Последнее шоу
Часть 17 из 54 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
— В биологическом смысле — да, — ответила Бэллард. — Однако она решила жить как женщина. И я уважаю ее выбор.
Наташа хмыкнула.
— Не знаете, к ней кто-нибудь приходил? Может, члены семьи?
— Насколько мне известно, нет.
— Ее переведут?
— Не знаю. Наверное.
Голливудский пресвитерианский центр был частной клиникой. Если у Рамоны не окажется ни семьи, ни страховки, ее переведут в окружную больницу с несколько иным качеством обслуживания.
Поблагодарив Наташу за помощь, Бэллард вышла из палаты.
Уехав из больницы, Бэллард остановилась под эстакадой шоссе 101. У Рамоны Рамон не было водительского удостоверения — ни на это имя, ни на прежнее. Бэллард знала лишь адрес: Гелиотроп-драйв. Тот самый, что был указан на двух «шмонках» в папке из отдела нравов. Его же Рамона сообщила во время последнего ареста.
Поначалу Бэллард решила, что адрес вымышленный, — и вовсе не потому, что в Голливуде не было улицы под названием «Гелиотроп». Бэллард неплохо разбиралась в гавайской флоре. В свое время их семье довелось поработать на томатных фермах и в питомниках рассады на горных склонах Мауи. Гелиотроп — растение с ароматными фиолетовыми и синими цветами, лепестки которых тянутся к солнцу. Бэллард решила, что в названии улицы скрыта какая-то метафора. Должно быть, Рамона Рамон выбрала его, чтобы подчеркнуть свое желание измениться — так сказать, потянуться лепестками к солнечному свету.
Теперь же, проехав по улице до самого шоссе, Бэллард обнаружила, что тут нет ничего, кроме стареньких домов на колесах и трейлеров, занимавших все пространство под эстакадой. Здесь располагалось одно из лос-анджелесских пристанищ для бездомного люда. За рядами потрепанных автомобилей был замусоренный пустырь с треугольными палатками и навесами, сооруженными из синего брезента и других подручных материалов.
Выбрав место для парковки, Бэллард вышла из машины.
13
Бэллард знала, что лос-анджелесские лагеря бездомных имеют особый общественный уклад. Народу в них была тьма-тьмущая. И город, и департамент постоянно подвергались нападкам правозащитников за дурное обращение с общинами бездомных и отдельными представителями этой прослойки. В результате департамент устроил специальные курсы подготовки личного состава, где полицейских по большей части учили лишь политике невмешательства. На этих занятиях Бэллард узнала, что любой лагерь бездомных во многом похож на обычный город с его социальной иерархией и управляющими структурами для обеспечения безопасности, принятия общих решений и утилизации отходов. Во многих лагерях были свои мэры, шерифы и судьи. Входя в лагерь на Гелиотроп-драйв, Бэллард хотела найти шерифа.
Если не считать непрерывного гула машин над головой, в лагере царила тишина. Было начало первого, температура опустилась градусов до пятидесяти[1], и почти все местные потихоньку отходили ко сну, скрываясь от возможной непогоды под пластиком или брезентом, а в лучшем случае — за алюминиевыми стенами автоприцепов.
Бэллард заметила человека, бродившего по свалке, которую устроили люди, выживающие за счет мусора других людей. Человек возился с пряжкой ремня, но молния на его брюках все еще была расстегнута. Оторвавшись от своего занятия, мужчина изумленно взглянул на Бэллард и осведомился:
— А ты, на хрен, кто такая?
— Полиция Лос-Анджелеса. А ты, на хрен, кто такой?
— Ну… я тут живу.
— Вы шериф? Мне нужен кто-нибудь из местных авторитетов.
— Нет, не шериф. Дежурю в ночную смену.
— Да ну? Охранник, значит?
— Ага, именно.
Бэллард сняла с ремня свой жетон и подняла его повыше.
— Бэллард, полиция Лос-Анджелеса.
— А я это… Денвер. Здешние кличут меня Денвер.
— Значит, так, Денвер. Я не собираюсь никого напрягать. Мне просто нужна ваша помощь.
— Ну ладно.
Сделав шаг вперед, Денвер протянул ей руку. Бэллард чуть было не отпрянула, но сдержалась. К счастью, в правой руке у нее была рация, и от рукопожатия можно было отказаться.
— Лучше стукнемся локтями, Денвер, — предложила Бэллард. Она выставила локоть, но Денвер не понял, что с ним делать. — Ладно, проехали, — сказала она. — Просто поговорим. Я здесь вот по какой причине: одна дамочка угодила в больницу с очень серьезными травмами. Думаю, из ваших. Хочу найти место, где она жила. Поможете?
— Вы про кого? Здешние то приходят, то уходят. Иногда бросают свои вещи.
— Ее зовут Рамона Рамон. Вроде как латиноамериканских кровей, невысокая. Говорила, что живет здесь.
— Ага, Рамону я знаю. Но вот что я вам скажу: на самом деле она не девушка, а парень.
— Да, я в курсе. Родилась мужчиной, но считает себя женщиной.
Денвер, похоже, запутался, и Бэллард продолжила:
— Значит, она и правда здесь живет?
— Ну, жила. Неделю назад куда-то делась, и мы решили, что уже не вернется. Как я и говорил: то приходят, то уходят, бросают здесь свои пожитки. В общем, ее дом уже занят. Так у нас все устроено, понимаете? Кто первый встал, того и тапки.
— А что за дом?
— «Мидас» семьдесят четвертого года. Где трейлеры стоят, в самой голове.
И он указал на ряд разношерстных домов на колесах, выстроенный перед пустырем, на котором раскинулся сам лагерь. Первым в ряду был грязно-белый «додж мидас». По боку его шла выцветшая оранжевая полоса, а на задний край кузова был накинут пластиковый звездно-полосатый флаг, — должно быть, в том месте крыша протекала. Трейлеру было сорок лет, и каждый год из этих сорока оставил на нем свою отметину.
— Слыхал, она купила его за четыре сотни баксов. Прежний жилец перебрался в джунгли. — Денвер ткнул пальцем в сторону пустыря.
Ясно было, что дома на колесах, независимо от плачевности их состояния, считались здесь весьма престижным жильем. В последнее время появилась новая отрасль экономики: предприимчивые граждане рыскали по авторазборкам в поисках старых нерабочих автоприцепов, буксировали их на парковки под эстакадами и по дешевке продавали бездомным или даже сдавали в аренду. Эти прицепы, переходя из рук в руки, нередко становились причиной конфликтов. Случались и незаконные выселения. Сейчас в департаменте собирали особую группу для работы с такими — и многими другими — проблемами подобных лагерей, ибо число бездомных неуклонно росло, и лос-анджелесская популяция стала самой крупной к северу от Нью-Йорка.
— Долго она здесь жила? — спросила Бэллард.
— Год, плюс-минус, — ответил Денвер.
— А сейчас там кто-то есть?
— Угу, один парень. Бурный Понедельник.
— Он сам так себя называет?
— Ну да. Здешние, знаете ли, называют себя по-разному. Прежние имена остались в прошлом.
— Ясно. Ну, пойдем поговорим с этим Бурным. Мне нужно заглянуть внутрь.
— Не советую его будить. Вряд ли ему это понравится. Он козел, каких мало. Даром что Бурный Понедельник.
— Мне такие не в новинку. Ничего, Денвер, мы с ним справимся.
Шагая вдоль ряда трейлеров, Бэллард включила рацию и запросила подкрепление. Диспетчер сообщил, что патруль будет на месте через четыре минуты.
— Когда сюда заявляется полиция, люди, бывает, нервничают, — заметил Денвер, когда она опустила рацию.
— Понимаю, — кивнула Бэллард. — Нам проблемы тоже не нужны. Так что все зависит от Бурного Понедельника.
Она предусмотрительно захватила из бардачка тактический фонарик с тяжелой стальной рукояткой и теперь постучала ею в дверь «додж мидаса», после чего отошла на комфортное расстояние: четыре фута назад и два влево. Ручки на двери не было: от нее остались два отверстия, сквозь которые была продета металлическая цепь, так что закрыть дверь на замок можно было с обеих сторон.
На стук никто не ответил. Внутри трейлера по-прежнему было тихо.
— Похоже, там кто-то закрылся, — сказала Бэллард.
— Угу, — кивнул Денвер. — Там он, там.
Бэллард постучала снова, на этот раз сильнее, так чтобы было слышно за гулом автомобилей. Звук эхом отразился от бетонной эстакады над головой.
— Эй, Бурный! — позвал Денвер. — Вылазь на минутку!
На Гелиотроп-драйв неспешно свернул патрульный автомобиль. Бэллард мигнула фонариком. Машина остановилась напротив «мидаса». Из нее вышли две женщины — те самые, что присутствовали на инструктаже: старшая, Эррера, и ее напарница Дайсон.
— Что тут у нас, Бэллард? — спросила Эррера.
— Нужно разбудить одного парня, — сказала Бэллард. — Денвер — кстати, вот он — говорит, что этот парень не любит, когда его будят.
Заскрипели рессоры, убитые за сорок лет службы: в трейлере кто-то зашевелился. Из-за двери донесся голос:
— Ну и чего тебе надо?
— Эй, Бурный, тут полицейские, — отозвался Денвер, хоть его и не просили. — Хотят заглянуть к тебе в хижину, потому что раньше здесь жила Рамона.
— Ну, больше она тут не живет, — заявил Бурный. — А я сплю.
— Откройте дверь, сэр! — громко сказала Бэллард.
— А у вас есть ордер или что-то в этом роде? Я свои права знаю.
— Нам не нужен ордер. Нам нужно, чтобы вы открыли дверь. В ином случае мы отбуксируем ваше транспортное средство на парковку полицейского участка, где дверь будет вскрыта силой. А вы будете арестованы за то, что мешаете следствию. Окажетесь в окружной тюрьме, и это роскошное место займет кто-то другой. Скажите, сэр, вы точно этого хотите?
Решив, что ничего не забыла, Бэллард стала ждать. Эррера, отступив в сторону, наклонила голову к наплечному динамику. Дайсон осталась на месте. Через тридцать секунд загрохотала цепь: Бурный Понедельник открывал дверь.