Последнее королевство

Это было язвительное замечание, потому что люди Гутрума, воины в черном, не сражались тогда под стеной.

– А кто девочка у тебя за спиной?

– Брида, – ответил Равн, – она когда-нибудь сделается колдуньей и поэтом.

Гутрум не нашелся, что на это ответить, и некоторое время изучал гриву своей лошади, а потом вернулся к прежней теме.

– А Рагнар не хочет стать королем?

– Рагнар хочет убивать, – ответил Равн. – Мой сын не тщеславен, ему бы хохотать над шутками, разгадывать загадки, пить, раздавать браслеты, спать с женщиной, вкусно есть и поклоняться Одину.

– Уэссексу необходим сильный человек, – туманно заявил Гутрум. – Человек, который понимает, как именно управлять.

– Ты, похоже, говоришь о муже, главе семьи, – сказал Равн.

– Мы возьмем их крепости, но половина земель останется нетронутой! Даже в Нортумбрии лишь половина гарнизонов наша. Мерсия отправила войско в Уэссекс, а ведь считается, что мерсийцы на нашей стороне. Мы победим, Равн, но мы не завершим работу.

– И что необходимо, чтобы ее завершить? – спросил Равн.

– Больше людей, больше кораблей, больше смертей.

– Смертей?

– Надо перебить их всех! – воскликнул Гутрум с неожиданной страстностью. – Всех до единого! Не оставить в живых ни одного сакса!

– Даже женщин? – поинтересовался Равн.

– Можно оставить некоторых помоложе, – проворчал Гутрум, затем хмуро поглядел на меня. – На что ты уставился, парень?

– На вашу кость, господин.

Я кивнул на костяшку, окованную по краям золотом, болтающуюся в его волосах.

Он прикоснулся к этой кости.

– Ребро моей матери, – пояснил он. – Она была хорошей женщиной, удивительной женщиной, и шла со мной, куда бы я ни направлялся. А ты, Равн, мог бы сложить песнь о моей матери. Ты ведь знал ее, верно?

– Да, знал, – осторожно ответил Равн. – Знал слишком хорошо, и, боюсь, моих дарований не хватит, чтобы воспеть столь исключительную женщину.

Гутрум Невезучий не заметил насмешки.

– А ты попытайся, – посоветовал он. – Ты же можешь попробовать, а я дам тебе много золота, если ты сложишь о ней хорошую песнь.

"Он ненормальный, – подумал я, – он свихнулся, как сова в полдень!"

Но я тут же о нем забыл, потому что впереди появилась армия Уэссекса. Саксы преградили нам дорогу и вызывали на бой.





* * *


Знамя с драконом Уэссекса развевалось на вершине длинного пологого холма, на который взбегала дорога. Чтобы попасть в Эббандуну, находившуюся неподалеку за холмом, нам пришлось бы с боем подниматься на склон и переваливать на ту сторону. Однако на севере, там, где холмы понижались, уходя к реке Темез, тянулась другая дорога, значит, мы могли бы обогнуть позиции врага, а противнику, чтобы помешать нам, пришлось бы тогда спуститься и дать бой на равнине.

Хальфдан собрал датских вождей, и они долго советовались, но никак не могли решить, как же поступить. Кто-то хотел атаковать холм и перебить врага на месте, но большинство считали, что лучше драться на плоском лугу у реки. В итоге ярл Гутрум Невезучий убедил всех сделать и то и другое. Это означало, что армию придется разделить, но мне это решение все равно показалось чрезвычайно мудрым.

Рагнар, Гутрум и оба ярла Сидрока должны будут спуститься на луг, словно собираясь обогнуть занятый врагом холм, а Хальфдан, Харальд и Багсег останутся на возвышении и будут наступать вверху по склону, туда, где развевается знамя с драконом. Тогда враги усомнятся, стоит ли нападать на Рагнара, ведь войско Хальфдана может зайти им в тыл.

– Скорее всего, – беспечно сказал Рагнар, – они вообще не станут драться, а вернутся в Эббандуну, где мы сможем их осадить. Лучше пусть сидят в крепости, чем слоняются под ее стенами.

– Но все равно армию лучше не разделять, – сухо заметил Равн.

– Это всего лишь англосаксы, – отрезал Рагнар.

Время перевалило за полдень, а поскольку стояла зима, день был короткий, и у нас почти не оставалось времени до заката. Но Рагнар считал, что оставшегося времени более чем достаточно, чтобы расправиться с войсками Этельреда. Люди прикасались к своим амулетам, целовали эфесы мечей и щиты, а потом мы спустились с холма и пошли по мерзлой траве к реке. Здесь нас неплохо прикрывали голые деревья, и время от времени я замечал, что войска Хальфдана продвигаются к вершине холма, а англосаксы их поджидают – значит, план Гутрума действовал и мы запросто сможем обойти врага с севера.

– И тогда нам останется только подняться на холм у них за спиной, и мерзавцы окажутся в ловушке, – сказал Рагнар. – Мы перебьем всех!

Одного надо будет оставить в живых, – сказал Равн.

– Одного? Зачем?


– Разумеется, чтобы он поведал о случившемся остальным. Ищи их поэта. Он должен быть красивым. Найди его и не дай ему умереть.

Рагнар засмеялся.

Нас, должно быть, было около восьми сотен, чуть меньше, чем оставшихся с Хальфданом, а армия врага была больше двух наших армий, вместе взятых. Однако у нас воинами были все, а большую часть фирда англосаксов составляли фермеры, которых заставили идти на войну, поэтому мы не ожидали ничего, кроме победы.

Но когда наша половина армии вышла из-под дубов, мы увидели, что враг поступил точно так же: разделил свое войско надвое. Одна половина поджидала на холме Хальфдана, а вторая двинулась нам навстречу.

Наших противников возглавлял Альфред. Я догадался, что это он, увидев рядом с ним рыжую голову Беокки, а затем, в битве, заметил и вытянутую взволнованную физиономию самого Альфреда. Его брат, король Этельред, стоял на холме, но вместо того, чтобы ждать нападения Хальфдана, сам двинулся вперед. Саксы, судя по всему, жаждали победы.

И мы отдали им эту победу.

Наше войско построилось клином, чтобы атаковать. Мы призывали Одина, издавали боевые кличи, наступали, но ряды англосаксов не дрогнули, не побежали, а, наоборот, быстро пошли вперед – и началась кровавая резня.

Равн постоянно повторял мне, что все предопределяет судьба. Нами правит рок. Три пряхи сидят у подножия древа жизни и прядут нити нашей судьбы; мы для них просто игрушки, и хотя нам кажется, будто мы сами делаем выбор, наши судьбы – просто нитки в руках трех прях. Судьба – это все, и в тот день, хотя я сам того и не знал, моя судьба сделала решающий поворот. Wyrd bi? ful_r?d, рок не остановить.

Что сказать о битве в месте, называемом англосаксами холмом Эска? Кажется, Эск был когда-то таном этих земель, и в тот день его поля были хорошо удобрены кровью и плотью. Поэты могут сложить тысячи строк, рассказывая, что случилось, но битва есть битва. Люди умерли. Клин – это пот, страх, теснота, слабые удары, сильные удары, крики и жестокая смерть.

На самом деле на холме Эска шло два сражения: одно наверху, второе – внизу, и погибших было очень много. Харальд и Багсег погибли, Сидрок Старший видел гибель сына перед тем, как ему самому перерезали горло, с ним погиб ярл Осберн, ярл Фрэна и много других славных воинов. Христианские священники взывали к своему Богу, прося его придать силы англосаксонским клинкам, и в тот день Один спал, а христианский Бог бодрствовал.

Нам пришлось отступить. И на вершине холма, и у реки нам пришлось отступить. Только потому, что враги устали, нас не перебили всех, и выжившим позволили уйти, бросив своих мертвых товарищей в лужах крови. Среди мертвецов был и Токи. Рулевой, так хорошо владевший мечом, погиб во рву, за которым нас ждал клин Альфреда. Рагнар – с лицом, залитым кровью, с его распущенных волос стекала кровь врагов, – не мог в это поверить. Англосаксы хорошо поглумились над нами.

Они дрались как черти, как безумцы... как люди, которые знали, что их будущее решалось в тот короткий зимний день, – и победили нас.

Судьба правит всем. Мы были разбиты и возвращались в Редингум.





Глава 6




В наши дни, когда среди англичан заходит речь о битве на холме Эска, они принимаются уверять, будто Бог даровал победу англосаксам, потому что король Этельред и его брат Альфред молились при появлении датчан.

Может быть, они правы. Я легко могу поверить, что Альфред и впрямь молился, но победил он благодаря правильно выбранной позиции. Его клин стоял сразу за глубоким, залитым зимней водой рвом, и датчанам пришлось сражаться в жидкой грязи. Они гибли, выбираясь из нее; английские фермеры победили опоясанных мечами датчан, а Альфред направлял этих фермеров, подбадривал, говорил, что они победят, и полагался на Бога. Мне кажется, канава послужила причиной его победы, но сам он, без сомнения, заявил бы, что ту канаву выкопал сам Господь.

А Хальфдан проиграл. Он атаковал вершину холма, поднявшись по пологому склону, но день клонился к вечеру, и солнце било в глаза его воинам, во всяком случае, так они говорили потом. Король же Этельред, подобно Артуру, так воодушевил своих людей, что они с воплями ринулись с холма и глубоко врезались в ряды Хальфдана. Датчане растерялись, видя, как внизу их армия отступает перед глухой обороной Альфреда. Там не было ангелов с пылающими мечами, что бы ни говорили теперь священники. Во всяком случае, я не видел никаких ангелов. Была заполненная водой и бревнами канава, была битва, датчане потерпели поражение, и судьба моя сделала поворот.

Я не знал, что датчане вообще могут потерпеть поражение. Я понял это только в четырнадцать лет, когда впервые услышал насмешливые крики саксов, и в моей душе шевельнулось что-то глубоко потаенное.

Мы вернулись в Редингум.





* * *


Зима сменилась весной, а весна – летом, и было еще множество сражений. С наступлением нового года прибыли новые датчане, пополнив войско, и мы выиграли все последующие битвы: дважды разбили англосаксов при Басенгасе в Хамптонскире, затем – при Меретоне в Вилтунскире, уже в центральной части их земель, а потом разбили снова в Вилтунскире при Вилтуне. Каждая победа означала, что мы удерживали поле боя до конца дня, но ни в одном из этих сражений мы не смогли сломить врага. Бойцы изматывали друг друга, сражались до кровавого пота, но когда лето согрело землю, до завоевания Уэссекса нам было так же далеко, как и в Йоле.

Зато нам удалось убить короля Этельреда. Это случилось под Вилтуном. Топор оставил на левом плече короля глубокую рану, и, хотя Этельреда быстро унесли с поля боя, хотя у его постели молились священники и монахи, а знахари пользовали tго травами и пиявками, спустя несколько дней он умер.

И оставил наследника, малолетнего принца Этельвольда. Принц был старшим сыном короля, но был слишком молод и несамостоятелен – ему, как и мне, исполнилось всего пятнадцать. Несмотря на это, некоторые все равно настаивали на его праве именоваться королем Уэссекса, однако у Альфреда имелись более влиятельные сторонники, к тому же существовала старая легенда, будто Папа провозгласил его королем. Должно быть, легенда обладала магической силой, потому что на совете старейшин – собрании самых знатных, самых влиятельных лордов и епископов – Альфреда признали новым королем. Возможно, старейшины просто не могли поступить иначе. В конце концов, Уэссекс отчаянно старался отбросить войска Хальфдана, и то было неподходящее время, чтобы делать королем пятнадцатилетнего мальчишку. Уэссекс нуждался в вожде, и вот старейшины избрали Альфреда, а Этельвольда с младшим братом быстро увезли в монастырь, где, как объявили людям, они продолжат учение.

– Альфреду следовало бы убить мальчишек, – бодро сообщил мне Рагнар, и, наверное, он был прав.

Итак, Альфред, младший из шести братьев, сделался королем Уэссекса. Стоял год 871-й. Тогда я этого не знал, но в тот год жена Альфреда произвела на свет дочку, Этельфлэд. Этельфлэд была на пятнадцать лет младше меня, и даже если бы я знал о ее рождении, вряд ли счел бы, что это важное событие. Но судьба решает все. Пряхи сучат нитку, а мы исполняем их волю, хотим того или не хотим.

Первое, что сделал король Альфред, не считая похорон брата, отправки племянников в монастырь, своей коронации и постоянных визитов в церковь, где он испытывал терпение Бога бесконечными молитвами, – это отправил гонцов к Хальфдану с предложением переговоров. Он, видимо, хотел мира. Наступил разгар лета, а мы были так же далеки от победы, как и в середине зимы, поэтому Хальфдан согласился на переговоры и вместе со своими военачальниками и лучшими телохранителями отправился в Батум.

Я тоже поехал, с Рагнаром, Равном и Бридой. Рорик, все еще не выздоровевший, остался в Редингуме, и я жалел, что он не увидит Батума: хотя город был маленьким, но не менее чудесным, чем Лунден. В центре городка размещались бани – не какая-нибудь лохань, а огромное здание с колоннами и осыпающейся крышей над просторной каменной купальней, наполненной горячей водой. Вода поступала из-под земли, и Рагнар решил, что она нагревается в кузницах гномов. Саму купальню, разумеется, построили римляне, как и все прочие поразительные постройки в долине.

Не многие захотели лезть в бассейн: датчане боялись воды, хотя и обожали свои корабли, но мы с Бридой пошли, и оказалось, что она плавает как рыба. Я держался за бортик, наслаждаясь странными ощущениями, когда обнаженное тело полностью погружено в горячую воду.

Здесь нас и нашел Беокка. В центре Батума действовало перемирие, значит, никто не имел права приходить сюда с оружием. Англосаксы и датчане вели себя на улицах вполне дружелюбно друг с другом, и ничто не мешало Беокке меня отыскать. Он подошел к купальне в сопровождении двух других священников, мрачного вида сопливых личностей, и эти двое наблюдали, пока Беокка со мной говорил.

– Я видел, что ты сюда пошел, – начал он и тут заметил Бриду, которая плыла под водой, – за ней струились длинные темные волосы.

Когда она вынырнула, Беокка не мог не увидеть ее маленькие груди и дернулся, словно перед ним предстала прислужница дьявола.

– Это же девушка, Утред!