Последнее «долго и счастливо»

– Ведьмы?! Я – ведьма?! – ахнула Агата. За площадью, на месте разрушенных во время нападений пряничных разноцветных домиков, теперь были построены унылые каменные убежища.

Главную улицу и окраину леса патрулировали охранники в длинных черных плащах с пиками в руках и железных масках на лицах. Агата перевела взгляд туда, где раньше возле покосившейся часовой башни стояли две статуи, изображавшие ее саму и ее подругу Софи. Статуи исчезли, на их месте был воздвигнут эшафот с двумя столбами и разложенной под ними огромной грудой хвороста и березовых поленьев. Погребальный костер для ведьм. Рядом с площадкой будущей казни горели два воткнутых в землю факела, а между столбами был натянут баннер, с которого смотрели все те же лица – Агаты и Софи.

У Агаты сердце ушло в пятки. Она избежала публичной казни в школе, чтобы найти ее в своем родном городе! Дела…

– Я предупреждала тебя, Агата, – сказала мать из-за ее спины. – Старейшины считают, что Софи – ведьма и на город напали из-за нее. В ту ночь они решили отдать ее силам Тьмы, но запретили тебе следовать за ней. Ты не послушалась, и, уйдя вместе с Софи, сама превратилась в их глазах в ведьму.

– И поэтому они хотят сжечь меня на костре? – спросила Агата, медленно поворачиваясь к матери. Ноги вдруг стали ватными, голова кружилась.

– Если бы ты возвратилась оттуда одна, Старейшины, может, и переменили бы свое решение. – Каллиса сидела за столом, обхватив голову руками. – Но ты возвратилась вместе с принцем, и теперь тебя ждет казнь. И меня тоже наказали за то, что я позволила тебе сбежать в лес.

По спине Агаты пробежал холодок. Она внимательно оглядела мать, но не нашла следов ран или синяков ни на ее лице, ни на руках. И все пальцы у Каллисы были целы – не сломаны и не отрублены.

– Что они с тобой сделали? – упавшим голосом спросила Агата.

– То, что они со мной сделали, не идет ни в какое сравнение с тем, что они сделают с вами обоими, как только обнаружат… его, – устало ответила Каллиса. – Старейшины всегда презирали нас с тобой, Агата. Как ты могла совершить такую глупость – притащить с собой кого-то из Бескрайних лесов?!

– В нашей сказке написано «Конец», – неуверенно возразила Агата. – А ты сама говорила, что если появляется «Конец», значит, все будет хорошо…

– Счастливый конец? С ним?! – фыркнула Каллиса, поднимаясь на ноги. – Есть важная причина, по которой наши миры отделены друг от друга, Агата. Есть важная причина, по которой они непременно должны быть отделены – мир сказочный и мир реальный. Твой принц никогда не будет счастлив здесь! Ты – Читательница, а он…

Каллиса резко замолчала, а Агата удивленно уставилась на нее. Мать быстро отошла к раковине и принялась наливать воду в котелок.

– Мама… – прошептала Агата, у которой все похолодело внутри. – Откуда тебе известно про Читателей?

– М-м-м, прости, не расслышала тебя, дорогая.

– Читательница! – воскликнула Агата, перекричав шум льющейся воды. – Откуда тебе известно это слово?

– Наверное, встретила его в книге…

– В книге? В какой еще книге?!

«Ну, конечно же», – подумала Агата и облегченно вздохнула. Нужно заметить, что ее матери было довольно много известно о сказочном мире – как, впрочем, и всем родителям в Гавальдоне, которые лихорадочно скупали книги в магазине мистера Довиля, ища в них ключи, проливающие свет на похищения их детей Директором школы. «Должно быть, Читатели упоминались в одной из этих книг, – пыталась успокоить себя Агата. – Поэтому мама и назвала меня Читательницей. Потому и не очень-то удивилась появлению сказочного принца».

Но, вновь посмотрев на Каллису, она обнаружила, что котелок давно переполнился, вода стекает из него в раковину, а мать все стоит, уставившись в одну точку, сжав кулаки, погрузившись в свои то ли мысли, то ли воспоминания.

У Агаты появилось предчувствие, что причину, по которой мать не удивилась появлению Тедроса, нужно, пожалуй, искать отнюдь не в книгах мистера Довиля. Неужели Каллисе не понаслышке известно, что такое жить в… другом мире?

– Он возвратится в Бескрайние леса, как только поправится, – сказала Каллиса, наконец закрывая кран.

– В Бескрайние леса? – переспросила Агата, вырываясь из плена собственных мыслей. – Мы с Тедросом едва унесли оттуда ноги, а ты хочешь, чтобы мы снова в них вернулись?!

– Не вы, – ответила Каллиса, не поворачиваясь от раковины. – Только он.

– Такое мог сказать только человек, никогда не испытавший настоящей любви! – вспыхнула Агата.

Каллиса застыла на месте. В тишине, отсчитывая секунды, звонко тикали ходики.

– Ты действительно веришь, что это и есть счастливый конец твоей сказки? – спросила она, по-прежнему стоя спиной к дочери.

– Так должно быть, мама, потому что я не хочу снова потерять Тедроса. Но и тебя я не хочу оставлять тоже, – умоляющим тоном произнесла Агата. – Я думала, что смогу стать счастливой в Бескрайних лесах, что смогу спрятаться там от реальной жизни… Не получилось. Знаешь, я никогда не мечтала жить в волшебной сказке. Мне хотелось каждый день просыпаться здесь, зная, что рядом со мной моя мама и мой лучший друг. Откуда мне было знать, что мой лучший друг окажется принцем? – Агата смахнула набежавшие на глаза слезинки. – Ты даже представить себе не можешь, через что нам пришлось пройти, чтобы найти друг друга! Не знаешь, от какого Зла удалось спастись! Я согласна жить взаперти в этом доме хоть сто лет – лишь бы вместе с Тедросом. Лишь бы быть рядом с ним – и тогда я стану наконец счастлива. Прошу тебя, просто дай нам шанс. Просто дай нам шанс!

В кухне повисло молчание, затем Каллиса медленно повернулась к Агате:

– А Софи?

– Она исчезла.

Мать уставилась на нее. Вдали, на деревенской площади, пробили часы. Звук был слабым, едва пробивался сквозь завывание ветра. Каллиса перенесла котелок на плиту и принялась размешивать положенные в него коренья. Она размешивала и размешивала их, двигаясь как заведенная.

– Думаю, нам нужно раздобыть яиц, – сказала наконец она. – Принцы не едят суп из жаб.

У Агаты отлегло от сердца:

– Спасибо, мама! Спасибо, спасибо тебе…

– Каждое утро я буду запирать вас, уходя в город. Если сможете вести себя осторожно, стражники вас не нейдут.

– Мама, ты полюбишь его как собственного сына, вот увидишь… – начала Агата, но тут же спохватилась: – В город? Но ты говорила, что у тебя сейчас нет пациентов.


– Не разжигайте очаг и не открывайте окна, – не слушая дочь, распорядилась Каллиса, наливая две чашки чая.

– А почему стража сюда не придет? Разве наш дом не первое место, где меня начнут искать?

– Не отвечайте на стук в дверь и никого не впускайте в дом. Ни-ко-го!

– Погоди, а как насчет Стефана? – спросила Агата. – Я думаю, он-то как раз мог бы поговорить со Старейшинами, попросить их за нас…

– Стефана не впускайте ни в коем случае, к нему это относится в первую очередь.

Мать и дочь обменялись долгими взглядами.

– Твой принц никогда не станет здесь своим, Агата, – негромко произнесла Каллиса. – Нельзя избежать судьбы, не заплатив за это большую цену.

Мать выглядела до смерти испуганной, ей явно не хотелось продолжать разговор о принце.

Агата подошла к ней и обняла.

– Тедрос будет счастлив здесь, точно так же, как и я, обещаю тебе, – прошептала она. – И ты поймешь, ты напрасно сомневалась в том, что двое из разных миров могут быть вместе, если они по-настоящему любят друг друга.

Из спальни донесся шум, черная занавеска сорвалась, и в кухню ввалился Тедрос – пошатываясь, с прилипшей к груди окровавленной повязкой. Он доковылял до стола, тяжело опустился на стул, понюхал суп в миске, поморщился и хрипло сказал:

– Нам нужна крепкая лошадь, острый стальной меч и запас хлеба и мяса на три дня пути. – Он с трудом повернул голову, чтобы найти затуманенным взглядом Агату, и добавил: – Надеюсь, ты уже успела попрощаться со своей матерью, принцесса. Нам пора отправляться в мой замок!



Всю первую неделю Агата надеялась: это просто одно из испытаний, которые, по традиции, выпадают на долю сказочных героев. Пройдет какое-то время, и приготовленный на площади костер исчезнет сам собой, смертный приговор ведьмам будет отменен, а Тедрос освоится с жизнью в реальном мире. Глядя на своего прекрасного принца, она знала, что готова оставаться взаперти в этом доме хоть целую вечность – только бы вместе с ним. И они будут «жить долго и счастливо», как пишут в тех же сказках.

Но пошла вторая неделя их заточения, и в доме, как казалось Агате, становилось все теснее и неуютнее. Постоянно чего-то не хватало – то еды, то чашек, то полотенец. Тедрос и Потрошитель терпеть друг друга не могли, все время ссорились.

А еще Агата начала замечать в поведении принца привычки, которые все сильнее ее раздражали. Он повсюду разбрасывал свои вещи, молоко пил не из стакана, а прямо из крынки, без конца занимался какими-то физическими упражнениями, потея и шумно дыша через рот. Да и Каллиса, которой теперь приходилось кормить и обихаживать двух подростков, один из которых к тому же был ей совсем не мил, тоже не была довольна. Сам же Тедрос совсем раскис и постоянно на все жаловался.

– В Школе и то было лучше, чем здесь, – целыми днями повторял он.

– Тогда возвращайся назад, там тебя добьют окончательно, – огрызалась в ответ Агата.

Когда пошла третья неделя их заточения, Тедрос окреп уже настолько, что начал играть сам с собой в регби – метался по спальне как дикий зверь, обводя невидимых соперников, что-то выкрикивая и при этом сильно потея, а Агата наблюдала за всем этим, лежа на кровати и все надеялась, что вот-вот со звезды к ней спустится фея-крестная и сразу все уладит взмахом волшебной палочки. Дудки! Никакая фея-крестная на нее не свалилась. Свалился Тедрос, да так неудачно, что у него разошлись швы на ране. Агата запустила в него подушкой, испуганный кот рванул в ванную и свалился в унитаз. И вот они лежат сейчас на кровати – повсюду валяются выпавшие из подушки перья, Потрошитель вылизывается в углу, а Агата, уткнувшись головой в подушку, снова и снова жалобно повторяет остающийся без ответа вопрос:

– Что с нами происходит?! Что?!

Потянулась четвертая неделя. Тедрос и Агата почти перестали проводить время вместе. Принц прекратил свои буйные тренировки, впал в депрессию и целыми днями сидел на кухне у окна – небритый, грязный, уставившись на темнеющие вдали Бескрайние леса. «По дому тоскует», – решила Агата, сама побывавшая в тех сказочных краях. Однако дело тут было, похоже, не только в тоске по дому. Принца грызла мысль, что он торчит в этом тесном грязном доме, а там, на его сказочной родине, вскоре, глядишь, объявится новый король, который примет от Совета Старейшин корону, которая по праву должна принадлежать ему, Тедросу. Сердцем Агата понимала это, но ей нечем было утешить принца, и она не находила ничего лучшего, как только забираться под одеяло и перечитывать – в десятый, в сотый раз! – старые сборники сказок.

Разглядывая картинки, на которых прекрасные принцы (блондины в основном) нежно целовали ослепительных красавиц-принцесс (эти-то, ясен пень, все как одна были блондинками), она все чаще задавалась вопросом: почему же таким тусклым и прогорклым, как старое масло, стало ее собственное «долго и счастливо»? Сказки… Все-то в них ладно и складно, и все ниточки связаны, и Добро всегда побеждает Зло. Красота… Но почему тогда так много нерешенного остается в ее собственной сказке? Столько оборванных концов, недосказанных историй… Что, например, случилось с ее подругами – Дот, Эстер, альбиноской Анадиль, которые рисковали своими жизнями, когда шел суд над Агатой? Что сталось с девочками, втянутыми в войну против мальчиков и Арика? Или с леди Лессо и профессором Доуви, когда они столкнулись с возвратившимся Директором школы? У Агаты защемило в груди. А что, если Директор вновь начнет похищать детей из Гавальдона? Она задумалась о родителях, которые могут потерять своих детей, о Тристане – как справляются его родители с мыслью о смерти сына, – о нарушенном в Бескрайних лесах равновесии, где центр тяжести переместился на сторону Зла, о своей некогда лучшей подруге, оставшейся в том сказочном мире…

О Софи.

На этот раз это имя не вызвало у Агаты гнева. Оно прозвучало как эхо, как пароль, открывающий потайную дверцу в ее сердце.

Софи.

Девушка, которую Агата продолжала любить наперекор всему, без оглядки на Зло и Добро. Которую поклялась защищать всегда, и в юности, и в старости, как говорится, до тех пор, пока смерть не разлучит их.

Как же ты могла повернуться спиной к своей лучшей подруге?! Как могла бросить ее там, одну?!

Ты бросила ее ради парня? Да, ради парня.

От стыда у Агаты загорелись щеки.

Ради парня, который теперь даже не смотрит в мою сторону.

Тяжело стало у нее на сердце, тяжело. Все это время она думала, что должна выбирать между Софи и Тедросом ради своего «долго и счастливо», но каждый раз, когда она предпочитала одного из них, ее собственная судьба отклонялась в сторону. Да что там ее судьба – каждый раз все сильнее нарушалось равновесие во всем окружающем мире. И всякий раз, когда Агата вспоминала о преданной ею, брошенной подруге, она все глубже погружалась в ад, который сама же для себя создала, когда выбрала принца, а не Софи. Ах, если бы можно было вообще избежать необходимости делать этот ужасный выбор!

– Я тоже о ней думаю.

Агата повернулась и увидела сидящего возле окна Тедроса. Он смотрел на нее, и у него дрожали губы.

– Я думаю о том, как мы бросили ее, – хрипло продолжил Тедрос, и в его глазах сверкнули слезы. – Я знаю, она была плохим другом, знаю, она на стороне Зла, знаю, что она лгала, прикидываясь Филипом… Но мы взяли и бросили ее… Оставили наедине с тем чудовищем. Мы бросили всех своих друзей из школы, чтобы спасти себя. Ну и что я за принц после этого, Агата? Разве принц может быть предателем? Что подумал бы обо мне мой отец? – Слеза побежала по его щеке. – Я не хочу, чтобы ты бросала свою мать, это станет еще одним предательством. Честное слово, я не хочу этого. Но мы не счастливы с тобой, Агата. Почему? Потому что злодеи по-прежнему живы. Потому что мы с тобой оказались не героями. Трусы мы с тобой, вот кто мы.

Агата посмотрела в просветленное, открытое лицо Тедроса и вспомнила, за что полюбила его.

– Значит, это совсем не тот счастливый конец, которого мы ждали? – тихо выдохнула Агата.

Тедрос улыбнулся и стал окончательно похож на себя прежнего.

И впервые с тех пор, как они возвратились домой, Агата улыбнулась ему в ответ.