бурными аплодисментами. Громко хлопают в ладоши Нелли Робертовна и Нина Алексеевна, рукоплещут взволнованные старшеклассники, а раскрасневшаяся Ольга Александровна, на секунду исчезнув со сцены, возвращается с большим букетом роз и торжественно вручает его смущенному Леониду Романовичу.
21 сентября 1978 года. Четверг
Задорный осенний ветерок ласково щекочет лицо холодным воздухом, потерявшие силу лучи солнца лениво проглядывают сквозь хмурые серые тучи. Я бодро шагаю по мостовой, лавируя между текущим навстречу потоком прохожих. Команда моих добровольных помощников уже должна меня ждать в кафе «Снежинка» недалеко от школы. Сегодня я угощаю их знаменитым на весь город мороженым.
Возле кафе нетерпеливо переминался с ноги на ногу Пашка. Ваня как всегда был спокоен и невозмутим, недалеко в своем сером пальто топталась Аня.
– Привет всей честной компании, – бодро здороваюсь с одноклассниками.
– Лешка, наконец-то, – глаза Амосова сияют радостью и предвкушением будущего пира, – мы тебя уже минут семь ждем.
– Нам с Пашкой нормально, а вот Анька, по-моему, продрогла, – кивает Ваня на зябко передергивающую плечами Николаенко.
– Ничего подобного, – с жаром возражает девушка, но ее выдают озябшие, покрасневшие от холода руки, торопливо спрятанные в карманы серенького пальто.
– Ладно, пошли, – приглашающим жестом указываю на стеклянную дверь кафе. Галантно распахиваю ее перед одноклассниками, смотря на Аню. Паша и Ваня расступаются, пропуская девушку. Зеленоглазка, цокая каблучками сапожек, проходит вовнутрь. Следом за парнями захожу в помещение.
Белые скатерти, высокие стулья с большими спинками, стерильная чистота в сочетании с дневным полумраком – внезапно ощущаю ностальгию, вспоминая, как в «той жизни» лакомился в «Снежинке» мороженым с родителями и дедом.
Кафе относительно пусто. В углу сидит молодая семья, кормящая мороженым карапуза лет пяти. За пару столиков от них о чем-то шепчется парочка студентов, в глубине зала беседуют, попивая кофе, три мужика средних лет. Присутствующие окидывают нас короткими взглядами и возвращаются к своим делам.
Выбираем небольшой столик рядом с окном. Складываем верхнюю одежду на одно из сидений. Галантно помогаю Ане освободиться от пальто, а потом, под понимающие взгляды товарищей и веселое подмигивание Паши, отодвигаю перед ней стул. Николаенко величественно присаживается, держа спинку прямо. Интересно, откуда у советской девушки такие аристократичные манеры? Надо потом поинтересоваться ее родословной. Может, я с потомственной дворянкой общаюсь? Голубая кровь, белая кость…
Ребята ерзают, поудобнее устраиваясь на сиденьях. Я подтягиваю к себе темно-бордовую папочку с золотистой надписью «Меню» и начинаю изучать ее содержимое, пробегая взглядом сероватые, местами слипающиеся буквы, отпечатанные на машинке. Ага, вот нашел: Мороженое «Снежинка» с шоколадным сиропом, фруктами и тертыми орехами. Рубль сорок порция.
– Молодой человек уже выбрал, что будет заказывать? – раздается над ухом.
Поднимаю глаза. Чуть в стороне от меня стоит улыбающаяся полненькая официантка лет тридцати, в белоснежном фартуке и таком же чепчике, из-под которого кокетливо свисает золотистая челка.
Паша, Иван и Аня стреляют в меня вопросительными взглядами.
– Молодой человек, – улыбаюсь в ответ работнице общепита, – хочет заказать для себя и друзей четыре порции мороженого «Снежинка», четыре молочных коктейля, а на десерт, немного попозже, чай и пятьсот граммов порезанного на маленькие ломтики торта «Наполеон».
Официантка кивает, сосредоточенно записывает мой заказ в маленький блокнотик и уходит, бросив на меня изумленный взгляд. Удивляется, что школьник так деньгами разбрасывается.
– Леш, а это не дорого обойдется? – Николаенко встревоженно смотрит на меня. – У меня только рубль имеется.
– Действительно, Лех, что-то ты много заказал, – поддерживает девушку Иван, – денег-то нам хватит? У меня копеек восемьдесят на кармане.
– Ребята, сегодня я вас угощаю, – жестом предупредительно останавливаю Пашку, тоже рвущегося что-то сказать, – вы помогли мне сделать большое дело. Мы сработали как одна команда, и у нас все получилось. Поэтому давайте не будем дальше обсуждать эту тему, а просто посидим в кафе, пообщаемся и съедим лучшее мороженое в городе.
– Лешка, ты точно клад откопал, – в глазах Амосова мелькают лукавые искорки, – а может, ограбил кого?
Пашкина голова сотрясается от легкого подзатыльника.
– Ваня, ты задолбал!!! – обиженно взвывает Амосов.
– Не говори глупостей, – назидательно говорит Иван, – придумал тоже «ограбил». Ты Шелестова с шоблой Быка не ровняй. И вообще, захочет Леша, сам расскажет, откуда у него бабки.
– Да тут никакого секрета нет, – немного смущенно отвечаю Амосову, – родители регулярно дают деньги на всякие мелочи, школьное питание, дарят на день рождения, просто я их уже несколько лет никуда особенно не трачу. Вот и накопилась приличная сумма.
Наш разговор прерывается подошедшей официанткой с подносом. На столе поочередно появляются стеклянные вазочки с горками белоснежного пломбира, обильно политого темным жидким шоколадом, посыпанного тертыми орехами и кусочками фруктов. Все это великолепие прикрывает собой основу из безе. Умелые руки работницы общепита мелькают как молнии, расставляя молочные коктейли с тающей на бокалах нежной пенкой и лопающимися воздушными пузырьками.
– Леш, а что дальше? – задумчиво спрашивает Аня.
– В смысле? – интересуюсь я.
– Ну вот, организовал ты… мы, – поправляется одноклассница, – встречу с ветераном. Послушали, похлопали и разошлись. Через несколько дней большинство все забудет. Что дальше? Чего ты хотел этим добиться? Заработать очки перед директором и завучем? Начать карьеру в комсомоле?
– Видишь ли, Ань, это очень сложно рассказать в двух словах, – я на секунду задумываюсь, как донести свои мысли до Ивана и девушки, с интересом ожидающих моего ответа. Только Пашке все нипочем. Амосов выложил на тарелочку соломинку и увлеченно смакует напиток, не обращая внимания на белую полоску молока на верхней губе.
– Паша, не будь хрюшей, – подаю ему салфетку.
– Ага, спасибо, – бормочет Амосов, вытирая пенку. Под негодующим взглядом Вани, у которого явно чешутся ладони, Пашка аккуратно складывает руки, как на школьном уроке, и, изображая невинного ангелочка, с преувеличенным вниманием смотрит на меня.
– Ладно, давайте пока мороженого поедим, – предлагаю я.
Амосов радостно кивает и начинает энергично работать ложкой, Ваня с задумчивым видом тянет из соломинки коктейль. Аня ест пломбир маленькими порциями по половине ложечки, закатывая глаза от гастрономического экстаза. Через пять минут Николаенко решительно отставляет опустевшую вазочку, Ваня с тяжелым вздохом откидывается на спинку стула, только Пашка продолжает увлеченно хрустеть остатками льдинок коктейля.
– Леш, ты не ответил на вопрос, – напоминает мне девушка.
– Хорошо, Аня, я поясню, – вдыхаю, набирая в грудь воздух перед продолжительным монологом. – Помните цитату знаменитого чехословацкого журналиста Юлиуса Фучика в «Репортаже с петлей на шее»: «Бойся равнодушных! Именно с их молчаливого согласия творится все зло на Земле». Это немного перефразированные слова Роберта Эберхарда, вымышленного персонажа романа Бруно Ясенского «Заговор равнодушных». Впрочем, речь не об авторстве этого выражения. Я не хочу оставаться равнодушным. И желаю сделать все возможное, чтобы окружающие меня люди не становились ими. Чтобы идти в будущее, надо помнить и ценить свое прошлое. На зыбком песке не построить прочное здание. Для движения вперед нужна основа, на которой общество будет стоять как на прочном фундаменте. Сегодня мы школьники, а завтра станем учеными, инженерами, офицерами и врачами. От нас в том числе зависит, каким будет будущее, сможем ли мы в нужный момент не дрогнуть и встать на защиту своей Родины. Дело в том, что сегодня мы воспринимаем многое как должное и не задумываемся, какой ценой добились этого предыдущие поколения, пережившие две войны, голод, восстановление страны из руин. Вот об этом я и хочу напомнить. Заставить задуматься, осознать и понять.
– Какие-то слишком взрослые у тебя мысли, Леша, – Иван серьезно смотрит мне в глаза, – ты как старик рассуждаешь.
– Просто в последнее время много читал и думал, – криво усмехаюсь я, – дальше продолжать? Я не договорил.
– Продолжай, Леш, – Николаенко сердито тыкает локтем в бок Вани, – мы тебя слушаем.
Очередное озарение накатывает неожиданно. Вся жизнь ребят в «лихих 90-х» проносится у меня перед глазами в ярких цветных картинках. Волков, перемещающийся в инвалидной коляске, после избиения бандитами, сутулящийся в телогрейке Амосов, потерявший работу в своем НИИ и торгующий носками на рынке, чтобы выжить, Николаенко, за несколько лет превратившаяся из красивой девушки в усталую, замордованную жизнью мать-одиночку, озабоченную ежедневной добычей пропитания для своего ребенка. Смутное время ельцинского беспредела тяжелым катком проехалось по ним, безжалостно ломая судьбы.
– Леха, ты чего? – Ваня трясет меня за руку. – Ты в порядке?
– Все нормально, – выдергиваю предплечье из ладони Волкова.
– Теперь что касается «забудут через несколько дней», – продолжаю я. – Ань, ты в корне не права. Да, впечатления со временем сгладятся, рассказанное будет постепенно забываться, вытесняться новыми интересами, заботами и проблемами. Но уверен, след в душе у многих все-таки останется. А я позабочусь о том, чтобы он отпечатался навечно.
– Ну хорошо, – вступает в разговор девушка. – А тебе зачем это все надо? Не слишком ли ты много берешь на себя в шестнадцать лет? Для всего этого есть комсомол, партия, люди, которые этим занимаются.
Задумываюсь. Несколькими словами здесь не отделаешься. Попробую донести до ребят свои мысли доступно и максимально сжато.
– Ань, жизнь можно прожить двумя способами. Первый – учиться, затем устроиться на работу, завести семью, растить детей. Это абсолютно нормально. По такому пути идет большинство. А можно попытаться сделать что-то особенное для людей и страны, в которой ты живешь. Менять мир вокруг себя, ощущать, как тобой и твоими единомышленниками творится история. Ты никогда не задумывалась, почему сейчас многие комсомольцы бросают налаженный быт, обустроенную жизнь в больших городах и едут возводить БАМ, годами ночуя в палатках и вагончиках под ветрами и дождями? Конечно, большую роль играет романтика, чеки на новые автомобили и высокие зарплаты. Но многие хотят вырваться из обычного существования, стать частью чего-то грандиозного, оставить свой, пусть и небольшой след в истории, принести пользу своей Родине. В условиях, в которых они находятся, быстро исчезает вся фальшь, слетает вся наносная шелуха, и каждый человек виден как на ладони. Люди, испытывая себя на прочность, становятся настоящими, цельными, волевыми и искренними. Эгоисты, неженки, склочники там не задерживаются. Вот и я, Ань, так хочу жить. Ярко и красиво, делая все возможное и невозможное для собственной страны. Помните книгу Николая Алексеевича Островского «Как закалялась сталь»?
Одноклассники кивают. Ваня серьезен и внимательно слушает. На лице Амосова застывает и пропадает без следа улыбка. Аня задумчиво смотрит на меня, ловя каждое слово.
– Там есть прекрасная сцена. Главный герой произведения Павел Корчагин размышляет на кладбище о смысле своего существования. Помните? «Жизнь надо прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы». И я с этой мыслью полностью согласен.