После

-Ну это уже от вас зависит.

-От меня... От меня ничего не зависит. Это же фанатики. Привлекут в свою веру моих людей, а потом меня самого на костре сожгут.

-Не знаю. Я верю Осветлённому.

-Дэ... Не знаю, что и делать.

-Жить дальше. По крайней мере войны с ними пока что не будет.

-Война... Война бывает необходимой... Вот ты меня, наверное, винишь в том, что я сектантов убивал.

-Что вы...

-Не ври. Я чувствую. Знаешь, я всегда старался, по совести, поступать, никого никогда не бил, ни над кем не издевался. Я даже расстрелял один раз своего, за то, что он девушку-сектантку зверски изнасиловал и убил, но однажды я совершил страшное...

-Скажите, станет легче.

-Мы были в деревне. Половину контролировал НКВД, половину Орден. По середине стоял КПП, никого за него не пропускали, даже мирных жителей. И вот... Кто-то из наших ни с того ни с сего начал стрелять. Ну, мы бросились в атаку. Я с другом зашёл в дом, а там сектант стоит с мальчиком, лет десяти. Я говорю: "Отпусти мальчишку, это наша война!". А он мне: "Эта тварь ударила нашего жреца, его надо покарать. Мне жизни не жалко, но он достоин худшего." Я бросился к нему, но он успел выскочить на улицу и в подвал. А там дверь железная. Мы начали её выламывать и вдруг слышим нечеловеческий крик. Дверь сломали, а эта тварь руку ему отрубила, а потом горло перерезала. Я его схватил, хотел пристрелить, но потом мы его связали, я взял канистру с бензином, влил ему в рот, а после кинул туда спичку. Как же он визжал... И теперь, они мне каждый день сняться. И кто виноват? Я, за то, что зверски убил человека? Сектант этот, за то, что ребёнку руку отрубил? Или может быть Осветлённый за то, что этот культ создал? Ну кто, скажи мне?

-Все виноваты.

-А-а-ах... Иди, Охотник, празднуй. Твоя победа. Я... Я тут посижу.

-Извините, товарищ Череп.

-Иди уже...

Вольфганг вышел из домика и закрыл дверь. Даже сквозь неё он слышал, как Лаврентий рыдал. Он решил не стоять под дверь, а пойти ко всем и хоть чуть-чуть расслабиться.

Охотник подошёл к столам. Многие уже закончили трапезу, а теперь сидели разговаривали или танцевали. Вольфганг поглядел на Лазаря Йегонатановича. Старый доктор стоял возле посла Ордена и пытался ему что-то доказать. Он жестикулировал руками и что-то говорил. Вольф прислушался:

-Я не понимаю, как можно отрицать медицину. Ну вот, если у тебя что-то заболит, то ты смело можешь прийти ко мне, и я тебя вылечу.

-А зачем?

-Ну как зачем?,- опешил доктор,- чтобы жить, не болеть, продолжать выполнять свои обязанности.

-Ты меня не понимаешь, брат. Болезнь- наказание, и его надо переносить достойно.

-Зачем его переносить, если можно избавиться от него?

-Нет. Послушай. Если ты в чём-то провинишься перед Серовым, и он прикажет выпороть тебя...

-Он не прикажет.

-Мы разбираем гипотетическую ситуацию.

-Хорошо.

-Ну вот, ты знаешь, что через час тебя накажут. Что ты сделаешь: вынесешь наказание или сбежишь и вступишь в Табор?

-Ну в Табор я никогда не вступлю.

-Вот. И у Выживальщиков, и у НКВД есть свои методы наказания для провинившихся, но никто же не перебегает из-за этого в другую группировку?

-Ну, нет.

-Хорошо. Но болезнь- тоже наказание. И его надо вынести достойно, если человек вынесет его достойно, то он заслуживает прощения. Ему отпускаются все грехи, и он повышается в своём сане.

-А если он умирает?

-Значит он был слишком грешным и не заслужил прощения.

-А не бывало такого, что хороший человек заболевал и умирал?

-Бывало. Но значит он не был хорошим. Мы можем судить лишь по его поступкам, но Ей видны и его помыслы. Человек может всем помогать, но кто-то делает это из-за славы, кто-то хочет выслужиться, а кто-то заработать, но есть люди, которые хотят помочь просто так, даже если они иногда совершают ошибки, они заслуживают прощения.

-Но главное результат.

-Нет, брат мой, главное- помыслы. Ко мне приходила одна девушка. Она говорила, что её муж слишком часто просит интимной близости. Она подозревает, что у него есть любовница, а он просто старается так отвлечь её внимание.

-И?...

-Я начал следить за ним. У него действительно была любовница, но он с ней расстался. Я вызвал его к себе на разговор. Хочу напомнить, что за измену мы кастрируем мужчин и убиваем женщин. Я поговорил с ним. Он сказал, что это было случайное наваждение, что он очень страдает. А после он рассказал мне, что очень любит жену и хочет быть только с ней. Потом я вызвал её. И спросил: "Что будет, если он ей изменит?". Она долго плакала, а после сказала, что не хочет, чтобы его наказывали. Я спросил: "А что же будет, если его оскопят?". Она заплакала и ответила, что она всё равно его не бросит, потому что очень любит. И тогда я понял, что такую семью рушить нельзя. И никто не пострадал. Вот видишь, Лазарь, если бы не было чувств, любви, светлых мыслей, а просто закон, то эта история закончилась бы куда хуже.


-А не легче не придумывать такие законы?

-И что тогда? Все начнут друг другу изменять, любовь исчезнет.

-Ну у нас же она есть!

-У вас. Вы даже не понимаете, что такое любовь. И не верите в неё. Да и без веры любви нет. При этом у нас возможны разводы.

-Это как?

-Если находится объективная причина.

-Это какая?

-Например, один из супругов сильно заболел или вообще на грани смерти. Или, например, она хочет детей, а он нет, но внешность, отношения внутри семьи, характеры супругов, слишком частые скандалы и ссоры аргументами не считаются.

- Это невозможно. То есть муж бьёт жену- это не аргумент, а если один из супругов заболел гриппом- то это аргумент.

-Да.

-А никто не пытался убить свою вторую половину, чтобы найти новую?

-Пытались, только по нашим законам, если один из супругов умирает, второй никогда ни с кем не может иметь отношений. Один раз, одну девушку сильно ранили. Её муж сказал, что хочет развестись с ней перед смертью. Но ему не повезло, и она умерла прямо во время обряда. И всё.

-Какой ужас.

-А один раз, одной паре назначили развод, я не помню, из-за чего, так вот. Муж покончил жизнь самоубийством, чтобы жена не смогла уйти к другому.

-Тьфу на вас... Мне дурно становится после ваших историй. Пойду покурю.

-Удачи, брат.

-Тебе тоже.

Вольфганг улыбнулся. Он прекрасно знал все обычаи Ордена Очищения, но услышать о них в живую было куда интереснее.

Рядом с послом и доктором также оживлённо спорили старый солдат НКВД, с пышными усами, и молодой сектант, лет шестнадцати. Дед постоянно курил и, казалось, его совершенно не интересовало, что ему скажет парень, но несмотря на это, он отвечал с таким же интересом, как и сектант:

-Слушайте, Михаил Олегович, я всё понимаю, но вы неправильно живёте?

-Йей-то ишшо почему?

-Ну, смотрите, даже ваши имена... Родители придумали вам имя и добавили к вашему имени имя отца. Так ведь?

-Ну так.

-То есть вас не волнует, что какой-нибудь человек по имени Михаил был преступником?

-Нет. Я же не он.

-Вы не понимаете! Имя- это печать! Если кто-то из Ордена совершает страшное преступление, его именем нельзя никого называть. Тем более имя каждый выбирает себе сам в десять лет. Родители придумывают одно имя, верховный проповедник два, и нарекающийся сам выбирает себе одно из трёх.

-Тебя как зовут, напомни?

-Теофаний.

-Как ты такое выбрать мог-то, скажи!?

-Это имя носил один из наших проповедников, которого вы... убили...

-А отчество и фамилия как?

-Фамилий и отчеств у нас нет. Сын за отца не в ответе, тем более, почему вы вторым именем берете имя отца, а не матери? Она же вас родила, воспитывала.

-Хрен его знает. Отец- он главный в семье. Вот почему.

-А если он был плохим человеком, разве можно носить его имя?

-А что?

-Значит его злые поступки отразятся на вашей судьбе.

-Я в мистику не верю.