После — долго и счастливо
Часть 42 из 87 Информация о книге
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Я безумно рад, что она постучалась в мою дверь. Не знаю, сколько бы я еще выдержал, не видясь с ней и не слыша ее голос.
– Ты уверена? – уточняю я. Мне нужно знать, что это для нее значит.
– Да. – Она открывает один глаз, и я, не в силах сдержаться, расплываюсь в глупой улыбке.
– Отлично, – киваю я.
Я смотрю на нее, расслабленную после пожара страсти, и мне так приятно, что она снова со мной, пусть и всего на несколько мгновений. Она снова закрывает глаза, и в этот момент я кое-то вспоминаю:
– А зачем ты вообще сюда пришла?
Сонливое, довольное выражение тут же исчезает с ее красивого лица, и она широко распахивает глаза, прежде чем вернуть себе невозмутимость.
– В чем дело? – спрашиваю я, и в моих воспаленных мыслях всплывает лицо Зеда. – Пожалуйста, расскажи мне.
– Это Карен. – Она перекатывается на другую сторону кровати, и я заставляю себя не пялиться на ее идеальную грудь.
Какого черта мы, голые, обсуждаем Карен?
– Так… И что с ней?
– Она… ну… – Тесса замолкает, и у меня сжимается в груди от внезапного страха за эту женщину, да и за Кена тоже.
– Что с ней?
– Она беременна.
«Что? Какого черта?»
– От кого?
Мое недоумение смешит Тессу.
– От твоего отца, – говорит она, но быстро исправляется. – От Кена. От кого же еще?
Не знаю, что я ожидал услышать, но уж точно не то, что Карен беременна.
– Что?
– Конечно, это немного неожиданно, но они очень счастливы.
«Немного неожиданно?»
Да это, черт возьми, гораздо больше, чем «немного неожиданно».
– У Кена и Карен будет ребенок? – задаю я нелепый вопрос.
– Да. – Тесса внимательно оглядывает меня. – Что ты об этом думаешь?
Что я думаю? Черт, да откуда мне знать? Я едва знаю этого человека, мы только начали строить отношения, а теперь выясняется, что у него будет ребенок? Другой ребенок, которого в этот раз он не покинет и поможет вырастить?
– Наверное, неважно, что я думаю? – говорю я, безуспешно пытаясь заткнуть рот нам обоим. Ложусь на спину и закрываю глаза.
– Нет, важно. Для них это важно. Они хотят, чтобы ты знал, Хардин: малыш ничего не изменит. Они хотят, чтобы ты был частью их семьи. Ты снова станешь старшим братом.
«Старшим братом?»
Я вспоминаю о Смите и его странной взрослой манере поведения, и мне становится дурно. Слишком много всего для одного человека, а особенно такого запутавшегося, как я.
– Хардин, я знаю, это трудно переварить сразу, но мне кажется…
– Все в порядке. Мне нужно в душ. – Я выбираюсь из кровати и хватаю с пола шорты.
Пока я их натягиваю, Тесса садится на кровати, сбитая с толку и обиженная.
– Если ты хочешь поговорить, я готова выслушать. Я хотела, чтобы ты узнал все от меня.
Это уже слишком. Она даже не хочет быть со мной.
Она отказалась выйти за меня замуж.
«Почему она не видит, кто мы? Кто мы, когда вместе».
Мы не можем существовать отдельно друг от друга. Наша любовь – это любовь из романов, лучше любой книжки Остин или Бронте.
Сердце выскакивает из груди, я едва могу дышать.
Она чувствует себя так, будто не живет? Я не могу этого понять. Просто не могу. Я живу, только когда она со мной. Она для меня дыхание жизни, без нее я ничто. Я не смогу ни выжить, ни жить.
Но даже если бы и смог, не захотел бы.
Черт, мрачные мысли пытаются пробиться обратно в мою голову, и я потрясен, сколько сил приходится приложить, чтобы не погас тот крошечный огонек, который зажгла во мне Тесса.
Когда это закончится? Когда дерьмо перестанет всплывать всякий раз, как я наконец начинаю контролировать собственный разум?
Глава 45
Тесса
И вот я, вернее, мы снова завязли в бесконечном круге счастья, вожделения, страсти, всепоглощающей любви и боли. Похоже, боль одерживает победу – она всегда выигрывает, а я устала сражаться.
Наблюдаю, как он проходит по комнате, и заставляю себя не придавать этому значения. Когда закрывается дверь, я хлопаю себя по лбу и потираю виски. Что со мной, если я, судя по всему, не вижу ничего, кроме него? Как вышло, что, проснувшись утром, я была готова жить без него, а несколько часов спустя оказалась в его постели?
Ненавижу, что у него надо мной такая власть, но, хоть убей, не в силах положить этому конец. Нельзя винить его за мою слабость, иначе я упрекнула бы его в том, что из-за него мне трудно понять разницу между правильным и неправильным. Когда он улыбается, эта граница размывается, и совершенно невозможно бороться с чувством, охватывающим все тело.
Он заставляет меня смеяться так же часто, как и плакать. Он заставляет меня снова чувствовать, хотя я была убеждена, что внутри на всю жизнь осталась только пустота. Я нисколько не сомневалась, что никогда не смогу испытать ни единого чувства, но Хардин выдернул меня из этого состояния: протянул руку, когда остальным было все равно, и вытащил меня на поверхность.
Однако ничто из этого не меняет того, что мы не можем быть вместе. У нас просто ничего не получается, и я не позволю себе снова воскресить надежду только для того, чтобы в очередной раз разочароваться, когда он отвернется, когда заберет обратно все свои признания. Я не согласна, чтобы мое сердце снова и снова рвал на части единственный человек, который меня спасает.
И вот я сижу, закрыв лицо руками, и как ненормальная прокручиваю в голове совершенные ошибки – свои, его, наших родителей. Мои ошибки разъедают разум, отказываясь подарить покой.
Мне удалось ощутить лишь намек на спокойствие и блаженство, когда меня гладили его руки, когда меня целовали его горячие губы, когда его пальцы ласкали чувствительную кожу моих бедер. Однако несколько минут спустя огонь погас, и я снова в одиночестве. В одиночестве, расстроенная и растерянная: история повторяется, только конец еще более жалок, чем в прошлый раз.
Поднявшись с постели, я застегиваю лифчик и натягиваю через голову толстовку Лэндона. Меня не должно быть здесь, когда вернется Хардин. Я не могу прождать следующие десять минут, готовясь к тому, что он решит выкинуть в этот раз. Это повторялось слишком часто, но в конце концов моя потребность в нем перестала быть такой непреодолимой, как раньше. Он больше не хозяин всех моих мыслей и не в ответе за каждый мой вздох. Теперь я способна видеть, что есть жизнь и после него.
А только что я повторно совершила ошибку. Вот что это было. Ужасная ошибка, о которой грубо напоминает тишина в комнате.
К тому времени как открывается дверь ванной, я уже одета и сижу в своей комнате. Шаги звучат громче, и ему хватает всего пары секунд, чтобы понять, что меня нет.
Не постучавшись, – я знала, что он не постучит, – он заходит ко мне.
Я сижу на кровати, скрестив перед собой ноги, будто защищаясь. Должно быть, я кажусь ему жалкой: в глазах застыли слезы сожаления, на коже до сих пор его запах.
– Почему ты ушла? – С его влажных волос стекает на лоб вода, руки упираются в голые бедра, – шорты слишком низко.
– Это не я. Это ты ушел, – упрямо уточняю я.
Несколько секунд он безучастно смотрит на меня.
– Наверное, ты права. Вернешься?
Он высказывает требование в форме вопроса, и я борюсь сама с собой, чтобы не встать с кровати.
– Вряд ли это хорошая мысль. – Я отворачиваюсь от его пристального взгляда, и он, пройдя через всю комнату, садится напротив меня на кровати.
– Почему? Прости, что психанул. Я просто не знал, что и думать, и, если уж совсем начистоту, боялся, что ляпну что-то не то. Поэтому и решил, что лучше выйти из комнаты и остыть.
«Почему он не мог вести себя так раньше? Почему не мог быть честным и уравновешенным, когда было нужно? Почему он захотел измениться только после того, как я его оттолкнула?»
– Ты мог хотя бы намекнуть на это, а не просто оставлять меня там одну, – киваю я, собираясь с остатками сил. – Думаю, нам не следует быть наедине.
В его глазах разгорается бешенство.
– О чем ты говоришь? – рычит он. Вот вам и уравновешенность.
Я не разнимаю скрещенных на груди рук.
– Я хочу быть рядом с тобой и буду, если ты захочешь поговорить о чем-то, или просто высказаться, или если тебе понадобится кто-то близкий, но действительно считаю, что нам лучше общаться на нейтральной территории. Например, в гостиной или на кухне.
– Ты ведь не серьезно? – хмурится он.