После падения

– Да, я тут родился и вырос. А ты?

– Я учусь в Центральном вашингтонском университете. Но перевожусь в университет в Сиэтле на следующей неделе. – Я чувствую, что давно хотела это сказать.

– Ничего себе, Сиэтл. Впечатляет!

Он улыбается, и я снова хихикаю.

– Извини, от вина на меня нападает веселье, – брякаю я, и он смотрит на меня с усмешкой.

– Ну, я рад, что ты смеешься не надо мной. – Он шарит глазами по моему лицу, и я отворачиваюсь.

Он смотрит на ресторан.

– Тебе нужно вернуться обратно прежде, чем твой парень отправится на поиски.

Оборачиваюсь и смотрю через окно в зал. Голова Хардина по-прежнему повернута к Лилиан.

– Поверь мне, никто не придет меня искать, – со вздохом говорю я.

Дрожит нижняя губа, и сердце предательски падает все ниже и ниже.

– Без тебя он выглядит довольно потерянным, – пытается успокоить меня Роберт.

Я вижу Лэндона, который оглядывает зал в поисках меня.

– А! Так это не мой парень. Мой тот, что с татуировками.

Вижу, как Роберт смотрит на Хардина и Лилиан, и на лице его появляется смятение. Из воротника рубашки Хардина тянется ряд черных полос.

Мне нравится, как он выглядит в белом; мне нравится видеть силуэт его татуировок через ткань.

– Хм, а он в курсе, что он твой парень? – спрашивает Роберт, поднимая бровь.

Отрываю взгляд от Хардина (он ухмыляется той своей ухмылкой, от которой на его щеках появляются ямочки, той, которая обычно предназначена только мне).

– Я сама начинаю задаваться тем же вопросом.

Прячу лицо в ладонях и мотаю головой.

– Все так сложно, – со стоном произношу я.

Держи себя в руках, не попадайся на эти игры. Не сейчас.

Роберт пожимает плечами:

– Ну, с кем еще говорить о своих проблемах, как не с незнакомцем?

Мы оба смотрим на стол, из-за которого я исчезла. Никто, кроме Лэндона, кажется, этого даже не заметил.

– Тебе не нужно работать? – спрашиваю я, надеясь, что он скажет «нет». Роберт молод, старше меня, но не старше двадцати трех.

Улыбаясь, он уверенно отвечает:

– Нужно, но у меня хорошие отношения с хозяином ресторана. – Он, кажется, шутит, но я не понимаю юмора.

– А.

– Так если это твой парень, то что за девушка рядом с ним?

– Ее зовут Лилиан. – Я слышу в своем голосе желчь. – Я ее не знаю, как и он… то есть он ее не знал, но теперь, кажется, знает.

Глаза Роберта поворачиваются ко мне.

– То есть он привел ее сюда, чтобы ты поревновала?

– Не знаю, это не сработало. То есть я ревную, когда смотрю на нее. Она в том же платье, что и я, и она выглядит в нем лучше.

– Нет. Нет, не лучше, – тихо говорит он, и я благодарно улыбаюсь.

– До вчерашнего дня все шло хорошо. Ну, то есть нормально для нас. А потом мы утром поссорились, но мы всегда ссоримся. В смысле, мы ссоримся регулярно, так что я не знаю, что особенного случилось на этот раз. Все по-другому, он вел себя не так, как обычно, когда мы скандалим, а теперь он меня игнорирует, как тогда, когда мы встретились первый раз. – Я понимаю, что больше говорю о себе, чем об этой незнакомке с голубыми глазами. – Это глупо, знаю. Это все вино.

Его губы растягиваются в улыбке, и он качает головой.


– Нет, совсем не глупо. – Он кивает на наш столик и говорит: – Он тебя ищет.

Я поворачиваю голову. Взгляд Хардина пронзает меня и моего собеседника, и в нем горит такой огонь, что я вздрагиваю.

– Тебе, наверное, стоит пойти внутрь, – предупреждаю я его.

Кажется, Хардин сейчас вскочит из-за стола, бросится сюда и вышвырнет Роберта через ограду в лес.

Но он этого не делает. Он остается на месте, его пальцы хватают ножку бокала, потом Хардин бросает на меня еще один взгляд и, подняв свободную руку, кладет ее на спинку стула Лилиан. О боже! Грудь сжимает от такого жестокого удара.

– Мне очень жаль, – говорит Роберт.

Я почти забыла, что он стоит рядом со мной.

– Все нормально, правда. Я должна была быть к этому готова. Я играла в эту игру полгода. – Меня передергивает, и я проклинаю себя за то, что, не усвоив урок в течение месяца, двух и даже трех, я стою на улице с незнакомцем и наблюдаю, как Хардин бесстыдно флиртует с другой девушкой. – Не знаю, зачем я все это рассказываю. Извини.

– Потому что я спросил, – любезно напоминает мне Роберт. – И у нас еще много вина, если ты вдруг хочешь выпить. – Он хитро улыбается мне.

– Да, мне, конечно, потребуется еще. – Я киваю, отворачиваясь от окна. – Ты уже сыт по горло? Нытьем полупьяных девушек о своих бойфрендах?

Он смеется:

– Нет, обычно на их месте – богатые старики, недовольные тем, что их стейк недостаточно прожарен.

– Как тот мужик за нашим столом, в красном галстуке. – Я указываю на Макса. – Боже, какой болван!

Роберт кивает в знак согласия:

– Да, это точно. Не в обиду будет сказано, но тот, кто требует поменять салат, потому что «в этом слишком много оливок», по-моему, кретин по определению.

Мы оба хохочем, и я прикрываю рот тыльной ладонью, боясь, что расплачусь от смеха.

– Точно! Он такой зануда, что прочитал целую лекцию, излагая свои глубокомысленные рассуждения об оливках. – Я понижаю голос, пытаясь повторить голос неприятного отца неприятной девушки: – «Избыток оливок перебивает тонкий земляной вкус брокколи».

Роберт хохочет, сгибаясь пополам. Упершись руками в колени, он говорит, гораздо лучше воспроизводя голос Макса, чем я сама:

– Можете положить мне четыре оливки? Три я не почувствую, а пять слишком много – это разрушит весь вкус!

Я так смеюсь, что у меня болит живот. Не знаю, сколько это продолжается, но когда я слышу, как дверь рывком распахивается, мы с Робертом инстинктивно замолкаем, оборачиваемся… и видим в дверях Хардина.

Я выпрямляюсь, поправляя платье. Не могу избавиться от ощущения, что сделала что-то плохое, хотя и понимаю, что ничего не было.

– Я не помешал? – рявкает Хардин, привлекая к себе внимание.

– Нет, – отвечаю я, надеясь, что мой голос звучит твердо.

Дыхание мое все еще сбивается от смеха, в голове шумит от выпитого, а в сердце – боль из-за Хардина.

Хардин смотрит на Роберта.

– Надеюсь.

Роберт все еще улыбается, в его глазах искры веселья, пока Хардин изо всех сил старается его запугать. Но он не боится, даже не моргает. Даже если он натренирован и часто сталкивался с подобным дерьмом, чтобы всегда оставаться любезным, то тут, вне пределов слышимости других посетителей, ему, кажется, нет оснований демонстрировать Хардину показную вежливость.

– Чего ты хочешь? – спрашиваю я Хардина.

Когда он поворачивается ко мне, его губы плотно сжаты.

– Иди внутрь, – приказывает он, но я отрицательно мотаю головой. – Тесса, кончай свои игры. Заходи.

Он тянется к моей руке, но я отдергиваю ее и остаюсь на месте.

– Я сказала нет. Возвращайся сам – думаю, твоя подружка скучает, – с ненавистью шиплю я.

– Ты… – Хардин оглядывается на Роберта. – Тебе действительно надо зайти. Нам нужно принести еще напитки. – Он щелкает пальцами как можно оскорбительнее.

– Я и правда пойду внутрь. Но думаю, придется вам поискать кого-то другого, кто позаботится о ваших напитках, – говорит Роберт, пожимая плечами.

Хардин на мгновение теряется; он не привык, чтобы ему так отвечали, особенно незнакомцы.

– Хорошо, выражусь доступнее. – Он подходит к Роберту вплотную. – Отвали от нее. Убирайся внутрь и займись чем-нибудь полезным, прежде чем я возьму тебя за твой дурацкий воротник и грохну башкой о перила.

– Хардин! – восклицаю я, становясь между ними.

Но Роберт остается совершенно спокоен.