Последнее «долго и счастливо»

– Ты говорил… что я… могу взглянуть на… школу, – сказала этим утром Софи, зябко кутаясь в одеяло. – Мне хочется увидеть… Эстер… Анадиль…

– Ага, и заразить их, – ехидно закончил за нее Рафал, накидывая ей на плечи еще одно одеяло.

Софи, конечно, могла бы ответить колкостью на колкость, но не стала – ее трогало внимание, с каким относился к ней Рафал. Днем он почти не отходил от своей королевы – прикладывал ей ко лбу влажное холодное полотенце, кормил с ложечки крепким бульоном, приносил свежие ночные рубашки, чтобы могла переодеться, когда потела, стойко выслушивал ее бесконечную болтовню о Тедросе и Агате, о том, как им, наверное, трудно быть вместе, особенно Тедросу, потому что Агата ревнива как кошка и наверняка то и дело пилит, пилит, пилит своего принца. Вскоре Софи начала бояться ночной поры, когда Рафал уходил к себе и она оставалась одна. Точно так же в свое время она боялась, что Рафал может вернуться к ней среди ночи. Софи стало приятно ощущать прикосновение холодных рук Рафала к ее горящей в лихорадке коже, слышать его мелодичный голос, который так хорошо успокаивал ее после ночных кошмаров.

Короче говоря, сама того не ожидая, она все сильнее привязывалась к юному Директору, и он, замечая это, нежно смотрел на Софи и улыбался ей.

Лихорадка по-прежнему не отпускала Софи, и ее ночные кошмары продолжались. Сегодня, например, ей снился туннель – угольно-черный, с сияющим на его дальнем конце пятном света. Туннель перегораживало подвешенное в воздухе громадное золотое кольцо с направленными к его центру острыми, как бритвы, зубами. Кольцо вращалось в воздухе, не давая Софи пройти дальше. Чем ближе она подходила, тем быстрее начинало вращаться кольцо, и вот его острые зубы уже слились в сверкающий диск, на поверхности которого Софи увидела отражение лица, но не своего. Этого лица она никогда прежде не видела.

Лицо было мужским, с всклокоченными темно-каштановыми волосами, морщинистой задубелой кожей и длинным крючковатым носом. Оно притягивало Софи к себе как магнит, она наклонялась к нему все ближе и ближе… А затем на лице внезапно открылись большие, темные, налитые кровью глаза и появилась дикая, зловещая ухмылка…

Откуда-то протянулись руки и потащили Софи прямо в бешено вращающиеся острые зубы кольца.

И тут она с криком проснулась.

Девушка неподвижно лежала, съежившись под одеялом, и ее не оставляло ощущение, что кроме нее в комнате есть еще кто-то. И этот кто-то негромко шуршит – звук был таким, словно невидимая кошка точит обо что-то свои когти.

Софи, осторожно повернув голову, огляделась в слабо освещенной предутренним светом комнате. И вздохнула с облегчением, обнаружив, что здесь никого нет, только вращается что-то длинное, тускло отсвечивающее сталью. Веретено? Да, этот предмет был похож на веретено – но откуда оно здесь? Веретено – это из другой сказки, про Спящую Красавицу, но та глупенькая принцесса давным-давно укололась и теперь спит непробудным сном, если еще не умерла от старости. Но Софи-то не Спящая Красавица, чего ей веретена бояться?

Она осторожно выбралась из постели, подошла ближе к тому, что ей показалось похожим на веретено, и тряхнула головой, не веря своим глазам. Нет, это было не веретено – это было перо Сториан, долгое время провисевшее неподвижно над последней страницей со словом «Коне…», оно ожило и теперь… писало. Да, оно писало!

«Как странно», – подумала Софи. С тех пор как она надела на палец кольцо Директора школы, перо ни разу не шелохнулось, и это означало, что Сториан раздумывает не над тем, как закончить историю Софи. Но в таком случае…

Кровь бешено застучала в висках Софи.

Плотнее завернувшись в одеяло, она осторожно, на цыпочках – чтобы не спугнуть перо – подошла еще ближе.

Теперь она увидела, что перо, оказывается, не пишет, а вымарывает строчки из раскрытой перед ним книги – букву за буквой, слово за словом, пока не исчезло недописанное «Коне…». Затем кончик пера налился красным светом, опустился на страницу и принялся стремительно рисовать. Перед глазами Софи замелькали странные картины – стена изумрудно-зеленого пламени… Стражники в черных масках… Чудовищные волк и великан… И, наконец, густая зеленая лесная поросль.

А затем среди нарисованных высоких деревьев на странице появились две фигурки. Затаив дыхание, Софи следила за тем, как волшебное перо прорисовывает их лица. Юноша с синими глазами и полными влажными губами… Девушка с прямыми бровями и впалыми щеками…

«Нет, это невозможно», – подумала Софи, но перо добавляло новые и новые штрихи, делая рисунок все более узнаваемым. Это показалось Софи настолько невероятным, что она сильно ущипнула себя за руку, чтобы проверить, не сон ли это. Больно. Значит, это действительно не сон. Но Агата и Тедрос не могут быть в лесу, сейчас они должны наслаждаться своим «долго и счастливо» совершенно в другом месте, далеко-далеко отсюда! И все же они были здесь, на этой странице, и смотрели прямо на Софи, словно звали ее к себе.

– Они… вернулись?! – негромко ахнула Софи, прижимая руку к сердцу. Ревность и обида покинули ее, сменились неожиданной, невероятной надеждой.

Софи смущенно и радостно вглядывалась в знакомые, родные лица, и впервые за все это время ей вдруг стало стыдно. Что же она наделала!

– Я скучаю по тебе, Агги. И по тебе тоже, Тедди.

Слезы хлынули из глаз Софи, когда она представила себя идущей по нарисованному лесу в том промежутке, который еще оставался между двумя фигурками…

Но тут Сториан дорисовал на этом пустом месте сплетенные руки Агаты и Тедроса. Нет, места для Софи рядом с ними не было.

– Они идут за тобой, – раздался голос за спиной Софи.

Она обернулась к Рафалу. Директор стоял возле окна – юный, в кружевной черной рубашке и черных кожаных брюках. Его прозрачные, как льдинки, глаза следили за ожившим пером спокойно, без тени удивления, словно он давно был готов к такому повороту событий.

– Я же говорил тебе, что Сториан сомневается не в том, как закончить нашу с тобой сказку, – сказал он. – Выходит, твои друзья не чувствуют себя счастливыми, пока ты не с ними. Они думают, что должны спасти тебя. От меня, разумеется. Таким они видят конец своей сказки.

Софи снова перевела взгляд на перо, которое закончило рисовать и писало теперь бисерным почерком:

Одной любви им теперь было недостаточно.

Им нужна была их лучшая подруга.



Софи зачарованно смотрела на книгу. Теперь она проклинала себя за то, что все это время так плохо думала об Агате и Тедросе, когда они, оказывается, постоянно волновались за нее. Милые… Она улыбнулась, но тут же вновь посерьезнела.

– Разве может конец нашей сказки быть счастливым для всех троих? – спросила Софи.

– Да, если один из героев сможет стать счастливым сам по себе, – ответил Рафал, пристально глядя на нее.

– А двое других будут счастливы друг с другом? – нахмурилась Софи.

– Ну, такой расклад тебе знаком, не правда ли? Вспомни, как ты смотрела на них, когда они целовались у костра. Как одиноко сидела с ними за одним столом, пока они любезничали друг с другом. Как они шли по саду парой, а ты плелась позади них, словно собачка на поводке. Ты всегда была пятым колесом в их телеге, – Рафал приблизился к Софи, половина его лица по-прежнему оставалась в тени. – Впрочем, ты легко могла бы найти себе в Камелоте какого-нибудь другого парня. Ну, не принца, конечно, однако там полно деревенских ребят, есть из кого выбрать. Чумазого, с пожелтевшими зубами, коренастого, с пустыми карманами – но нормального симпатичного парня. Парня, который живет со своей старой морщинистой матерью в ветхой лачуге и круглый год пасет коз и свиней. С таким ты могла бы прожить спокойную долгую жизнь. Варила бы ему похлебку, купала его дряхлую мамашу, нянчила ваших чумазых орущих детей…

– Этого никогда не будет, – прошептала Софи. – Не хочу я для себя такого счастья.

– Ты хорошо подумала? – так же шепотом ответил Рафал и прикоснулся к ее щеке своими холодными молочно-белыми пальцами.

У Софи никогда не было парня, который командовал бы ею, а не она им. Но и такого, прикосновение которого рождало бы в ней бурю эмоций, у нее тоже никогда не было. И уж совершенно точно у нее никогда не было парня, который любил бы ее так, как Рафал – всю, целиком, со всеми ее капризами и недостатками.


Софи вгляделась в ангельское лицо Рафала и неожиданно подумала, что он, пожалуй, красивее и привлекательнее, чем она сама.

– Ты любишь меня сейчас, когда я молода, – но что будет, когда я состарюсь? – спросила она. – Ты и тогда будешь любить меня по-прежнему?

– Мы с моим братом оставались юными, пока любили друг друга, – улыбнулся Рафал. – Разорвав нашу связь, я был обречен стареть, как любой другой злодей, доказавший, что не способен любить. Но твой поцелуй вернул мне молодость. Твоя любовь позволит мне жить вечно, как позволяла это любовь моего брата. Это означает, что пока ты носишь мое кольцо, я буду оставаться юным. И ты тоже, Софи.

– И я тоже буду жить вечно? – переспросила она.

– Мы оба будем жить вечно. Вместе.

Жить вечно. Быть юными, но старыми. Старыми, но юными. Юными и прекрасными, как этот стоящий рядом с ней парень. Но что это значит – вечно любить друг друга? Разве любовь может длиться так долго? Софи вспомнила, как Агата клялась на берегу озера, что вечно останется ее подругой. А Тедрос… И Тедрос обещал тогда, на освещенном луной мосту, что навсегда будет ее принцем. А потом Тедрос и Агата поклялись друг другу в вечной любви, когда целовались.

Вечно! Ничто никогда не длится вечно!

Софи прислонилась к твердой холодной груди Рафала, рассматривая золотое кольцо, блестевшее у него на пальце. Такое же кольцо, как у нее. Все это время она была уверена, что двое лучших друзей бросили, предали ее, уверена, что они настолько счастливы друг с другом, что и думать о ней забыли. А они, оказывается, решили вернуться, чтобы переписать конец своей сказки так, чтобы сделать счастливой и ее тоже. Софи хотелось поступить так же – выбрать своих друзей, даже если такой конец сказки обернется для нее одиночеством…

Но рядом с ней стоял юный красавец, который всегда оставался верным и преданным. Любящим. Надежным. Юноша, с которым слово «вечность» вдруг обрело свой истинный смысл.

Софи подняла голову, прикоснулась губами к холодным губам Рафала, ожидая, не подскажет ли ей сердце, что она делает что-то не то. Сердце ей ничего не подсказало. Снова повернув голову к Сториану, она увидела, что перо бойко рисует новую картину, на которой Софи целует Рафала. Закончив, перо добавило под картинкой подпись:

Но самой Софи одной дружбы было уже

недостаточно. Ей нужна была любовь.



Лоб Софи покрылся бисеринками пота. Рафал заметил это, нежно стер пот с ее кожи и произнес:

– Смотри. Лихорадка прошла.

И они вместе взглянули на выходящее из-за облаков солнце. Софи ожидала, что сейчас оно вновь станет ярким и жарким, как прежде, но солнце оставалось бледным, болезненным, слабым. Мало этого – солнце вдруг начало ронять светящиеся желтые комочки, они падали с него словно капли с тающей сосульки. Кап-кап-кап…

Солнце таяло.

– Но ты говорил, что если Сториан начнет писать… – прошептала Софи, поворачиваясь к Директору.

– Новую историю, – спокойно продолжил Рафал. – Но наша сказка все еще не окончена, поскольку твои друзья вернулись. И не будет окончена, пока они намерены дописать ее по-своему. Придумать нашей сказке конец, в котором Добро побеждает, а Зло умирает… – Он немного помолчал, глядя в изумрудно-зеленые глаза Софи, и добавил: – Они идут, чтобы убить меня.

Софи перевела взгляд на книгу, на рисунок, изображавший Агату и Тедроса. Они шли по лесу спасать ее. В их варианте сказка должна закончиться тем, что они спасут Софи от Директора школы. Но это означает, что они собираются убить единственного на свете человека, который по-настоящему любит ее. Они убьют его, и Софи снова станет пятым колесом в чьей-то телеге.

Они считают, что ничего лучшего, чем быть пятым колесом, Софи не заслуживает.

Она перевела взгляд на свое золотое кольцо. Кольцо, которое делало ее королевой.

– Я не позволю им убить тебя! – гневно воскликнула она.

– Ты впрямь готова на это ради меня?! – с надеждой воскликнул юный Директор. – Готова сразиться со своими друзьями?!

– Сразиться с Агатой и Тедросом? – замялась Софи. – Но я думала…

– … что они оставят нас в покое и уйдут, если ты им прикажешь? – улыбнулся Рафал.

– Но я… Нет, я не могу драться с Агатой. Наверняка должно быть какое-то другое решение, – промямлила Софи.

– Война – вот единственное решение, – твердо ответил Рафал.

Софи покоробил тон Рафала, но она понимала, что он прав. После того как юный Директор едва не убил Тедроса его же собственным Экскалибуром, сын короля Артура вернулся, чтобы отомстить, и Агата была на его стороне.

Война приближалась, война была неизбежна, и Софи нужно решать, на чьей стороне она сама.

Софи вспомнила, сколько раз Агата объединялась с Тедросом против нее. Так было и на Вечере Талантов, и на балу. Позже Агата тайком придумала, как ей поцеловать Тедроса, и пыталась отправить Софи домой во время войны между девочками и мальчиками. От этих воспоминаний кровь закипела в жилах Софи. А еще был Синий Лес, где Агата заставила Тедроса поверить в то, что Софи становится ведьмой, хотя Софи подставила декан Садер. Вечно Агата была против нее, она всегда принимала сторону своего принца!

Значит, и Софи нужно выбрать, с кем она, даже если это означает схватку с бывшей лучшей подругой. Агата защищает принца? В таком случае Софи будет защищать свою единственную, истинную любовь.

– Выбора нет, – прошептала она, глядя на тающее солнце. – Либо они умрут, либо мы. Добро против Зла. Классический расклад. Такими схватками заканчиваются все сказки.

Теперь Софи точно знала, на чьей она стороне.

– Твои друзья считают, что им по силам не дать нашей книге закрыться, любовь моя, – сказал Рафал. – Надеются, им удастся предотвратить неминуемое. Но они опоздали. – Он снова посмотрел на угасающее солнце. – Наша война против Добра уже началась.

Он криво усмехнулся, и Софи подумала, что не в одной только любви заключен смысл жизни для возвратившегося с порога небытия Директора школы. Были у Рафала и другие цели.

– Но в конце Добро всегда побеждало… – начала было Софи, но Директор еще шире улыбнулся и перебил ее:

– Ты забыла, что теперь на моей стороне то, с чем им не справиться. Твоя любовь, Софи.