После — долго и счастливо

– Пошел к черту! Я тоже мог трахнуть Тессу – она легко отдалась бы мне сегодня вечером, если бы не объявился ты! – Его кулак обрушивается на мою челюсть, и Тесса визжит от ужаса. Во рту ощущается резкий металлический привкус, и я судорожно сглатываю кровь, прежде чем вытереть рукавом губы и подбородок.

– Зед! – кричит Тесса, подбегая ко мне. – Убирайся! Сейчас же! – Она упирается своими кулачками ему в грудь, и я, удерживая, мягко отвожу ее подальше.

Тесса наконец услышала, как он говорит о ней в таком ключе, и однозначность ситуации приводит меня в восторг. Все это время я предупреждал ее об этом. Он никогда не был тем милым, невинным парнем, каким ей казался.

Несомненно, он испытывает к ней определенные чувства – я еще не ослеп окончательно, – но его намерения никогда не были искренними. Он только что доказал это ей, и я совершенно счастлив. Может, я и эгоистичная сволочь, но я никогда этого и не отрицал.

Не сказав больше ни слова, Зед покидает гостиную и выходит под дождь. В окнах мелькает свет фар, когда он отъезжает и исчезает в конце улицы.



– Хардин? – раздается голос Тессы, тихий и усталый. Уже почти час мы провели на заднем сиденье такси в полном молчании.

– Да? – Голос меня подводит, и я прочищаю горло.

– Кто такая Саманта?

Я ждал, что она задаст этот вопрос, с тех пор, как мы отъехали от дома ее матери. Можно соврать, можно сочинить какую-нибудь чушь и выставить Зеда полным засранцем, каким он и является, а можно хотя бы раз остаться с ней честным.

– Это девушка, которая проходила стажировку в «Вэнс». Я ее трахнул, она в то время встречалась с Зедом.

Я решаю не обманывать ее, но сожалею о грубости, когда она вздрагивает.

– Извини, просто хочу быть честным, – добавляю я, пытаясь смягчить слова.

– Ты знал, что она его девушка, когда переспал с ней? – Она пристально смотрит на меня – так, как только она это может.

– Да, знал. Поэтому и сделал это, – пожимаю я плечами, не обращая внимания на непонятно откуда взявшиеся угрызения совести.

– Зачем? – Она пытается прочесть в моих глазах подходящий ответ, но его нет. Есть только правда. Грязная, мерзкая правда.

– Мне нет оправданий, для меня это была просто игра, – вздыхаю я, жалея о том, какой я кусок дерьма.

Не из-за Зеда, не из-за Саманты, а из-за этой красивой милой девочки, в глазах которой нет ни капли осуждения даже теперь, когда она смотрит на меня, ожидая дальнейших объяснений.

– Не забывай, до того, как мы познакомились, я был другим человеком. Совсем непохожим на того, кого ты знаешь. Знаю, ты думаешь, что сейчас я полный идиот, но, поверь, раньше ты возненавидела бы меня еще сильнее. – Я отворачиваюсь и смотрю в окно. – Может, так и не кажется, но ты мне очень помогла, Тесс. Ты дала мне цель.

Я слышу ее судорожный вздох и с досадой понимаю, как, должно быть, жалко и неискренне звучат мои слова.

– Какую цель? – робко спрашивает она, нарушая неожиданно опустившееся безмолвие ночи.

– Я пока пытаюсь это понять. Но я разберусь, поэтому, пожалуйста, постарайся побыть рядом, пока я не найду ответ.

Она смотрит на меня, но не произносит ни слова.

Я благодарен ей за молчание: вряд ли я смог бы справиться с отказом прямо сейчас. Повернув голову, я смотрю в кромешную темноту за окном и радуюсь, что с ее губ не сорвалось ничего окончательного и непоправимого.





Глава 39

Тесса




Я просыпаюсь от прикосновения рук, обнимающих меня за талию, когда меня выносят из машины. Белый огонек на крыше такси напоминает о прошлой ночи. Я оглядываюсь вокруг, на миг испугавшись, пока не понимаю, что мы у дома Кена, а не…

– Я бы никогда не привез тебя туда снова, – говорит Хардин мне на ухо, в точности зная, о чем я буду беспокоиться, еще до того, как эта мысль появится у меня в голове.

Я не делаю попыток вырваться, пока Хардин несет меня по подъездной дорожке к дому. Карен еще не легла и сидит в кресле у окна, листая кулинарную книгу. Хардин ставит меня на ноги, и меня немного покачивает.

Поднявшись, Карен подходит ко мне и обнимает.

– Милая, чем тебя порадовать? Я испекла карамельные пирожные, тебе понравится. – Улыбнувшись, она обнимает меня теплой рукой и увлекает на кухню. Хардин и бровью не ведет.

– Отнесу твою сумку наверх, – доносится до нас его голос.

– Лэндон спит? – спрашиваю я его мать.

– Думаю, да. Но мне кажется, он не будет против, если ты его разбудишь. Еще рано, – улыбается Карен и, прежде чем я успеваю ее остановить, перекладывает на тарелку маленькое, покрытое карамелью пирожное.


– Нет, все в порядке. Увидимся с ним завтра.

В добрых глазах матери Лэндона светится привычная нежность. Ее пальцы нервно теребят обручальное кольцо.

– Знаю, сейчас неподходящий момент, но я хотела поговорить с тобой кое о чем. – В ее теплых карих глаза мелькает беспокойство, и она жестом предлагает мне заняться десертом, а сама наливает два стакана молока.

Я с полным ртом киваю, чтобы она продолжала. До этого у меня не получилось перехватить ни кусочка – было не до того, и день выдался длинный. Я тянусь за добавкой.

– На тебя и так слишком много свалилось за последнее время, так что, если хочешь, я просто оставлю тебя в покое. Я не обижусь, хотя мне действительно важно знать твое мнение по одному вопросу.

Я снова киваю, наслаждаясь десертом.

– Это насчет Хардина и Кена.

Мои глаза округляются, я в тот же момент давлюсь пирожным и тянусь за глотком молока.

«Она знает? Хардин что-то рассказал?»

Карен стучит меня по спине, пока я пью холодное молоко, и растирает ее круговыми движениями.

– Кен очень рад, что Хардин наконец начал относиться к нему терпимо. Он так счастлив, что отношения с сыном стали налаживаться, – он всегда этого хотел. Хардин – его самый большой повод для раскаяния, и долгие годы мне было больно видеть его таким. Я знаю, что он совершал ошибки – много-много ошибок, – и не собираюсь его оправдывать.

Ее глаза наполняются слезами, и она вытирает уголки глаз.

– Извини, – улыбается она. – Я так переживаю. – Пару раз глубоко вздохнув, она добавляет: – Он уже не тот человек, что раньше. Он прошел через годы терапии и трезвости, годы осознания и угрызений совести.

«Она знает».

Карен знает про Триш и Кристиана. В груди что-то сжимается, и мои глаза тоже наполняются слезами.

– Я понимаю, что вы хотите сказать. – Я переживаю за них. Люблю как родных и волнуюсь за каждого в этой семье, полной секретов, зависимостей и сожалений.

– Понимаешь? – Она вздыхает с явным облегчением. – Лэндон рассказал тебе о ребенке? Мне следовало догадаться. Значит, Хардин тоже в курсе?

Я снова давлюсь пирожным. После неловкого приступа кашля, в течение которого Карен не спускает с меня глаз, я наконец спрашиваю:

– Что? Ребенок?

– Так ты не знала, – мягко смеется она. – Конечно, я намного старше, чем представляется, когда речь заходит о беременной женщине, но мне только слегка за сорок и доктор заверил, что я вполне здорова…

– Ребенок? – Слава богу, она не знает о том, что Кристиан – отец Хардина. Однако подобного сюрприза я тоже никак не ожидала.

– Да, – улыбается она. – Я была поражена так же, как и ты. Кен тоже. Он так волновался за меня. У Лэндона чуть не случился нервный срыв: он знал обо всех моих походах к врачу, но я не говорила ему о причине, и он, бедняжка, решил, что я больна. Я чувствовала себя ужасно, пришлось признаться. Это не было запланировано, – она заглядывает мне в глаза, – но теперь, оправившись от первого шока в связи с таким поздним прибавлением в семействе, мы счастливы.

Я обнимаю ее, и впервые за последние дни мне радостно на душе. На место пустоты пришла радость. Я люблю Карен и в восторге за нее. Это такое прекрасное чувство. Я уже начала бояться, что никогда не смогу испытать его снова.

– Это потрясающе! Я так рада за вас обоих! – вырывается у меня, и ее объятия становятся крепче.

– Спасибо, Тесса. Я знала, что ты обрадуешься. Чем дольше я живу с этим знанием, тем счастливее себя чувствую. – Отстранившись, она целует меня в щеку, потом смотрит прямо в глаза. – Я просто волнуюсь, как к этому отнесется Хардин.

В тот же миг моя радость за Карен трансформируется в тревогу за Хардина. Вся его жизнь оказалась ложью, и он не слишком хорошо воспринял новости. У мужчины, которого он считал отцом, скоро родится другой ребенок, и про Хардина забудут. Правда это или нет, но я знаю его достаточно хорошо и понимаю, о чем он подумает. Карен тоже об этом знает, вот почему она так волновалась.

– Вы не возражаете, если я сама ему сообщу? – спрашиваю я. – Если нет, я не обижусь.

Я не позволяю себе слишком задумываться о происходящем. Конечно, я веду себя непоследовательно, но, если мы с Хардином расстаемся, мне нужно удостовериться, что я не оставляю за собой хаос.

«Это отговорка», – шепчет мой внутренний голос.

– Нет, разумеется, нет. Сказать по правде, я на тебя и надеялась. Знаю, что ставлю тебя в неловкое положение, и не хочу, чтобы ты думала, что обязана вмешаться, но мне страшно представить, как отреагирует Хардин, если ему об этом расскажет Кен. Ты одна знаешь, как с ним справиться.

– Все в порядке, правда. Поговорю с ним завтра же.

Она снова меня обнимает.

– У тебя был трудный день. Прости, что рассказала обо всем сейчас, следовало бы подождать. Просто не хочется, чтобы эта новость стала для него полной неожиданностью – мой живот понемногу округляется. В его жизни было достаточно сложностей, и я постараюсь сделать все возможное, чтобы не создавать лишних проблем. Я хочу, чтобы он знал: он – член семьи, мы все его очень любим, и с появлением ребенка ничего не изменится.

– Он знает, – говорю я. Возможно, он пока не хочет это признавать, но он знает.

На лестнице слышатся шаги, и мы с Карен непроизвольно отстраняемся друг от друга. Когда Хардин заходит в кухню, мы обе вытираем мокрые щеки, и я в очередной раз откусываю от пирожного. Он принял душ и сменил одежду: теперь на нем спортивные брюки со слишком короткими штанинами. Нашивка Центрального Вашингтонского университета на бедре сразу же выдает одежду Лэндона. Он что, собирается ходить в таком виде?

При других обстоятельствах я бы поддразнила его по поводу брюк. Но не сейчас. Между нами все хуже некуда, хотя, что касается меня, все хорошо. Мы так запутались. Но опять же – в наших отношениях никогда не было ни здравого смысла, ни порядка, так почему расставаться мы должны как-то по-другому?

– Я иду спать, тебе что-нибудь нужно? – спрашивает он резким низким голосом.