После — долго и счастливо
Часть 46 из 87 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Ты приехала одна? – спрашивает Вэнс, не обращая внимания на игривый взгляд Кимберли, пытаясь укусить ее за палец. Я не могу оторвать от них глаз, даже зная, что в ближайшем будущем, а то и вообще, у меня точно не будет ничего похожего.
– Да. Хардин дома у от…
Запнувшись, я поправляюсь:
– У Кена.
Кристиан выглядит разочарованным. Кимберли перестает смотреть на него, и я чувствую, как дыра внутри меня, затянувшаяся за последний час, снова начинает разрастаться при упоминании имени Хардина.
– Как он? Я бы очень хотел, чтобы этот маленький засранец брал трубку, когда я ему звоню, – ворчит Кристиан.
Наверное, виновато вино, но я огрызаюсь:
– У него и так забот по горло.
Грубость в моем голосе очевидна, и я тут же чувствую себя идиоткой:
– Прошу прощения. Я не хотела, чтобы это так прозвучало. Просто на него сейчас много всего навалилось. Извините мою резкость.
Я предпочитаю не обращать внимания на усмешку Кимберли, появившуюся, когда я начала защищать Хардина.
Кристиан качает головой и смеется:
– Да все в порядке. Я это заслужил. Понятно, что ему нелегко. Мне просто хочется поговорить с ним, но я знаю, что он придет, когда будет готов. А сейчас, дамы, я вас покидаю. Было любопытно, о чем это вы так смеялись и визжали. Хотел убедиться, не мои ли кости перемываете.
Он целует Кимберли, торопливо, но нежно, и выкатывается из комнаты. Я протягиваю бокал за добавкой.
– Подожди-ка, значит, ты больше не будешь со мной работать? – спрашивает Кимберли. – Ты не можешь оставить меня с этими стервами! Ты там единственная, кого я могу терпеть, не считая новой девушки Тревора.
– У Тревора есть девушка?
Я делаю глоток холодного вина. Кимберли была права: вино и смех помогают. Я чувствую, как выбираюсь из своей раковины, пытаясь вернуться к жизни. С каждой шуткой и очередной глупой историей становится легче.
– Да! Рыженькая! Помнишь, та, которая занимается соцсетями?
Я пытаюсь вспомнить, но вино затуманивает голову.
– Я ее не знаю. Давно они встречаются?
– Всего пару недель. Но только послушай… – Глаза Кимберли разгораются от любимого занятия – офисных сплетен. – Кристиан слышал их вместе.
Я делаю глоток вина, ожидая объяснений.
– Ну, в прямом смысле «вместе». В смысле как он трахал ее в офисе! А что еще безумнее, так это то, что именно он слышал… – Она замолкает, чтобы рассмеяться. – Они занимались всякими извращениями. Говорю тебе, Тревор – настоящий шельмец в постели. Они шлепали друг друга, называли всякими грязными словечками, ну и все такое.
Меня разбирает смех, точно впечатлительную школьницу. Школьницу, которая слишком много выпила.
– Да ладно!
Представить себе не могу, чтобы вежливый Тревор кого-то шлепал. От одной этой картины я начинаю смеяться еще громче и, встряхнув головой, пытаюсь об этом не думать. Тревор симпатичный, и даже очень, но он слишком хорошо воспитан и мил.
– Клянусь! Кристиан убежден, что он поимел ее привязанной к столу или что-то в этом духе, потому что позже увидел, как тот отстегивает что-то с углов стола! – Кимберли отчаянно жестикулирует, и холодное вино ударяет мне в нос.
После этого бокала я прекращаю пить. Где Хардин, вечно следящий за тем, сколько я пью, когда он мне так нужен?
Хардин.
Сердце начинает биться чаще, а смех быстро угасает, пока Кимберли не добавляет еще одну грязную деталь к истории Тревора.
– Я слышала, он хранит у себя в офисе стек.
– Стек? – переспрашиваю я, понизив голос.
– Да, разновидность плетки. Набери в поисковике, – смеется она.
– Не могу поверить. Он такой милый и вежливый. Он не мог просто взять и привязать женщину к столу и совокупиться с ней! – Я даже вообразить это не могу. Мое вероломный пьяный разум тут же представляет Хардина, столы, веревки и то, как он меня шлепает.
– И вообще, кто занимается сексом в офисе? Боже, да там стены как бумага.
У меня отвисает челюсть. Реальные образы, воспоминания о Хардине, нагибающем меня через стол, вспыхивают перед глазами, и мои и без того раскрасневшиеся щеки, вспыхивают и заливаются румянцем.
Кимберли одаривает меня проницательной улыбкой и склоняет голову набок.
– Видимо, те же, кто занимается сексом в спортзале чужого дома, – хихикает она.
Я пропускаю ее слова мимо ушей, несмотря на смущение.
– Вернемся к Тревору, – говорю я, пряча, насколько это возможно, лицо за бокалом.
– Я знала, что с ним что-то не то. Мужчины, которые каждый день носят костюмы, всегда странные.
– Только в пошлых романах, – возражаю я, думая о книге, которую планировала прочитать. До нее так и не дошли руки.
– Ну а те истории ведь откуда-то взялись? – подмигивает она. – Я так и хожу мимо офиса Тревора в надежде услышать, как он ее шпилит, но не везет… пока.
Несерьезность этой ночи дала мне возможность почувствовать легкость, от которой я уже отвыкла. Я пытаюсь насладиться этим чувством и удержать его в груди как можно дольше – не хочу, чтобы оно ускользало.
– Кто же знал, что Тревор такой ненормальный, а? – Она вскидывает брови, и я качаю головой.
– Гребаный Тревор, – говорю я и замолкаю, а Кимберли разражается хохотом.
– Гребаный Тревор! – визжит она. Я присоединяюсь к ней, думая о том, откуда взялось это прозвище, и мы повторяем его снова и снова в лучших традициях автора.
Глава 48
Хардин
День выдался длинный. Слишком длинный, и я готов уснуть.
Задушевный разговор с Кеном меня совершенно вымотал. А потом еще эта Сара, Соня, или как ее там, и Лэндон, не сводящий с нее глаз за ужином, доконали меня окончательно.
Несмотря на то что я предпочел бы, чтобы Тесса не уезжала, не сказав мне ни слова, мне нельзя пожаловаться вслух: она не обязана отчитываться передо мной.
Я вел себя хорошо, как и обещал ей, и ел молча, а Карен и отец, или кем бы он ни был, осторожно косились на меня, явно ожидая, что я сорвусь и испорчу ужин.
Но этого не случилось. Я сидел тихо и тщательно пережевывал каждый кусок. Даже не клал локти на дурацкую скатерть, которая, по мнению Карен, добавляет весеннего настроения в пастельных тонах или что-то в этом духе, хотя на самом деле это не так. Скатерть просто ужасная, и, пока Карен не видит, кому-нибудь нужно ее сжечь.
После разговора с отцом мне стало немного лучше – чертовски неловко, но лучше. Удивительно, но я продолжаю называть Кена отцом, хотя в подростковые годы мне с трудом удавалось произнести его имя не нахмурившись: я мечтал, чтобы он никуда не исчезал, тогда можно было бы ему врезать. Сейчас, когда я хотя бы отчасти понимаю, через что ему пришлось пройти и почему он так поступил, злость, которая так долго бурлила во мне, утихла.
Странное ощущение, словно что-то выскользнуло из тела. В романах это описывают как прощение, но до сегодняшнего вечера я никогда не испытывал ничего подобного. Не уверен, что оно мне по душе, но, если начистоту, так проще отвлечься от постоянной муки и тоски по Тессе.
Я чувствую себя лучше… счастливее? Не знаю, но теперь все мои мысли о будущем. О будущем, в котором мы с Тессой покупаем ковер и полочки, или чем там еще занимаются женатые люди. Единственные известные мне супруги, которые могут вытерпеть друг друга, это Кен и Карен, и я понятия не имею, что они делают вместе. Кроме того, что строгают детишек, когда им уже за сорок. Я по-детски кривлюсь от этой мысли и делаю вид, что не думал только что об их сексуальной жизни.
Честно говоря, размышлять о будущем гораздо забавнее, чем мне казалось. Раньше я никогда ничего не ждал от него, да и от настоящего тоже. Всегда знал, что буду один, поэтому не строил дурацких планов. Еще восемь месяцев назад мне и в голову не приходило, что бывают такие люди, как Тесса. Я и не предполагал, что где-то поблизости одна несносная блондинка только и ждет, чтобы перевернуть мою жизнь с ног на голову, окончательно свести меня с ума и заставить полюбить себя до последнего вздоха.
Черт, если бы я знал, что она существует, то не тратил бы время впустую, трахая каждую встречную телку. У меня никогда не было такого: сила серо-голубых глаз не вела меня, не сопровождала в моей безумной жизни, поэтому я и совершил слишком много ошибок, и сейчас нужно очень постараться, чтобы все исправить.
Если бы я мог повернуть время вспять, то не прикоснулся бы ни к одной другой девушке. Ни к одной. И если бы я знал, как это прекрасно, – ласкать Тессу, то готовился бы, отсчитывал дни до того момента, как она должна была ворваться в мою комнату в доме братства и начать трогать книги и вещи, несмотря на мое недвусмысленное предостережение этого не делать.
Единственное, что помогает мне более-менее держать себя в руках, – это надежда, что она в конце концов вернется ко мне. Она увидит, что на этот раз я не заберу свои слова назад. Я женюсь на ней, даже если мне придется тащить ее к алтарю силой.
Это еще одна наша проблема – назойливые мысли. Как бы я ни отрицал их вслух, ничего не могу поделать с собой и улыбаюсь, представляя ее в белом платье, сердитую и кричащую на меня, пока я в буквальном смысле тащу ее за ногу по покрытому ковром проходу между скамьями. Играет какая-нибудь дурацкая мелодия на арфе или другом инструменте, который используют только на свадьбах и похоронах.
Если бы у меня был ее номер, я написал бы ей сообщение, просто чтобы убедиться, что у нее все хорошо. Но она не хочет, чтобы он у меня был. Я едва сдержался, чтобы после ужина не вытащить телефон из кармана у Лэндона и не переписать номер.
И вот я лежу на кровати, когда мне следовало бы ехать в Сиэтл. Я мог бы и должен бы это сделать, но нет. Нужно держать дистанцию, или она оттолкнет меня еще дальше. Достав телефон, я начинаю просматривать в темноте ее фотографии. Если в ближайшее время придется довольствоваться только застывшими образами воспоминаний, семисот двадцати двух будет недостаточно, потребуется больше.
Вместо того чтобы продолжать изображать из себя одержимого фотографа, я выбираюсь из кровати и натягиваю штаны. Вряд ли Лэндон или беременная Карен оценят мою наготу. Хотя, может, и да. Улыбнувшись собственным мыслям, я несколько секунд раздумываю над планом. Конечно, Лэндон заупрямится, но его легко уломать. На второй сомнительной шутке о его новой пассии он, покраснев как детсадовец, начнет выкрикивать номер Тессы.
Я стучу дважды, честно предупреждая, что собираюсь войти, и распахиваю дверь. Он спит, лежа на спине, с книгой на груди. Чертов «Гарри Поттер». Следовало догадаться…
Слышится шум, и я вижу слабое мерцание. Словно знак свыше, экран его мобильного начинает светиться, и я хватаю телефон с тумбочки. На экране имя Тессы и начало сообщения: «Привет, Лэндон, спишь? Потому что…»
В режиме предварительного просмотра сообщение не показывается целиком. Мне нужно его дочитать.
Я кручу головой, пытаясь не поддаться ревности.
«Почему она пишет ему так поздно?»
Пытаюсь угадать его пароль, но это гораздо труднее, чем с Тессой. Ее пароль был легким до смешного. Так же как и я, она боялась его забыть и выбрала цифры 1234. Это наш пароль ко всему: ПИН-коды, код к платному кабельному, – мы используем его всегда, когда дело касается цифр.
Мы, черт возьми, и так практически женаты. Нас можно было поженить в тот же момент, когда какой-нибудь хакер вздумал бы красть наши данные.
– Да. Хардин дома у от…
Запнувшись, я поправляюсь:
– У Кена.
Кристиан выглядит разочарованным. Кимберли перестает смотреть на него, и я чувствую, как дыра внутри меня, затянувшаяся за последний час, снова начинает разрастаться при упоминании имени Хардина.
– Как он? Я бы очень хотел, чтобы этот маленький засранец брал трубку, когда я ему звоню, – ворчит Кристиан.
Наверное, виновато вино, но я огрызаюсь:
– У него и так забот по горло.
Грубость в моем голосе очевидна, и я тут же чувствую себя идиоткой:
– Прошу прощения. Я не хотела, чтобы это так прозвучало. Просто на него сейчас много всего навалилось. Извините мою резкость.
Я предпочитаю не обращать внимания на усмешку Кимберли, появившуюся, когда я начала защищать Хардина.
Кристиан качает головой и смеется:
– Да все в порядке. Я это заслужил. Понятно, что ему нелегко. Мне просто хочется поговорить с ним, но я знаю, что он придет, когда будет готов. А сейчас, дамы, я вас покидаю. Было любопытно, о чем это вы так смеялись и визжали. Хотел убедиться, не мои ли кости перемываете.
Он целует Кимберли, торопливо, но нежно, и выкатывается из комнаты. Я протягиваю бокал за добавкой.
– Подожди-ка, значит, ты больше не будешь со мной работать? – спрашивает Кимберли. – Ты не можешь оставить меня с этими стервами! Ты там единственная, кого я могу терпеть, не считая новой девушки Тревора.
– У Тревора есть девушка?
Я делаю глоток холодного вина. Кимберли была права: вино и смех помогают. Я чувствую, как выбираюсь из своей раковины, пытаясь вернуться к жизни. С каждой шуткой и очередной глупой историей становится легче.
– Да! Рыженькая! Помнишь, та, которая занимается соцсетями?
Я пытаюсь вспомнить, но вино затуманивает голову.
– Я ее не знаю. Давно они встречаются?
– Всего пару недель. Но только послушай… – Глаза Кимберли разгораются от любимого занятия – офисных сплетен. – Кристиан слышал их вместе.
Я делаю глоток вина, ожидая объяснений.
– Ну, в прямом смысле «вместе». В смысле как он трахал ее в офисе! А что еще безумнее, так это то, что именно он слышал… – Она замолкает, чтобы рассмеяться. – Они занимались всякими извращениями. Говорю тебе, Тревор – настоящий шельмец в постели. Они шлепали друг друга, называли всякими грязными словечками, ну и все такое.
Меня разбирает смех, точно впечатлительную школьницу. Школьницу, которая слишком много выпила.
– Да ладно!
Представить себе не могу, чтобы вежливый Тревор кого-то шлепал. От одной этой картины я начинаю смеяться еще громче и, встряхнув головой, пытаюсь об этом не думать. Тревор симпатичный, и даже очень, но он слишком хорошо воспитан и мил.
– Клянусь! Кристиан убежден, что он поимел ее привязанной к столу или что-то в этом духе, потому что позже увидел, как тот отстегивает что-то с углов стола! – Кимберли отчаянно жестикулирует, и холодное вино ударяет мне в нос.
После этого бокала я прекращаю пить. Где Хардин, вечно следящий за тем, сколько я пью, когда он мне так нужен?
Хардин.
Сердце начинает биться чаще, а смех быстро угасает, пока Кимберли не добавляет еще одну грязную деталь к истории Тревора.
– Я слышала, он хранит у себя в офисе стек.
– Стек? – переспрашиваю я, понизив голос.
– Да, разновидность плетки. Набери в поисковике, – смеется она.
– Не могу поверить. Он такой милый и вежливый. Он не мог просто взять и привязать женщину к столу и совокупиться с ней! – Я даже вообразить это не могу. Мое вероломный пьяный разум тут же представляет Хардина, столы, веревки и то, как он меня шлепает.
– И вообще, кто занимается сексом в офисе? Боже, да там стены как бумага.
У меня отвисает челюсть. Реальные образы, воспоминания о Хардине, нагибающем меня через стол, вспыхивают перед глазами, и мои и без того раскрасневшиеся щеки, вспыхивают и заливаются румянцем.
Кимберли одаривает меня проницательной улыбкой и склоняет голову набок.
– Видимо, те же, кто занимается сексом в спортзале чужого дома, – хихикает она.
Я пропускаю ее слова мимо ушей, несмотря на смущение.
– Вернемся к Тревору, – говорю я, пряча, насколько это возможно, лицо за бокалом.
– Я знала, что с ним что-то не то. Мужчины, которые каждый день носят костюмы, всегда странные.
– Только в пошлых романах, – возражаю я, думая о книге, которую планировала прочитать. До нее так и не дошли руки.
– Ну а те истории ведь откуда-то взялись? – подмигивает она. – Я так и хожу мимо офиса Тревора в надежде услышать, как он ее шпилит, но не везет… пока.
Несерьезность этой ночи дала мне возможность почувствовать легкость, от которой я уже отвыкла. Я пытаюсь насладиться этим чувством и удержать его в груди как можно дольше – не хочу, чтобы оно ускользало.
– Кто же знал, что Тревор такой ненормальный, а? – Она вскидывает брови, и я качаю головой.
– Гребаный Тревор, – говорю я и замолкаю, а Кимберли разражается хохотом.
– Гребаный Тревор! – визжит она. Я присоединяюсь к ней, думая о том, откуда взялось это прозвище, и мы повторяем его снова и снова в лучших традициях автора.
Глава 48
Хардин
День выдался длинный. Слишком длинный, и я готов уснуть.
Задушевный разговор с Кеном меня совершенно вымотал. А потом еще эта Сара, Соня, или как ее там, и Лэндон, не сводящий с нее глаз за ужином, доконали меня окончательно.
Несмотря на то что я предпочел бы, чтобы Тесса не уезжала, не сказав мне ни слова, мне нельзя пожаловаться вслух: она не обязана отчитываться передо мной.
Я вел себя хорошо, как и обещал ей, и ел молча, а Карен и отец, или кем бы он ни был, осторожно косились на меня, явно ожидая, что я сорвусь и испорчу ужин.
Но этого не случилось. Я сидел тихо и тщательно пережевывал каждый кусок. Даже не клал локти на дурацкую скатерть, которая, по мнению Карен, добавляет весеннего настроения в пастельных тонах или что-то в этом духе, хотя на самом деле это не так. Скатерть просто ужасная, и, пока Карен не видит, кому-нибудь нужно ее сжечь.
После разговора с отцом мне стало немного лучше – чертовски неловко, но лучше. Удивительно, но я продолжаю называть Кена отцом, хотя в подростковые годы мне с трудом удавалось произнести его имя не нахмурившись: я мечтал, чтобы он никуда не исчезал, тогда можно было бы ему врезать. Сейчас, когда я хотя бы отчасти понимаю, через что ему пришлось пройти и почему он так поступил, злость, которая так долго бурлила во мне, утихла.
Странное ощущение, словно что-то выскользнуло из тела. В романах это описывают как прощение, но до сегодняшнего вечера я никогда не испытывал ничего подобного. Не уверен, что оно мне по душе, но, если начистоту, так проще отвлечься от постоянной муки и тоски по Тессе.
Я чувствую себя лучше… счастливее? Не знаю, но теперь все мои мысли о будущем. О будущем, в котором мы с Тессой покупаем ковер и полочки, или чем там еще занимаются женатые люди. Единственные известные мне супруги, которые могут вытерпеть друг друга, это Кен и Карен, и я понятия не имею, что они делают вместе. Кроме того, что строгают детишек, когда им уже за сорок. Я по-детски кривлюсь от этой мысли и делаю вид, что не думал только что об их сексуальной жизни.
Честно говоря, размышлять о будущем гораздо забавнее, чем мне казалось. Раньше я никогда ничего не ждал от него, да и от настоящего тоже. Всегда знал, что буду один, поэтому не строил дурацких планов. Еще восемь месяцев назад мне и в голову не приходило, что бывают такие люди, как Тесса. Я и не предполагал, что где-то поблизости одна несносная блондинка только и ждет, чтобы перевернуть мою жизнь с ног на голову, окончательно свести меня с ума и заставить полюбить себя до последнего вздоха.
Черт, если бы я знал, что она существует, то не тратил бы время впустую, трахая каждую встречную телку. У меня никогда не было такого: сила серо-голубых глаз не вела меня, не сопровождала в моей безумной жизни, поэтому я и совершил слишком много ошибок, и сейчас нужно очень постараться, чтобы все исправить.
Если бы я мог повернуть время вспять, то не прикоснулся бы ни к одной другой девушке. Ни к одной. И если бы я знал, как это прекрасно, – ласкать Тессу, то готовился бы, отсчитывал дни до того момента, как она должна была ворваться в мою комнату в доме братства и начать трогать книги и вещи, несмотря на мое недвусмысленное предостережение этого не делать.
Единственное, что помогает мне более-менее держать себя в руках, – это надежда, что она в конце концов вернется ко мне. Она увидит, что на этот раз я не заберу свои слова назад. Я женюсь на ней, даже если мне придется тащить ее к алтарю силой.
Это еще одна наша проблема – назойливые мысли. Как бы я ни отрицал их вслух, ничего не могу поделать с собой и улыбаюсь, представляя ее в белом платье, сердитую и кричащую на меня, пока я в буквальном смысле тащу ее за ногу по покрытому ковром проходу между скамьями. Играет какая-нибудь дурацкая мелодия на арфе или другом инструменте, который используют только на свадьбах и похоронах.
Если бы у меня был ее номер, я написал бы ей сообщение, просто чтобы убедиться, что у нее все хорошо. Но она не хочет, чтобы он у меня был. Я едва сдержался, чтобы после ужина не вытащить телефон из кармана у Лэндона и не переписать номер.
И вот я лежу на кровати, когда мне следовало бы ехать в Сиэтл. Я мог бы и должен бы это сделать, но нет. Нужно держать дистанцию, или она оттолкнет меня еще дальше. Достав телефон, я начинаю просматривать в темноте ее фотографии. Если в ближайшее время придется довольствоваться только застывшими образами воспоминаний, семисот двадцати двух будет недостаточно, потребуется больше.
Вместо того чтобы продолжать изображать из себя одержимого фотографа, я выбираюсь из кровати и натягиваю штаны. Вряд ли Лэндон или беременная Карен оценят мою наготу. Хотя, может, и да. Улыбнувшись собственным мыслям, я несколько секунд раздумываю над планом. Конечно, Лэндон заупрямится, но его легко уломать. На второй сомнительной шутке о его новой пассии он, покраснев как детсадовец, начнет выкрикивать номер Тессы.
Я стучу дважды, честно предупреждая, что собираюсь войти, и распахиваю дверь. Он спит, лежа на спине, с книгой на груди. Чертов «Гарри Поттер». Следовало догадаться…
Слышится шум, и я вижу слабое мерцание. Словно знак свыше, экран его мобильного начинает светиться, и я хватаю телефон с тумбочки. На экране имя Тессы и начало сообщения: «Привет, Лэндон, спишь? Потому что…»
В режиме предварительного просмотра сообщение не показывается целиком. Мне нужно его дочитать.
Я кручу головой, пытаясь не поддаться ревности.
«Почему она пишет ему так поздно?»
Пытаюсь угадать его пароль, но это гораздо труднее, чем с Тессой. Ее пароль был легким до смешного. Так же как и я, она боялась его забыть и выбрала цифры 1234. Это наш пароль ко всему: ПИН-коды, код к платному кабельному, – мы используем его всегда, когда дело касается цифр.
Мы, черт возьми, и так практически женаты. Нас можно было поженить в тот же момент, когда какой-нибудь хакер вздумал бы красть наши данные.