Последнее королевство

– Все, что я узнаю о своих врагах, я записываю, – пояснил Альфред, – вот для чего ты здесь. Чтобы рассказать подробности. Ты знаешь, что Ивар Бескостный умер?

Рука моя сама потянулась к молоту Тора, который я носил под одеждой.

– Нет. Умер? – Новость меня поразила.

Мой трепет перед Иваром был так велик, что мне казалось – он должен жить вечно. Но Альфред говорил правду. Ивар Бескостный был мертв.

– Он погиб, сражаясь с ирландцами, – пояснил Альфред, – и сын Рагнара вернулся в Нортумбрию со своей дружиной. Он будет сражаться против Кьяртана?

– Если узнает, что Кьяртан убил его отца, – сказал я, – он сотрет его в порошок.

– Ярл Кьяртан поклялся, что неповинен в его смерти, – сказал Альфред.

– Значит, он солгал.

– Он датчанин, – согласился Альфред, – их клятвы мало что значат. – Он многозначительно поглядел на меня, явно вспомнив, сколько раз я лгал ему за все эти годы. Потом встал и заметался по маленькой комнатке. Он только что заявил, что я здесь, чтобы рассказывать ему о датчанах, но вместо этого говорил сам. Король Бургред из Мерсии, сказал он, устал от датчан и решил бежать в Рим.

– В Рим?

– Я дважды был там ребенком, этот город запомнился мне своей неопрятностью, – король проговорил это очень неодобрительно, – однако там люди чувствуют себя ближе к Богу, и там хорошо молиться. Бургред – слабый человек, но делал все, что мог, смягчая правление датчан. Надо полагать, теперь датчане займут все его земли и окажутся у нашей границы. Они придут и в Сирренкастр. – Король поглядел на меня. – Кьяртан знает, что ты жив.

– Вот как?

– Разумеется, знает. У датчан есть шпионы, как и у нас.

Я понял, что шпионы Альфреда знатоки своего дела, раз он так хорошо осведомлен.

– Кьяртана беспокоит, что ты жив, Утред? – продолжал король. – Если ты сказал мне правду о смерти Рагнара, значит, беспокоит, ведь ты сможешь опровергнуть его ложь, а если Рагнар узнает от тебя правду, Кьяртану действительно придется опасаться за свою жизнь. Значит, ему нужно тебя убить. Я рассказываю все это, чтобы ты решил, хочешь ли вернуться в Сирренкастр, где имеется датское... – он помедлил, – датское влияние. Уэссекс для тебя безопаснее, но сколько продержится Уэссекс?

Явно не ожидая ответа, он продолжал вышагивать по комнате.

– Убба послал в Мерсию людей, значит, сам он явится следом. Ты видел Уббу?

– Много раз.

– Расскажи мне о нем.

Я рассказал все, что знал: Убба великий воин, хотя ужасно суеверный. Это заинтриговало Альфреда, он хотел знать все о колдуне Сторри и рунах, и я рассказал, что Убба никогда не бьется ради наслаждения битвой, а вступает в сражение только тогда, когда руны предвещают победу. Зато если уж он дерется, он делает это с непередаваемой яростью. Альфред все записал, а затем спросил, видел ли я когда-нибудь Хальфдана, младшего брата Уббы, и я сказал, что видел, только мельком.

– Хальфдан поговаривает о мести за Ивара, – продолжал Альфред, – возможно, он не вернется в Уэссекс. Во всяком случае, вернется не скоро. Но даже если Хальфдан задержится в Ирландии, остается полным-полно язычников, которые могут на нас напасть.

Он пояснил, что ожидал нападения в этом году, но у датчан не нашлось вожака, только такая ситуация продлится надолго.

– Они придут на следующий год, – сказал король, – и, скорее всего, их поведет Убба.

– Или Гутрум, – добавил я.

– О нем я не забыл. Он сейчас в Восточной Англии.

Альфред укоризненно поглядел на Бриду, припомнив ее байку об Эдмунде. Брида безмятежно поглядывала на короля из-под полуопущенных век. Он снова повернулся ко мне.

– Что ты знаешь о Гутруме?

Я снова говорил, а он снова писал. Его заинтересовала кость в волосах Гутрума, и он вздрогнул, когда я сообщил о желании Гутрума перебить всех англичан.

– Это труднее, чем ему кажется, – сказал Альфред сухо, отложил перо и снова забегал по комнате. – Существуют разные типы людей, – пояснил он, – одних я опасаюсь больше других. Я боялся Ивара Бескостного, потому что тот был холоден и расчетлив. Убба? Не знаю наверняка, но, полагаю, он опасен. Хальфдан? Храбрый дурак, без единой мысли в голове. Гутрум? Его я боюсь меньше всего.

– Меньше? – с сомнением переспросил я. Пусть Гутрума называют Невезучим, но он – видный военачальник, и у него большое войско.

– Он думает сердцем, Утред, – пояснил Альфред, – а не головой. А сердце человека переменчиво, в отличие от головы.

Помню, я снова уставился на Альфреда, уверенный, что король сморозил полную глупость, но он был прав. Или почти прав, потому что пытался изменить меня, но так и не преуспел.

Через дверь влетела пчела, Нихтгенга клацнул на нее зубами, и она улетела обратно.

– Но Гутрум точно на нас пойдет? – спросил Альфред.

– Он мечтает о нападении со всех сторон, – сообщила. – Одна армия с суши, другая – с моря, и еще бритты из Уэльса.

Альфред серьезно смотрел на меня.

– Откуда ты знаешь?

Пришлось рассказать ему, как Гутрум приехал к Рагнару, и о том долгом разговоре, который я слышал. Перо Альфреда строчило, летели брызги чернил, оставляя на пергаменте грубые кляксы.


– Можно предположить, – говорил король, записывая, – что Убба придет из Мерсии по суше, а Гутрум – по морю из Восточной Англии?

Он ошибся, но в тот момент такое предположение казалось весьма вероятным.

– И сколько кораблей сможет привести Гутрум?

Я понятия не имел.

– Семьдесят? – предположил я. – Сто?

– Гораздо больше, – горько проговорил Альфред. – А я не могу построить и двух десятков судов, чтобы дать ему отпор. Ты ходил под парусом, Утред?

– Много раз.

– С датчанами? – педантично уточнил он.

– С датчанами, – подтвердил я.

– Вот, чего я бы от тебя хотел... – начал он, но тут где-то в замке зазвонил колокол, и он сразу сбился с мысли и опустил перо. – Время молитвы, помолимся вместе.

То был не вопрос, а приказ.

– У меня есть дела... – сказал я, выждал секунду и добавил: – Господин.

Он изумленно заморгал. Король не привык, чтобы кто-нибудь противился его желаниям, особенно если речь шла о молитвах, но я смотрел решительно, и Альфред не стал настаивать. Снаружи уже доносилось шлепанье сандалий по булыжникам, и, отпустив нас, он поспешил присоединиться к монахам, направляющимся на службу. Мгновение спустя раздалось приглушенное пение.

Мы с Бридой вышли из замка в город, где обнаружили трактир с приличным элем. Альфред так и не сделал мне предложения.

Народ в трактире косился на нас подозрительно и из-за наших браслетов с датскими рунами, и из-за наших странных акцентов, моего северного и восточного – Бриды, однако серебро наших монет было весомым и настоящим, и напряжение спало, но тут вошел отец Беокка и приветственно замахал нам руками в чернильных пятнах.

– А я вас повсюду ищу, – сказал он. – Тебя хочет видеть Альфред.

– Он хочет молиться, – возразил я.

– Он хочет, чтобы ты отобедал с ним.

Я отхлебнул эля и начал:

– Если я собираюсь дожить до ста лет...

– Буду молиться, чтобы ты прожил еще дольше, – перебил Беокка, – живи долго, как Мафусаил!

Интересно, кто это такой?

– Если я собираюсь дожить до ста лет, – снова проговорил я, – мне больше не стоит обедать с Альфредом.

Беокка печально покачал головой, но согласился посидеть с нами и выпить пива. Он протянул руку, потянул за кожаный ремешок, спрятанный у меня под одеждой, обнаружил молот Тора и сплюнул.

– Ты мне лгал, Утред, – сказал он печально. – После того как ты сбежал от отца Виллибальда, мы все разузнали. Ты никогда не был пленником! К тебе относились, как к сыну!

– Точно, – признал я.

– Но почему ты не пошел с нами? Почему остался с датчанами?

Я улыбнулся.

– Чему бы я у вас научился?

Он начал отвечать, но я перебил:

– Ты бы сделал из меня схоласта, отец, а датчане сделали воина. А вам понадобятся воины, когда они снова придут.

Беокка с этим согласился, но все равно остался печален. Он поглядел на Бриду.

– А ты, юная госпожа, надеюсь, ты-то не лгала?

– Я всегда говорю правду, святой отец, – ответила она кротким голоском, – всегда.

– Это хорошо, – одобрил он, затем снова протянул руку, чтобы спрятать мой амулет. – Ты христианин, Утред?

– Ты же сам крестил меня, отец, – ответил я уклончиво.

– Мы не победим датчан, если не будем веровать, – проговорил он серьезно. Потом улыбнулся. – Ты сделаешь то, чего хочет Альфред?